Страшила взял нож в одну руку, а другой открыл рот Коротышке. И принялся отрезать ему язык – хотя раненый выл, как обезумевший демон. Страшила игнорировал вопли и продолжал свое дело.
Мы бежали из этого ужасного места; бежали, пока не почувствовали себя в безопасности.
Коротышку Гаскинса я никогда больше не видел.
Глава 27
Июль 2017 года
Дикки.
Громко топая, он спускался по лестнице с той же уверенностью, которая обрекла на поражение его отца. Я схватил со стеллажа склянку и занял удобную позицию у двери в коридор, чтобы меня не было видно с лестницы, надеясь, что Уэсли не выдаст.
Судя по звукам, Дикки миновал лестницу; сейчас подошвы шаркали по цементу. Он подходил все ближе. Даже дыхание слышно. Уэсли сидел там, где я его оставил, весь в крови; взгляд сына выражал оцепенение и тоску. Я поднял банку с языком в растворе на уровень груди и ухватил ее поудобнее, держа как футбольный мяч.
Дикки Гаскинс переступил порог Дома Безгласия – спустя почти тридцать лет после того, как я в последний раз его здесь видел.
Я размахнулся, словно при метании мяча, однако не отпустил свой снаряд, а продолжал удерживать, пока он не обрушился на голову Дикки. И в момент удара, когда я услышал отвратительный чавкающий звук, ощутил, как боль от отдачи стрельнула вверх по руке, увидел открытый в крике рот противника – в памяти словно что-то вспыхнуло. Много лет назад Андреа точно так же ударила Коротышку. Колесо совершило полный оборот.
Дикки, вопя от боли, зашатался и врезался в стеллаж с банками. Некоторые упали с полок и разбились. Я опять занес руку над Дикки и замахнулся, целясь в затылок. Он выставил вперед плечо, частично отклонив банку, и мой удар зацепил голову по касательной. И тут Дикки пнул меня сжатым кулаком под дых, снизу вверх. Воздух покинул мои легкие; задыхаясь и держась за живот, я перекатился на спину. Дикки прыгнул на меня и схватил рукой за горло. В его глазах не проглядывало ни единой искры разума – лишь примитивная, животная ярость. Рыча, как бешеный пес, он принялся меня душить.
Я старался отцепить от себя его руки, найти точку опоры. Невероятная сила Дикки выдавливала из меня жизнь, пригвождала к полу, стремилась расплющить. Я не мог дышать, не мог кричать, не мог даже кашлянуть. Грудь горела и требовала воздуха; перед глазами танцевали яркие точки – словно крошечные существа, приглашавшие в загробный мир. Свет начал меркнуть.
А затем в легкие хлынул воздух.
Я не понял, что произошло, но Дикки на мне уже не сидел. Инстинкты переключились только на дыхание – вдох-выдох, вдох-выдох… Грудь разрывалась от боли, однако ощущение блаженства от того, что воздух наполнял легкие, вытеснило все прочие. Зрение прояснилось.
Дикки сидел, привалившись спиной к дверному косяку. Его лицо было искажено мукой; взгляд не отрывался от рукоятки ножа, воткнутого в плечо. Рядом топтался Уэсли; он почему-то вдруг стал ниже ростом и выглядел совсем ребенком – таким я своего сына уже несколько лет не видел. Слезы проделали на его окровавленных щеках светлые дорожки. Во взгляде читались весь ужас и все смятение, какие он, должно быть, испытывал с самого начала.
– Не трогай моего отца, – всхлипнул Уэсли, с явным трудом выталкивая слова из горла. – Ты обещал.
– Плевал я на обещания! – крикнул Дикки. – Буду убивать вас, пока не останется ни одного Плайера. Пакт больше не действует!
Вот оно, то самое слово. Пакт. Слово, равносильное для меня нажатию спускового крючка.
Я стал возмездием, и возмездие стало мной.
Я слышал крики, слышал рев, знал, что они исходят от меня, хотя казалось, их издает существо из другого измерения. Оттолкнувшись от пола обеими руками, я бросился на Дикки, вдавил его плечами в стену. Он пытался вывернуться, нанести ответный удар, однако адреналин, взрывной волной пронесшийся по телу, сделал меня непобедимым. Даже свирепый лев не смог бы меня остановить. Я схватил Дикки за волосы и треснул головой о стену – раз, другой, третий… Оглушенный почти до потери сознания, он прекратил сопротивляться.
– Уэсли, сядь вон там! – выкрикнул я, указав пальцем на место подле расчлененной женщины. Пила по-прежнему валялась на полу. – Сядь! Вон там! – Я еще раз ткнул пальцем в ту же сторону.
И, схватив Дикки за шиворот обеими руками, потащил его по полу, прямо через трупы. Моя энергия была неисчерпаемой. Я вдыхал чистый кислород, легкие работали как никогда интенсивно. Мозг работал предельно ясно. Боль ушла. В эти минуты я стал богом.
– Сядь! – снова рявкнул я.
Уэсли плюхнулся на пол возле головы несчастной женщины. Рядом я уложил Дикки – тот стонал, но не двигался. Опустился на колени и зажал его голову своими ногами. Хотя сам я никогда не верил и никогда не поверю ни единому слову, произнесенному устами Коротышки Гаскинса, Дикки и моего собственного отца по поводу проклятий и исцелений, имело значение лишь одно – в них верил мой сын. Вот единственное оправдание.
– Не волнуйся, Уэсли, – сказал я, поднимая пилу. – Сейчас все закончится. Дикки наложил на тебя проклятие, а ритуал проклятие снимет. Ты только должен сделать, что я велю. И не обращай внимания, если это покажется тебе странным.
Уэсли кивнул, по-прежнему не глядя мне в глаза.
Левой рукой я сдавил щеки Дикки, чтобы открыть ему рот. Пилу я держал в правой руке. Логически задача выглядела невыполнимой, с имеющимся в моем распоряжении инструментом, однако техническая сторона дела меня не волновала. Нужна хотя бы небольшая часть. Хотя бы кончик. Я подцепил скользкий язык и вытянул его изо рта, не обращая внимания на мычание Дикки. Теперь кончик торчал наружу – багровый, подернутый белым налетом. Я полоснул по нему пилой. Хлынула кровь. Дикки закричал. Мне пришлось придавить его голову к цементному полу, чтобы не дергался. Язык растягивался под зубьями пилы, как резиновый.
И вот я уже сжимал в пальцах маленький кусочек плоти.
Меня охватило отвращение. Последние силы ушли на то, чтобы удержаться и не вывернуть наизнанку желудок. Уэсли уставился на кончик языка расширенными глазами, словно получил откровение. До него дошло: если то, что сотворили с ним – реально, то реально и решение проблемы, и оно находилось прямо перед ним. Так происходило двести лет, и так будет сейчас.
После всех испытаний – после всех смертей, ужаса, крови, – он сделал простую и абсурдную вещь. Подвел черту. Моему сыну хватило мужества совершить бессмысленный поступок.
Он протянул руку и взял у меня тот самый кусочек плоти.
Засунул его в рот.
Прожевал.
И проглотил.
– Хорошо. Мой мальчик! – Я встал и подал сыну руку. – Идем. Ты сделал все, что нужно. А я еще нет.
Я вывел Уэсли из комнаты и велел ждать на лестнице, откуда он не мог видеть, что происходит в подземелье. А сам вернулся в залитую кровью комнату и быстро решил две проблемы.
И мы покинули это адское место, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Снова пошел дождь. С темного неба лились потоки воды. Шум перекрывал все остальные звуки, почва на поляне превратилась в болото; мы бежали к грузовику, выдергивая ноги из грязи. Отец сидел на пассажирском сиденье – полупрозрачный, едва узнаваемый силуэт. Я подумывал расквитаться с ним прямо на месте, однако не хотел делать этого на виду у сына. Но судьба предавшего меня родителя – человека, которого я всегда любил и в то же время побаивался – уже висела на волоске. Последняя соломинка вот-вот упадет на спину верблюда.
Он отдал нас Дикки на растерзание. Сидел в чертовом грузовике, а Дикки позволил спуститься в подземелье, чтобы нас прикончить. Не считая прочих бесчисленных мерзостей, которые творил ранее. У меня в голове до сих пор не укладывалось, как такое возможно. Теперь я был практически уверен – очень часто, если не всегда, именно отец и являлся тем Страшилой с мешком на голове, который сопровождал Коротышку Гаскинса.
Что ж, скоро все выяснится.
А моя задача на ближайшее время – спасти Уэсли.
– Извини, тебе придется ехать в кузове, – прокричал я сыну сквозь непрекращающийся ливень. – Нужно придумать, как попроще отмыть кровь. Надеюсь, дождь управится.
– А как же ты? – прокричал в ответ Уэсли. Его глаза сверкнули в темноте – могу поклясться, сверкнули! Я увидел, как к сыну возвращается его прежнее «я». Тому зомби из подземелья и в голову не пришли бы эти четыре слова.
– Обо мне не беспокойся. – Я уже предвидел, что мне готовит ближайшее будущее, и с тяжелым сердцем смирился. – Просто верь. Полезай в кузов.
Он выполнил приказ – тень махнула через борт, – а я открыл водительскую дверь и забрался в кабину. С промокшей одежды лилась вода, словно после купания в болоте. Я завел мотор, не взглянув на отца и не сказав ему ни слова. Он сидел молча, в прострации. Забрать ключи у Дикки было первой задачей, которую я выполнил в Доме Безгласия, перед тем как покинуть подземелье. Второй задачей было ударить этого подонка в сердце попавшимся под руку ножом и дождаться, пока он перестанет дышать. Более легкой работы я и представить не мог.
Грузовик пробуксовал, но все-таки выехал с поляны.
Я вел машину сквозь сырую ночь.
Мои мысли были с Андреа. Мои мысли были с Мейсоном. И с Логаном. И с Хейзел.
Однако больше всего я думал об Уэсли.
Мне предстояло сделать ужасный выбор. Существовало бесконечное множество вариантов, как нам поступить – один хуже другого. И только одно решение казалось разумным. Последний раз обдумав свой выбор, я хотел позвонить Андреа. Услышать ее голос, поведать о случившемся, объясниться, услышать голоса троих младшеньких… Но я не смог. Не сейчас. Мне нужно было еще как минимум полчаса.
Мы подъехали к дому родителей.
Пока я отмывал Уэсли, отец оставался в кабине.
Сын разделся донага прямо на улице; после того как дождь выполнил свою часть работы, я полил Уэсли из шланга. Затем мы вошли в дом. Сын отправился в душ, а я сжег его одежду в маленьком камине в гостиной, набросав туда побольше дров, чтобы убедиться – вещи полностью обратились в пепел. Едва весь дом не спалил.