– Понятно.
– Пойдем, ты должен кое-что увидеть.
Мама вывела меня во двор через парадный вход. В тени гигантского пекана мы остановились. Мама жестом указала на полицейскую машину, припаркованную через дорогу, у самого края дренажного канала на участке мистера Джонни.
– Знаешь, кто в машине?
Я покачал головой.
– Марк Фуллер, молодой помощник шерифа Тейлора. И он находится здесь по одной-единственной причине: следить, чтобы с тобой ничего не случилось.
– Правда? – Я удивленно распахнул глаза. Настоящему копу, из плоти и крови, поручено охранять меня? Фраза звучала как магическое заклинание.
– Да. Именно он сообщил папе, что ты подслушивал его беседу с бедной Уэнди Толивер. И поставил в известность меня, когда ты отправился бродить по полям в одиночестве. Он с тебя глаз не спускает и не позволит Коротышке Гаскинсу подобраться к тебе даже на милю. Ни к тебе, и ни к кому другому из нашей семьи. Ты в безопасности. Мы все в безопасности. Беспокоиться не о чем.
Последняя фраза была уже некоторым перебором, но мама есть мама.
– Спасибо, мама.
Я не нашел других слов. Оставалось надеяться, что она оценит степень моей благодарности. А благодарность была огромна – даже глаза увлажнились.
– Довольно с нас ледяной воды, сынок. Пойдем лучше выпьем «Маунтин Дью».
Так мы и сделали. Еще и угостились вдобавок печеньками с зефиром.
На следующее утро, едва первые лучи рассвета окрасили в золотистый цвет шторы в моей комнате, я пробудился от настойчивого стука. Как большинство других громких звуков, он ворвался сперва в мои сновидения. А во сне я находился в огромном банкетном зале, в замке, достойном самого короля Артура, и какой-то мелкий землевладелец принялся постукивать ножом по бокалу вина, чтобы привлечь внимание своих вассалов. В конце концов я резко проснулся, охваченный страхом. Призрачный свет раннего утра заливал комнату. Кто-то барабанил в стекло костяшками пальцев.
Я сполз с кровати, проковылял к единственному источнику света, поднял шторы и, все еще плохо соображая, выглянул наружу. В нашем дворе стояла Андреа, глядя на меня так, словно это было совершенно естественно – зайти и поздороваться через окно.
– Что случилось? – спросил я, прекрасно понимая – она меня не слышит, а скорее всего, даже видит с трудом.
Андреа все же откликнулась. Тем, что приложила к стеклу раскрытую газету.
О нет! Неужели это Уэнди Толивер и ее статья о Коротышке Гаскинсе? Я нажал на задвижку и обеими руками толкнул раму. Она со скрипом поползла вверх. Думаете, для нас тайные свидания без ведома родителей обычное дело? Нет, сегодня это случилось впервые! И я отчасти пришел в восторг, хотя тут же запереживал, что не почистил зубы, и надежды на развитие событий в романтическом ключе резко угасли.
Несколько сконфуженный тем, что мне стоит немалых усилий открыть проклятое окно, я налег на раму, на последних дюймах невольно крякнув от натуги. И не успел произнести ни слова, как Андреа подтянулась на руках и перемахнула через подоконник. Я отступил на шаг, давая ей возможность усесться на пол и наконец вручить мне газету.
– Приготовься. Это худшая газетная статья в истории. Просто ужасная.
Мой пульс начал зашкаливать, и утренняя гимнастика с подъемом деформировавшейся за восемьдесят лет оконной рамы тут ни при чем – ужаснуло выражение лица Андреа. Она пыталась сохранить спокойствие, однако в глазах все равно читалось – какой бы текст ни был напечатан на тонких, пачкающих руки листах, ничего хорошего он не сулил.
– И о чем статья? – пропищал я.
– Лучше сам прочти. – Андреа тряхнула газетой. – Прочти, не тяни. А потом мы обнимемся, и станет легче.
Я неохотно взял у нее из рук источник плохих новостей и развернул перед собой, подсознательно стараясь не смотреть на первую полосу, однако в глаза сразу бросился заголовок статьи мисс Толивер о Гаскинсе. Мое сердце ухнуло вниз, пульс отдавался даже в животе.
Тяжело вздохнув, я опустился на пол и сел лицом к Андреа. Мы обменялись взглядами, которые присущи только лучшим друзьям – «вместе мы справимся, а взрослые пусть идут лесом».
– Хочешь, чтобы я прочла тебе вслух? – предложила она, как всегда, без задних мыслей.
– Нет, я сам.
В первой части статьи излагались факты, которые я и без того прекрасно знал. Несколько человек жестоко убиты; их тела обнаружили в разных местах в пределах пронизанной каналами обширной заболоченной территории, называемой Трясиной. Еще несколько человек пропали и предположительно убиты, судя по большому количеству крови на местах преступления. Неопровержимые улики заставили полицию поверить, что Коротышка Гаскинс, тихий, неразговорчивый и несколько загадочный сотрудник «Похоронного Бюро Уиттакера», и был ответственным за совершенные преступления. (Да, стереотип, связанный с родом его работы, не ускользнул от моего внимания, однако я рассказываю историю как есть, во всей ее парадоксальной правдивости.) Мисс Толивер раскопала массу сенсационных и отвратительных подробностей, при описании которых использовала слова «отрезать», «изъеденные аллигаторами останки» и «разложившийся». Бог свидетель, она даже вставила слово «Чанки»[7], причем в таком значении, что у меня мурашки по спине пробежали.
А вот далее последовала вторая часть, которая, как я догадывался, кардинально изменит мою жизнь. Я читал и с каждым словом все больше приходил в ярость:
Один из местных жителей оказался трагически вовлечен в криминальные события, столкнувшись лицом к лицу с убийцей как минимум два раза, при различных обстоятельствах. Ввиду того, что он несовершеннолетний и на момент публикации родители не дали разрешения упоминать его имя, «Гвоздь дня» принял решение в данной статье называть его Джоном.
Джон – один из подростков, который стал свидетелем убийства, предположительно совершенного Коротышкой Гаскинсом в лесу неподалеку от железнодорожной ветки Шилох-лейн. На месте полиция обнаружила улики – останки Джорджа Холлоуэя в виде хрящевых тканей.
Предположительно, Джон еще раз столкнулся с Гаскинсом на популярной «Лисьей охоте Томаса Эдгара», состоявшейся в прошедшую пятницу. Вечером он отправился спать в барак раньше остальных и впоследствии сообщил полиции, что Гаскинс явился к нему в комнату и начал угрожать, после чего Джон убежал и спрятался в лесу. Его соседа по комнате, пятнадцатилетнего Алехандро Мондези, объявили пропавшим, а найденные на месте кровавые улики наводили на мысль, что он умер той же смертью, что и прежние жертвы Гаскинса.
Вечером следующего дня опасения подтвердились: на болоте выловили сетью тело Мондези. Голова была зверским образом отделена от тела. Как нам стало известно, рядом с погибшим нашли записку, помещенную для защиты от влаги в пластиковый пакет и приколотую к одежде английской булавкой. Хотя полиция отказалась разглашать дословное содержание записки, ссылаясь на незаконченное расследование, неназванные источники сообщили некоторые детали, эксклюзивно для нашей газеты.
Послание, судя по почерку, оставил Коротышка Гаскинс. В записке сказано, что, увидев Гаскинса в бараке, Джон забился в истерике и умолял сохранить ему жизнь. Гаскинс заявил мальчику, что явился убить его и никуда не уйдет, пока не удовлетворит свою жажду крови; после чего Джон предположительно попросил убить вместо него Алехандро Мондези. В конце записки Гаскинс утверждал, что подобная трусость более постыдна, чем само убийство, и что семья Мондези теперь должна мстить Джону.
«Гвоздь дня» планирует продолжить контакты с полицией, а также с родителями подростка. По словам представителя семьи Мондези, полное заявление его родственников будет обнародовано в ближайшее время.
Я отшвырнул газету и посмотрел на Андреа долгим упрямым взглядом, давая понять, что не могу найти подходящих слов. Как же больно… Статья причинила мне физические страдания. Страх, тревога, психическая травма отошли на второй план, уступив место глубокой пульсирующей боли.
– Как она могла написать подобную чушь? – воскликнула Андреа. – Назвала тебя Джоном и решила, это что-то изменит? Любой местный, у кого есть хоть капля мозгов, поймет, что речь о тебе. Вот же хрень!
Последнее слово она почти выкрикнула, и в коридоре сразу послышались шаги. Раздался стук, дверь приоткрылась, и мама просунула голову в комнату.
– Ой! – Она увидела на полу Андреа – в шесть утра! – и перевела взгляд на открытое окно. – Я не знала, что ты не один, сынок. Андреа пришла на завтрак?
Она вместила в вопрос столько невысказанного, что я подивился ее квалификации. Пожалуй, лучшая линия поведения для меня – честность.
– Андреа пришла показать мне вот это. – Я ткнул пальцем в брошенную на пол газету.
Мамино самообладание испарилось. Я мгновенно догадался, что она уже видела статью.
Мои муки усилились в два раза от мысли, какую боль причинила маме статья. Однако в то же время я испытал облегчение – не придется ей рассказывать самому.
Мама подошла ближе и опустилась на колени. Теперь наши глаза были на одном уровне. В ее взгляде плескалось то же страдание, что и в моем. А возможно, еще более глубокое.
– Как мне жаль, – проговорила она. – Порой и родители не знают, как защитить своих детей. – И тут она расплакалась, а я к ней присоединился. Несчастье затмило весь мир, бросило на него мрачную огромную тень. Где-то на периферии разума я понимал, что плакать в присутствии Андреа позорно. Однако моя подруга сделала то, что я и теперь считаю самым крутым поступком, который когда-либо совершал близкий человек. Она придвинулась, раскинула руки и заключила нас с мамой в объятия.
– Я не делал этого, – выпалил я, когда в достаточной мере обрел самообладание. Мой подбородок по-прежнему упирался в плечо Андреа. – Я не умолял его убивать Алехандро. Ни единым словом.
Обе отпрянули от меня, словно я только что сообщил, что лишился глаза.