– Ты как? Держишься? – шепнула Мириам, снимая с себя кристалл иллюзий и стараясь поскорее влезть в юбку.
– Стараюсь. Страшно. Она же прямо там… – Джун поправила капюшон и пошла обратно на сцену. Музыка стала таинственной. Она не могла перестать поражаться множественным талантам Персиваля. Видимо, в мелкодворянском образовании лет эдак двадцать пять назад действительно было что-то эдакое, недоступное нынешним детям.
Навстречу ей с другой стороны кулис вышла ещё одна фигура в таком же плаще с капюшоном.
– Добро пожаловать в Круг Ольховых Ведьм, сестра! Мы примем тебя и твоего ребёнка…
– О, это не мой ребёнок. Я её… нашла!
Толпа на такое заявление отозвалась недовольным роптанием, и Джун вдруг решила немного отойти от сценария. Повернувшись, она выразительным жестом приложила палец к губам.
– Тссс! – зашипела она, и это, как ни странно, подействовало.
Джун вручила щенка ведьме, и та убежала переодеваться, а она стала расхаживать из стороны в сторону, зыркая со сцены на зрителей.
Музыка стала более весёлой, почти детской, и наступила самая сложная часть спектакля, конечно, в техническом плане. Персиваль целыми днями колдовал эти кристаллы иллюзий. И вот, на сцену вышла маленькая Мириам. Ей действительно можно было дать не больше четырёх, хотя, если смотреть на неё слишком прямо, казалось, будто она немного искрится. У неё были светлые кудряшки и большие лазурные глаза. Она подошла к Джун и подёргала её за полу плаща.
– Мама, а почему мы живём в лесу? – наигранно по-детски спросила малышка. Джун сделала вид, что с размаху залепила ей пощёчину, и малышка закричала и схватилась за лицо, согнувшись пополам. Зрители снова ахнули. Музыка стала тревожнее.
– Не смей называть меня матерью!
Ребёнок, наигранно громко рыдая, сел на сцену. Джун, задрав нос, тоже ушла за кулисы, что-то возмущённо бормоча. Музыка стала самую малость веселее, и снова появилась Джун, только теперь уже в синей юбке под плащом.
– Ой, малютка, пойдём, бедная моя! – сочувственно запричитала она, подбегая к ребёнку. – Хочешь, тётушка ведьма почитает тебе сказку?
И, взяв её за руку, Джун увела малышку за кулисы под аплодисменты зрителей.
Затем на сцену неспешно вышла уже подросшая Мириам, лет десяти: всё такая же светловолосая, но с волосами подлиннее, в зелёном платьице. Она несла в руках старую потрёпанную книжку и выразительно читала вслух:
– «Связующие чары! Связующие чары являются самыми простыми и надёжными по структуре, но самыми сложными по исполнению среди молодильных чар. Их суть заключается в магической связи двух субъектов чар, что проявляется во многих физических аспектах жизни…»
Вновь заиграла тревожная музыка, и Мириам захлопнула книгу и спрятала её за спину. На сцену выбежала Джун в плаще и алой юбке.
– А чем это ты тут занимаешься? – грозно воскликнула она, уперев руки в бока и нависнув над ребёнком. Заметив книгу, она вырвала её из рук упирающейся Мириам и осмотрела.
– Молодильные чары! Ха! А не рановато ли тебе об этом думать?! – она замахнулась книгой, и Мириам сжалась. – Сколько можно повторять, что тебе нельзя заниматься колдовством? Неумеха!
Мириам убежала за кулисы, а Джун открыла книгу и медленно пролистала её, кивая. От каждого её движения капюшон колыхался так, что она боялась, что тот спадёт раньше времени.
– «Связующие чары»… Хмм… Интересно, очень интересно…
Вдруг музыка стала совсем громкой и тревожной, даже почти угрожающей, и на сцену стремительно выбежала другая ведьма в плаще.
– Ведьма! – крикнула она, останавливаясь в зеркальном полукруге в центре сцены. Джун обернулась и отбросила книгу в сторону. – Пятнадцать лет назад мы приютили тебя с ребёнком, но ты солгала нам! Однако ложь недолговечна! Теперь мы знаем правду о тебе, и мы изгоняем тебя из нашего Круга! Мы вернём бедное дитя её родителям!
Джун снова рассмеялась тем жутким, многократно отрепетированным смехом.
– Я так не думаю! – крикнула она и снова стала делать таинственные взмахи руками, и снова персонаж Мириам, на этот раз лесная ведьма, стал извиваться, словно её ранили, и снова после красной вспышки она повалилась в зеркало, на этот раз другое, и исчезла. Музыка стала тихой, но тревожной, всё более и более напряжённой, будто сжатая до упора пружина вот-вот должна выскочить.
– Мириам! – громко позвала Джун. На сцену выбежала Мириам, без каких-либо иллюзий, в своём обычном виде, только явно очень взволнованная. Она заламывала руки и стояла, немного согнувшись и втянув голову в плечи. Среди зрителей висела мёртвая выжидающая тишина.
– Да, мэм?
– У меня есть для тебя кое-что, – и Джун надела ей на шею изумрудное колье. Мириам упала на одно колено, а Джун стала ходить перед ней, медленно и плавно взмахивая руками, как дирижёр. – Ты ничего не видела. Ты ничего не слышала. Ты ничего не помнишь. Ты будешь мне подчиняться и следовать моему плану неукоснительно. Ты будешь держаться рядом со мной и будешь залогом моей молодости.
И Джун подцепила застёжку и позволила плащу упасть с головы и плеч. Зрительный зал охнул. Длинные красные волосы струились по спине Джун, облачённой в алое платье, а красные глаза смотрели с таким превосходством, которого её собственное лицо никогда в жизни не выражало.
Джун нашла взглядом настоящую Персефону в толпе зрителей и даже сумела разглядеть шокированное выражение на её бледном лице. Рядом с ней, ближе, чем должна была подпускать охрана, стоял статный молодой человек, но рассмотреть его она не успела, потому что шоу нужно было заканчивать, и поскорее.
– Да, мисс Персефона, – бесцветным голосом отозвалась коленопреклоненная Мириам.
– Нет, моя дорогая Мириам. Теперь меня будут звать леди Рэдвинг.
И, развернувшись и гордо задрав голову, она удалилась со сцены. В зале была полная тишина. Никто даже не перешёптывался.
Мириам медленно поднялась на ноги и расправила плечи. Музыка резко прекратилась, и она, окинув взглядом затаивших дыхание зрителей, громко провозгласила:
– Я – Аделаида Рэдвинг! – и она сорвала с шеи украшение, выдернула серьги из ушей и швырнула их все на пол. Персиваль наложил на них множество разного рода чар хрупкости, и они с треском разлетелись на мельчайшие кусочки, ярко полыхнув красным напоследок.
– Нет! – раздался отчаянный крик из толпы зрителей. Персиваль встал из-за пианино, потянул за верёвку, и одна из ламп, освещавших сцену, направилась в зал, где стояла Персефона. Джун, сняв с себя кристалл иллюзий, но так и оставшись в алом платье колдуньи, вышла из-за кулис через одно из зеркал, держа в руках молоток. Со сцены ей открывался прекрасный вид на то, что там происходило. Персефона согнулась, закрывая лицо, но даже так было ясно, какой ущерб нанесён. В красных волосах появились сильно отросшие корни, некогда чёрные, а теперь совершенно седые. Мужчина, стоявший рядом с ней, резко отпрянул, а стоявшие поблизости люди стали отступать, перешёптываясь, и Джун смогла разглядеть молодого человека получше. Она не могла с такого расстояния рассмотреть его лицо во всех деталях, но от него прямо-таки излучалось могущество. Он был богато одет и, может быть, не был первым красавцем, но в самих его движениях ощущалась сила. Он что-то рявкнул стражникам Персефоны, и они схватили её под руки, так что она больше не могла закрывать руками лицо. Даже издалека было видно, что она значительно постарела.
– Уберите руки! – выкрикнула она в истерике.
– Уф, невиновные так не упираются, – заметил Персиваль. Если бы он мог это крикнуть, то так и сделал бы, но его голос едва ли услышали дальше первых рядов. Этого, однако, хватило, чтобы люди снова начали шушукаться.
– Почему она не пытается колдовать? – спросила Джун, передавая молоток Мириам, которую, впрочем, теперь уже стоило называть Аделаидой.
– Не только она умеет накладывать запрет на чары, – многозначительно улыбнулся Персиваль. – Пойдёмте-ка взглянем на это волшебное зеркало, леди Аделаида!
Мириам уже стояла возле центрального зеркала в чёрной раме и, когда Персиваль к ней присоединился, размаху ударила по нему молотком. Многие зрители обернулись на звук и заахали. Дальше произошло то, что Джун уже однажды видела: зеркальная поверхность покрылась рябью, и оттуда вывалилась женщина в плаще и зелёной шали. Персиваль поймал её и осторожно положил на сцену. Мириам прыгнула в зеркало, которое вело в дом чародея, и вернулась с заготовленными заранее бинтами и целебными мазями, и Персиваль принялся оказывать первую помощь несчастной ведьме.
– Кто-нибудь! Приведите врача! У нас здесь серьёзно раненые ведьмы! – закричала Джун, привлекая к ним теперь уже всеобщее внимание. Персефона издала последний разъярённый рык, прежде чем опустила голову и перестала сопротивляться.
Эпилог
На это ушло немало времени, но в конце концов всё вернулось на круги своя. Настолько, насколько это вообще возможно. Не всех ведьм удалось спасти; некоторые из них попали в зеркало израненными до такой степени, что им оставалось жить всего несколько минут после того, как их выпустили из заточения. Но даже те немногие, кто сумел поправиться, впоследствии с готовностью подтвердили рассказ Мириам. А та, в свою очередь, по праву стала Аделаидой Рэдвинг и, в отличие от Персефоны, не отрекалась от этого имени. Персефоне же не оставалось ничего, кроме как признаться, тем самым освобождая Персиваля от статуса разыскиваемого преступника. Вопреки ожиданиям, её даже не казнили, но упрятали в какую-то темницу очень далеко и надолго.
Со временем Аделаида Рэдвинг всё же вышла замуж за принца, как и было положено. Свадьба была роскошной, и подружкой невесты всё-таки стала Джун, хоть её и пришлось долго уговаривать. Светский образ жизни всегда был Мириам по душе, и она вскоре привыкла к жизни принцессы, теперь будучи Аделаидой. Но освободившись от чар, и она изменилась: стала не такой податливой и легкомысленной, и начала куда лучше разбираться в людях.