околений газонокосилок с потускневшими ножами. Старый гараж был завален вещами, милыми сердцу каждого мужчины; мне часто хотелось очистить память и заново обследовать каждый квадратный фут, открывая сокровища одно за другим.
Я подошел к отцу и обнял его, несмотря на свою мокрую одежду.
– Над чем трудишься? А мама где?
– В магазин пошла. Наверное, догадалась, что ты привезешь в гости давнюю подружку. А я… – Он жестом показал на захламленный верстак, словно последняя задумка говорила сама за себя. Я оглядел рабочее место, будто и правда мог понять сумасбродный замысел, и наткнулся глазами на стальной куб сейфа под верстаком. Навесной замок был по-прежнему закрыт.
– А все-таки, папа, что там? Деньги? Пожалуйста, скажи, что в сейфе деньги!
Он покачал головой.
– Я уже говорил: все узнаете после моей смерти. Ни на что не намекаю, надеюсь, мне еще жить да жить. Терпение, мой мальчик. Многие секреты лучше не ворошить преждевременно. А иные и вообще лучше никогда не трогать.
Загадочное объяснение. Я прищурился и изрек:
– Так значит, это не деньги.
Он хмыкнул и похлопал меня по спине.
– Почему бы тебе не вернуться в дом? Я скоро закончу. А там и мама подойдет, и мы сообразим ужин. О, мама непременно захочет поразить твою подругу, это как пить дать. И может, ночью тебе улыбнется счастье.
Я не удостоил его ответом, лишь закатил глаза. И уходя, не смог удержаться – в последний раз взглянул на проклятый сейф, дразнящий закрытым замком.
Остаток дня и вечер прошли чудесно – я почти поверил, что моего сына никогда не похищали, и никто не выбрасывал обезглавленное тело вблизи нашей фермы. Андреа и мама отнеслись друг к дружке сердечно, будто еще вчера мы детьми сидели на той же кухне, и я узнал последние новости о жизни подруги в расширенном объеме, потому что в разговоре участвовала мама. О ее работе в маркетинге, об одержимости бегом – успешно преодолела три марафона; по мне, это самая жестокая пытка, какую только можно вообразить! – а еще она так оплакивала смерть своего пса по имени Шпиц, что я реально расстроился. И мысленно сделал еще одну зарубку на поясе.
Мы с Андреа помогли приготовить ужин, который по количеству блюд в любой другой семье мог бы соперничать с обедом в честь Дня благодарения (упомяну только, что на столе присутствовала индейка, причем не в качестве главного блюда). Я был только рад отвлечься, потому что хлопоты заняли много времени, да к тому же дети носились по кухне, болтали и смеялись, чтобы произвести впечатление на мою подругу, всячески стараясь перещеголять друг друга. Очевидно, в каком-то смысле они надеялись, что из этого что-нибудь да получится, и Андреа сможет стать им новой мамой.
К концу вечера мы рассредоточились по гостиной, словно жирные тюлени, которые вылезли на камни погреться на солнышке. Хотя после нашей раблезианской трапезы прошло уже два или три часа, я чувствовал, что мой живот полон, как зернохранилище в октябре. Началась игра клуба «Атланта Брэйвз»; они проигрывали со счетом три – десять.
– Кэтчер, сонная тетеря, сегодня три мяча пропустил, – послышался папин голос с громадного кресла. – Видит бросок по дуге, а сам яйца чешет.
Уэсли, который весь вечер был более-менее похож на себя прежнего – хотя и не в лучшем настроении, – покосился на меня, словно спрашивая разрешения засмеяться.
– Пап, что за словечки в присутствии детей? – сказал я на автомате. Я тоже любил бейсбол, как и любой американец, но исход этого матча был предрешен; соперники, команда «Метс», выиграли шесть пробежек. – Может, и мы во что-нибудь сыграем?
Уэсли хмыкнул. Мейсон уже дремал, прямо на полу. Логан возился с деревянным паровозиком из шестидесятых годов. Андреа пялилась в телевизор преувеличенно усердно, явно стараясь впечатлить папу. Мама ушла в другую комнату. Одна Хейзел оживилась и подбежала ко мне.
– Я хочу играть! – Дочь запрыгала от радости. – Если посмотрю еще одну четверть этого бейсбола, то пойду и утоплюсь в болоте.
– Иннинг, золотко. В бейсболе это называется иннинг. – Ее незнание терминологии ничего общего не имело с тем, что она девочка, а объяснялось всего лишь возрастом. В спорте дочь разбиралась лучше других моих детей.
– Ну да. А в хоккее это называется период. У меня тоже будут периоды, только другие, потому что я подрастающая женщина.
Я выпрямился в кресле, как ужаленный. Даже шокированная Андреа издала звук – нечто среднее между «ха!» и «ого!». Уэсли снова взглядом спросил разрешения засмеяться.
– Солнышко, это… – Я не смог подобрать нужных слов. Да и как понять, дочь шутит или нет? Скоро я стану отцом тинейджерки и узнаю, почем фунт лиха… – Ну… наверное, ты права. Забавно… Уф!..
Мое лицо было пунцовым, и Андреа зажала рот ладонью, стараясь не расхохотаться над уготованной мне незавидной планидой. Папа, похоже, вообще не вник в ситуацию.
– Так что насчет игры…
– Пап, можно тебя на секунду? Надо поговорить наедине, – словно ниоткуда донесся голос, показавшийся мне совсем взрослым. Я на несколько секунд тормознул, не желая верить, что старший сын и правда произнес эти слова.
Андреа поспешила на помощь.
– Хейзел, сыграем в шашки? Я вижу доску, вон там на полке, у дедушки над головой. А твой папа и Уэсли поговорят на кухне.
– Да, – сказал я, вставая. – Идем, Уэсли. Приятно вам поразвлечься. Хейзел, не забывай, ты должна съесть шашку соперника, если можешь это сделать. Больше никаких детских правил.
– Знаю, папа. – Дочь уже бросилась снимать доску с полки, в процессе едва не споткнувшись о Логана.
Уэсли двинулся в сторону кухни, стараясь не смотреть мне в глаза. Длинный список версий прокрутился у меня в голове. Черт возьми, мой старший сын пережил похищение, а мы с ним до сих пор и парой слов об этом не перемолвились! Моя уверенность в том, что мы должны вести себя как обычно, играть, есть, смеяться – разбилась вдребезги за те несколько шагов, которые потребовались, чтобы выйти из гостиной. Нужно завтра же возвращаться в Джорджию, нужно немедленно вести сына к психотерапевту, нужно… Мое сердце упало. Решение остаться с родителями казалось таким верным – как я мог предположить, что Дикки Гаскинс сбежит из заключения и захоронит на болоте труп? О чем хочет поведать мне Уэсли?
– Пап, можно я завтра пойду в поход?
Он остановился у холодильника. Я смотрел на него с расстояния трех футов. Мы оба сложили руки на груди и стояли с серьезным видом. Комично. Как и вопрос, который только что задал Уэсли.
– Повтори.
– Мне написали Джеффри и Бретт. Они собрались в поход на речку. Говорят, там прикольно, когда идет дождь. Просто кайф.
Я уставился на сына. Да он меня разыгрывает! Джеффри и Бретт – его двоюродные братья, сыновья моей сестры Эвелин. Однако если это все, что Уэсли хотел от меня, для чего понадобилось устраивать спектакль, тащить меня на кухню? И какой дурак отправится в поход в такой ливень?
– Э-э… сынок, а ты видел, что творится на улице? Поход – это даже не обсуждается. Особенно… – Я еще никому не сообщил о Дикки Гаскинсе и его Великом побеге и надеялся, что не придется. И потому вздохнул, пытаясь скрыть оговорку. – Особенно после случившегося. Тебе лучше побыть с семьей. Рядом со мной. Может, пусть они к нам приедут с ночевкой?
– Папа, да брось. – Я присмотрелся к сыну внимательнее, выискивая улики. Возможно, на самом деле он хотел поговорить о другом. – У ребят есть туристский прицеп, спать на грязной земле нам точно не придется. – Он говорил убедительно, как начинающий аукционист на продажах сельскохозяйственной продукции.
– Уэсли, ты о чем вообще? Почему тебе нужно говорить со мной об этом здесь?
Сын помедлил, сообразив, что я попал в точку. Однако не уступил.
– Не подумай ни о чем таком. – Он нацепил на себя притворно изумленный вид. – Я просто не хотел, чтобы мелкие подслушали. А то и они запросятся.
– Ну-ну…
– Пап, серьезно, я хочу в поход. С Джеффри и Бреттом.
У меня так и не повернулся язык сообщить истинную причину своего отказа.
– По-моему, идея плохая. Я сегодня садился за руль и знаю, что говорю. Погода ужасная, а будет еще хуже. Пусть ребята приезжают с ночевкой, завтра сходим в «Компас» и закатим большую вечеринку, как в старые добрые времена.
– Ну можно мне хотя бы переночевать у них, а не наоборот?
И все-таки он меня уболтал! Дети умеют добиться своего – не мытьем так катаньем.
– Ладно… уговорил. Может быть. Завтра посмотрим.
Я так смутился, что запинался и мямлил. Однако после всего, что случилось с Уэсли, мне ненавистна была сама мысль о том, чтобы его разочаровать.
– Папа, ну что ты…
Я смотрел на сына, страстно желая вернуть дни, когда ему было два года и достаточно было сказать: «Нет, второго печенья тебе нельзя». Проблема не только в том, что парень собрался на тусовку к двоюродным братьям. Тут хотя бы можно попросить шерифа Тейлора отправить патрульную машину к дому моей сестры, пока Уэсли будет гостить там.
– Хорошо. Согласен.
– Здорово! Спасибо тебе. – Сын развернулся, чтобы уйти, однако я успел ухватить его за руку.
– Постой. – Вот он, мой шанс. Уэсли в хорошем настроении впервые после инцидента, и мы должны наконец подробно обсудить похищение. – Задержись на секунду. Давай поговорим.
Сын немного расслабился, и я все понял. Конечно, он хотел забыть все, возможно даже убедить себя, что ничего не было. Я его не винил. И решил не усложнять.
– Как ты? Я из кожи вон лезу, пытаясь сообразить, как вести себя, что сказать… Тебя должно было травмировать все это…
Он кивнул, глядя в пол.
– Тебе поможет, если просто поговорить, – предложил я. – Ты знаешь меня, милый. Я не буду тебя ни осуждать, ни предъявлять претензии. Никакой прочей хе… фигни. Мне ты можешь рассказать все.
– Знаю. – Сын глубоко вдохнул, словно собирался продолжить, однако затем молча выдохнул.
Мы ступали по тонкому льду. Мне было настолько не по себе, словно я пришел голым на официальный обед. Словно пел, вместо того чтобы говорить. Я не хотел терять сына.