.
– Ждите, – повторил охранник, но уже не очень громко.
– Знаете, а я только из пекарни. Хотите пирожок? – шёпотом спросила Джун. Охранник удивился и даже немного смутился, посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что никто на них не смотрит – а до них дела не было даже сидевшему с другой стороны кареты кучеру – и неуверенно кивнул. Джун развернула свёрток и вручила ему пирожок.
– Угощайтесь. Они ещё совсем свежие.
Пока охранник уплетал пирожок, Джун снова осмотрелась, поёживаясь. Они стояли возле единственной двери, которая вела бы внутрь крепости, что наверняка было большим плюсом для тюрьмы, потому что охранять нужно всего один вход. Почти на уровне пояса вдоль всех стен на некотором расстоянии друг от друга были маленькие квадратные окошки с решётками, через которые смогла бы просочиться разве что очень худая кошка.
Вдруг до слуха Джун донёсся звук цокота каблуков и искажённые многократным эхо голоса, а затем единственная дверь распахнулась.
– …чтобы он не сбежал. Я не потерплю такого оскорбления, – раздался строгий и важный женский голос, и из дверей возник ворох красного в сопровождении охранника, придерживавшего дверь, и мужчины в лёгкой броне, который нервно перебирал пальцами и всё время кивал.
Ворохом красного оказалась бледная девушка в пышном бордовом платье, богато украшенном вышивкой и рюшами. Красные волосы её были собраны в аккуратную и сложную причёску под модной маленькой чёрной шляпкой, а на шее и в ушах красовались рубиновые украшения. На руках у неё были чёрные кружевные перчатки. Она как будто вышла из витрины самого дорогого магазина платьев – не то чтобы Джун в этом разбиралась, ведь она к таким магазинам никогда не могла себе позволить даже подойти поглазеть. Не удостоив Джун даже беглым взглядом, красная дама села в карету, которую ей спешно открыл кучер. Охранник, который привёл сюда Джун, отошёл в сторону, достал из-за пояса трубу и подал краткий сигнал, по которому ворота начали медленно и тяжело открываться, должно быть, движимые каким-то механизмом внутри толстых стен. Карета покатила прочь, и Джун показалось, что она заметила, как в ней дёрнулась шторка, будто кто-то на мгновение выглянул. И лишь когда ворота как следует закрылись, все, казалось, дружно выдохнули. Джун даже почему-то стало казаться, что обстановка здесь не такая уж и гнетущая.
– Вот же бестия, – пробормотал мужчина в лёгкой броне, с отвращением глядя на закрытые ворота, за которыми скрылась карета, а затем повернулся к Джун с несколько усталым видом. Это оказался довольно молодой мужчина, но уже с проседью в каштановых волосах. – Что-то я сегодня нарасхват. Надзиратель Фаерстоун, чем могу помочь?
– Здравствуйте, сэр. Джун Голдбридж. Я пришла насчёт колдуна, которого к вам вчера привели.
– Да он популярная личность, я так посмотрю, а я о нём до сего дня даже не слышал. Спешу вас расстроить: к нему строго-настрого запрещено пускать посетителей.
– Мне уже сообщили, но выслушайте меня, пожалуйста. Понимаете, этот товарищ – тот самый колдун, который исчез двадцать лет назад. И так получилось, что я совсем недавно купила его дом, и тут вдруг буквально пару дней назад он объявляется, как с неба свалился, мол, я хозяин дома, что это вы тут делаете. В общем, я, можно сказать, его временная сожительница, и меня вполне устраивает, что его упекли за решётку, потому что это значит, что он не сможет выставить меня из дома, но мне надо с ним поговорить, потому что я хочу знать, что вообще всё это значит. Потому что, конечно, я хоть и рада, но он мне изрядно потрепал нервы своим исчезновением, и я хочу сообщить ему об этом лично в лицо! Кстати, а вы не боитесь, что он сбежит? Он же всё-таки колдун.
– Не волнуйтесь, мы тут тоже не лыком шиты, знаете ли. Ему выделили целый отдельный этаж с кучей наложенных чар. Никуда этот голубчик от нас не денется.
– Вот и хорошо. Так можно мне этого… Увидеть?
Надзиратель пристально осмотрел Джун, и она невольно заволновалась. Если уж он её не пропустит, то она сделать ничего уже не сможет, и получится, что притащилась она сюда зря.
– Что в свёртке? – спросил надзиратель, кивнув на бумажный свёрток, который Джун прижимала к груди и о котором уже почти успела забыть.
– Пирожки… Это не для колдуна, больно жирно ему будет. Я просто сюда прямо из пекарни прибежала. Хотите? Свежие, – она развернула свёрток, и надзиратель, секунду поколебавшись, выбрал булочку с изюмом.
– Ладно, пройдёмте, но нам придётся вас досмотреть.
– Да пожалуйста. У меня всё равно с собой только пирожки и есть.
Её провели в мрачный коридор, сразу же опускавшийся на несколько ступеней вниз. Свечки в стенных рожках плохо справлялись с разгоном мрака. Вопреки ожиданиям, здесь было ничуть не прохладно, а наоборот, очень даже душно. Джун провели в маленькую комнатку за первой же дверью, где стояло несколько кресел, стол, зеркало и шкафы для документов, и здесь надзиратель убедился, что у неё действительно ничего при себе нет, даже украшений или шпилек, которыми можно было бы вскрыть замок, и повёл её дальше, правда, ей пришлось оставить свёрток с булочками в кабинете. Они спустились по винтовой лестнице с высокими ступеньками на несколько уровней и оказались в самом низу подземелья. Джун очень надеялась, что спуск будет означать прохладу, но каким-то образом эта крепость была построена так, чтобы в знойный летний день запекать заживо абсолютно всех, кому не посчастливилось оказаться внутри. Сейчас же здесь было просто очень душно.
У входа на этаж стоял охранник в броне, тут же выпрямившийся по струнке при виде своего начальника. Надзиратель представил посетительницу и передал Джун в руки охранника. Рассмотреть его было сложно, потому что на нём был шлем, но он явно был молод и не мог скрыть удивления, что к ним в такое захолустье заявилась молодая девушка. Он молча провёл Джун до самого конца мрачного коридора, у которого вдоль одной стены были маленькие тёмные камеры за толстой решёткой, все пустые, и лишь в последней кто-то сидел. Даже в полумраке было очевидно, что это был Персиваль. Живой, здоровый, целый и невредимый. Даже не помялся по краям.
Он сидел на скамье с прикрытыми глазами, откинувшись спиной на стену и скрестив руки на груди, слегка покачивая ногой, закинутой на ногу. На нём была простая чёрная рубашка с закатанными по локоть рукавами и костюм с узором из мелких звёзд, которые возникали из тьмы и переливались при каждом его движении, причём пиджак был просто накинут на плечи. Волосы, должно быть, раньше были аккуратно зачёсаны назад, но теперь немного растрепались, и пара прядей падала ему на перевязанный простой белой бинтовой повязкой глаз. Выглядел он тут совсем не к месту, скорее как старое привидение, чем заключённый. Должно быть, он привык к тому, что стражник ходил тут туда-сюда, но, когда шаги Джун замерли перед его камерой вместо того, чтобы развернуться, он лениво приоткрыл глаз и, увидев, кто перед ним, вздрогнул и удивлённо уставился на девушку.
– Я могу всё объяснить, – пролепетал он. От его безмятежности не осталось и следа. Джун скрестила руки на груди.
– Ой, правда что ли? Да чего уж там, зачем? Не утруждайтесь! Так же как вы не потрудились кого-либо предупредить, прежде чем взяли и испарились!
Персиваль старался смотреть прямо на Джун. Она раскраснелась то ли от злости, то ли от душноты подземелья, то ли от всего и сразу, её заплетённые в длинную косу волосы растрепались, а голубые глаза, которыми она его так и сверлила, блестели возмущением. Колдун опустил взгляд в пол. Стражник, видимо, посчитав, что никаким побегом тут и не пахнет, медленно побрёл обратно на своё место.
– Вы хоть представляете себе, как Норт распереживалась, что вы пропали? Она себе все глаза выплакала!
– А где она? – Персиваль резко поднял взгляд и осмотрел Джун, словно был шанс, что он пропустил лишнего гостя.
– Дома, конечно! Я еле уговорила её остаться. Я бы не потащила ребёнка в такое место! – Джун махнула рукой, охватывая покрытые иссушенной чёрной плесенью каменные стены, пустые тёмные камеры, полы с подозрительными разводами, въевшимися в камень.
– Норт не ребёнок, Джун, она видела и не такое…
– Да вы кичитесь этим, что ли?! – воскликнула девушка, перебивая его. – Это нормально, по-вашему? «Охохо, посмотрите на меня, я великий и ужасный колдун, мне не надо задумываться о последствиях своих действий»! Приятного вам времяпрепровождения в тюрьме! Вас вон судить собираются, может быть, вообще казнят, а вы сидите и дальше ни о чём не жалейте, как будто вам хоть когда-то что-то сходило с рук!
– Я ради общего блага стараюсь! – срывающимся голосом воскликнул Персиваль, вскакивая с места, и Джун отшатнулась от решётки. Он примирительно поднял руки, но она не подошла.
– Ой ли? А по-моему вы ни о ком, кроме себя, ни разу и не подумали. А всего-то надо было на секундочку остановиться и спросить себя: «Что случится с теми, кто мне дорог, если я пойду и нападу на представительницу знати в её же собственном доме»? Ну, видимо, теперь мы все знаем, что никто вам и не дорог, что бы вы там ни говорили, – Джун горько усмехнулась. Во время своей речи она активно, но немного скованно жестикулировала, а теперь скрестила руки на груди.
– Между прочим, эта ваша «представительница знати» меня узнала, Джун! Я был прав, это действительно моя Персефона, и она очень удивилась, увидев, что я живой… – Персиваль мрачно и самодовольно усмехнулся.
– Так вот в чём всё дело, да? В том, чтобы якобы оказаться правым? Персиваль, вы вообще понимаете, что в вашу историю никто не поверит? Вы явно повредились умом в этом своём зеркале. Знаете, если мне придётся давать показания в суде, я вас покрывать не собираюсь. Я расскажу всё, как есть. Вы сами виноваты во всём, что с вами произошло. Я, конечно, очень рада, что вы живы-здоровы, хотя бы пока, потому что, когда вы пропали, я вся извелась, но вы получаете по заслугам. Мне вам больше сказать нечего. Пойду наконец избавляться от ваших вещей, потому что они явно вам вряд ли ещё понадобятся, – Джун развернулась и целеустремлённо зашагала прочь, а Персиваль проводил её ошарашенным взглядом и осел на скамью, мрачно повесив голову.