Празднования новоселья гувернантка ожидала с не меньшим волнением, чем ее хозяйка. Давненько она не выходила в свет! А тут такое... Богатое воображение Виолетты рисовало ей красочные картины, одна заманчивее другой. Она загодя тщательно продумала свой внешний вид, от обуви до макияжа, достала из шкафа вечернее платье, несколько раз критически его осмотрела и осталась довольна. Конечно, не последний крик моды, но выглядит вполне прилично.
Накануне прошла гроза, что доставило Кирилловым немало беспокойства – а ну как погода совсем испортится, что тогда делать? За ужином (в отличие от остальной прислуги Виолетта столовалась вместе с хозяевами) срочно продумывали запасные варианты, прикидывали, как разместить столы в доме и чем занять гостей в случае плохой погоды. Но, к всеобщей радости, день в субботу выдался хоть и не слишком солнечным, но, по крайней мере, теплым и без дождя. Так что все шло по первоначальному плану – если не считать конфликта с Катей. Девочка наотрез отказалась сменить свои черные джинсы и балахон с традиционной фотографией «легенды русского рока» на цивильную одежду. Она с презрением назвала купленное матерью в молодежном бутике на Тверской платье «попсовым» и заявила, что если уж предки так хотят видеть ее на своей тусе, то пусть терпят ее прикид. А лично ей, Кате, эта их пати на фиг не нужна. Все опять шло к скандалу, но Виолетте удалось разрядить обстановку. Дождавшись, пока девочка убежит к себе, она постаралась внушить рассерженным Тине и Стасу, что все только к лучшему. По большому счету Катя еще слишком мала для взрослой вечеринки. А с другой стороны, она сама вскоре пожалеет о своем упрямстве и попросит прощения. И оба родителя вынуждены были с ней согласиться.
Соответственно, гостей встречали вчетвером – еще не успевшая переодеться Виолетта стояла рядом с Сашурой и зорко следила, чтобы он не баловался и не испачкал нарядный костюмчик. На правах старых друзей первыми приехали Федоровы. Увидев накрытые на лужайке столы, снующих туда-сюда официантов и украшенный фонариками сад, Алексей только присвистнул: «Ну, ребята, вы даете!»
Марьяна в темно-красном, почти черном, бархатном платье и с такой же розой в волосах была так ослепительно хороша, что Тина изменилась в лице:
– Какое милое платьице, я его не видела, неужели новое? Право же, не стоило так из-за нас тратиться. Надела бы то, бежевое, в котором ты всегда выходишь в свет, я его очень люблю.
– Ну что ты, дорогая! – отвечала та, бросая презрительный взгляд на декольте подруги, обнажившее выпирающие, как у подростка, ключицы. – Разве я могла позволить себе явиться на твой прием замарашкой? У вас тут такая красота!
– Тебе правда нравится? А как тебе кажется, не слишком шикарно? Может, стоило бы быть чуть скромнее?
– Ни в коем случае! – Марьяна кривила губы в улыбке. – Это ведь не какие-нибудь посиделки, а презентация твоего дома. А как говорят у моего любимого Островского: «Дорогой бриллиант дорогой оправы требует. И хорошего ювелира». На мой взгляд, тебе все-таки стоило пригласить профессионального дизайнера.
– По-твоему, что-то не так? – насторожилась Тина. Она всегда знала, что в области вкуса сильно проигрывает Марьяне, и это было одним из самых ее больных мест.
– Что ты, что ты! Ты все сделала великолепно! Просто, наверное, у тебя было столько хлопот? Ты выглядишь такой усталой, такой замученной!
Алексей сердечно поздоровался с Виолеттой и перекинулся с ней парой слов – за все время, пока Марьяна готовила новую гувернантку к должности, они так ни разу и не увиделись. Зато его супруга лишь слегка кивнула своей протеже и поспешила прошествовать мимо.
Вскоре стали прибывать остальные гости, и у Виолетты зарябило в глазах от роскоши нарядов, блеска бриллиантов и мелькания лиц, многие из которых были ей знакомы по экрану телевизора или страницам светской хроники.
В добрые старые времена, когда Виолетта работала в Министерстве образования и была гражданской женой директора престижного кладбища, она также общалась со знаменитостями – им, как и простым людям, тоже нужно было хоронить родителей и устраивать детей в сады и спецшколы. Но тогда они выступали в роли просителей, нуждались в ней и вели себя абсолютно по-другому. Ей улыбались, перед ней заискивали, говорили комплименты и приглашали на свои спектакли и выставки. А теперь она была пустым местом, служанкой при богатых господах, и ее просто не замечали.
Не прошло и четверти часа, как Тина попросила увести Сашуру. Первое время он изо всех сил старался себя вести хорошо, но вскоре устал и расшалился.
– Пойдите с ним в дом, Виолетта Анатольевна! – велела хозяйка. – Нечего ему тут делать, пусть побудет в детской. Поиграйте во что-нибудь спокойное, уложите его спать и на сегодня можете быть свободны.
– Только, пожалуйста, обязательно загляните еще к Катюшке, – попросил Стас. – Узнайте, как она там.
И Виолетте не оставалось ничего другого, как подчиниться. Она взяла мальчика за руку и повела в дом, утешаясь тем, что Стас провожает ее долгим взглядом.
Уложив своего подопечного и убедившись, что мальчик крепко спит, Виолетта на цыпочках выскользнула в коридор и постучалась в комнату напротив, где жила Катя. Никто не ответил, и тогда гувернантка решительно толкнула дверь, которая легко подалась – по настоянию Тины запоры на дверях обеих детских были только снаружи.
Абсолютно темная комната освещалась только единственной свечой, стоявшей прямо на полу. Там же сидела, скрестив ноги, Катя в вечных своих наушниках. Между ней и свечой лежал вырезанный из какого-то журнала портрет Цоя. Воспитательнице сразу же стало ясно, что ее прогнозы не оправдались – девочка и не думала сожалеть о своем поступке, извиняться перед родителями и проситься на праздник.
– Ну кто там еще? – рассерженно выкрикнула она. – Какого хрена вы ко мне вламываетесь?
– Катенька, ты с ума сошла! – Виолетта поспешно задула свечу и зажгла верхний свет. – Посмотри, ты закапала воском весь пол. И потом, вдруг свеча упадет, ковровое покрытие загорится, и будет пожар.
– Да наплевать! Пусть тут хоть все сгорит к чертовой матери! И вы в том числе!
Дерзость Кати выводила Виолетту из себя, пожалуй, даже больше, чем непоседливость Сашуры. Но она взяла себя в руки и сказала только:
– Если бы свеча упала, то загорелся бы прежде всего портрет твоего кумира. А тебе ведь этого не хотелось бы, правда?
Катя промолчала, очевидно, вняв разумности довода. А Виолетта продолжала:
– Если уж это тебе так надо, то хотя бы поставь свечу в подсвечник – вон у тебя их сколько на полке!
– Ладно! – буркнула Катя. – Только оставьте меня в покое.
В данный момент у Виолетты не было никакого желания заниматься ее воспитанием. В другие моменты, впрочем, тоже не бывало, но сейчас – особенно. Поэтому она молча вышла из комнаты, спустилась на улицу и пошла по боковой аллее к флигелю, стараясь не обращать внимания на музыку, смех, веселые голоса и звон бокалов, доносившиеся с лужайки.
Ей мучительно хотелось на праздник. Может, подняться сейчас к себе, надеть вечернее платье, причесаться, накраситься и все-таки выйти к гостям? На вечеринке, в непринужденной обстановке, можно будет поболтать со Стасом, возможно даже, он пригласит ее потанцевать... На тропинке перед старым домом ей встретилась Галина Ивановна. От усталости бедная женщина еле передвигала ноги и тяжело, одышливо дышала.
– Ну, вы на сегодня отработали? Счастливая, завидую вам! А у меня еще забот полон рот, до самого утра. Хорошо, Станислав Алексеевич завтра всей прислуге внеочередной выходной обещал. Ну, вас-то это не касается, вы по другой части служите. А мне так кстати, я бы к сыну съездила, если, конечно, силы будут...
«Прислуга... – подумала Виолетта, расставшись с экономкой. – Вот кто я здесь. Прислуга должна знать свое место. Нет, на банкет никак нельзя, Тине это может не понравиться. А она, Виолетта, ни в коем случае не должна вызывать даже малейшее неудовольствие хозяев».
Из окна ее комнаты была хорошо видна лужайка с накрытыми столами, суетящиеся официанты, неторопливо перемещающиеся гости. Уже смеркалось, но от ярких разноцветных гирлянд было светло как днем. Где-то за деревьями раздался громкий хлопок – это Витек, отвечавший за фейерверки, запустил первую петарду. Высоко вверх взлетел шипящий серебряный столб, и в синем вечернем небе внезапно вспыхнул и расцвел яркий цветок, замер на миг и рассыпался целым ворохом разноцветных переливающихся искр. Господи, какая красота! Какие же чудеса теперь научились делать! Ни в какое сравнение не идет с теми салютами, которыми Виолетта во времена своей молодости любовалась на Ленинских горах. Переодетая в халат, она долго стояла у открытого окна, не в силах оторваться от завораживающего зрелища, и курила, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу, перевезенную сюда из дома вместе со старинным зеркалом. Для его доставки даже понадобилось нанимать «Газель» – в багажник легковушки оно, конечно, не влезло.
– Завидуешь? – спросила сидевшая на подоконнике Старуха. Она тоже глядела в сад на фейерверки и нарядную публику. – Небось представляешь сейчас себя на их месте, в таком вот роскошном туалете, вся в бриллиантах, с бокалом коллекционного вина!
– Думаю, я выглядела бы не хуже, чем этот заморыш Тина! – Виолетта затушила окурок и принялась убирать в шкаф так и не пригодившееся вечернее платье.
– Да уж, конечно! Скажи еще, что рядом со Стасом ты смотрелась бы куда уместнее.
– А что, скажешь, это не так?
– Старовата ты для него, не находишь?
– Старовата? Да ты погляди на меня! – Виолетта обернулась к зеркалу, призывая его в свидетели. – Признайся, разве мне можно дать больше сорока? Да со стороны мы с ним как ровесники!
– Я смотрю, ты всерьез решила им заняться!
– А ты что думаешь, я дура – упускать такой шанс? Ты пойми, ведь в мое время ничего такого не было! Эх, опоздала я родиться...
– Это точно. Всего бы лет на двадцать попозже!.. Сейчас бы все имела – и такой особняк, и такие машины... А теперь – только облизываешься.