— Откуда? — спросила я. — Это ведь практически невозможно.
Лексен пожал плечами.
— Я не знаю всего. Договор был заключен до моего рождения. И известно о нем немногое, потому что все должно было держаться в секрете. Но отец рассказывал мне, что первая семья хранит подсказку, как найти вторую семью.
— Которая подскажет, как найти третью, — догадалась я.
— Да, — кивнул он, — и четвертая хранит карту, по которой можно найти камень. Эта карта соединена с Дрэго. Так что если камень спрячут в другом месте, она изменится. Это значит, что от людей утаить камень не получится.
— Моих родителей убил тот, кто хочет найти камень? — Все эти факты начали складываться в единую картину, от которой стыла кровь.
— Так считает совет.
— И кто же из моих родителей был рожден в Надмире?
Лексен едва заметно пожал широкими плечами.
— Вряд ли мы это теперь узнаем. Но кто бы из них ни был, он мог хранить секрет нахождения второй семьи. А это означает лишь то, что у нас возникнут большие проблемы.
Где-то в глубине моей памяти мелькнуло одно далекое воспоминание, хранившееся там годами. И я попыталась восстановить его как можно полнее.
— Мама рассказывала мне эту сказку, — начала я, чувствуя, как голос набирает силу, — каждую ночь на протяжении многих лет. Она перестала лишь тогда, когда мне исполнилось шесть или семь. Потому у меня лишь смутные воспоминания об этом. Но я уверена, что она рассказывала мне о мальчике, который смог оседлать дракона. Она называла его «особенный». Нет… «избранный». Я точно не помню, но, кажется, его лучшим другом был мальчик-русалка. Втроем, вместе с драконом, они могли плавать в озере.
Я вновь перевела взгляд на Лексена, который продолжал хранить молчание.
— Звучит так, словно она была неплохо осведомлена о нашем мире, — наконец сказал он.
— Это ведь был ты, да? Избранный? Мальчик, оседлавший дракона?
Он протянул руку и коснулся пальцами моей щеки, смазав большим влажную дорожку, оставленную слезами.
— Когда я был младше, — сказал он, — еще до метаморфозы, мы с Кенитой могли путешествовать по разным участкам. А Ксандер Роял — один из моих старых друзей — тот самый мальчик-русалка, о котором она рассказывала.
— Так сколько же тебе лет?
— Шестьдесят пять, — быстро ответил он.
Подумать только.
— Да ты чертовски старый! — воскликнула я со смехом, — но… ты был мальчиком, когда мои родители здесь были.
Как такое возможно? Моим родителям было немногим больше сорока, когда они умерли. И снова математика отказывалась здесь работать.
Лексен сложил руки на груди и прислонился к ближайшей садовой колонне. Только тогда я заметила раскинувшийся перед нами лабиринт, созданный из живых изгородей. В таком можно потеряться на долгие часы.
— В Надмирье наш возраст… отличается, — пояснил он, задумавшись над выбором последнего слова, — мы долгое время остаемся детьми. Намного дольше, чем вы. Мы медленно взрослеем, а затем, когда наши тела готовы к росту, у нас происходит метаморфоза. Мы не взрослеем год за годом.
— А ты уже окончательно вырос? — удивительно как быстро я привыкла к нашим различиям.
Он пожал плечами:
— Более-менее да. Моему отцу, например, уже сотни лет, и, как выражается мама, «вспышек роста» у него больше нет. Хоть однажды мы и перестаем расти, но мозг никогда не останавливается и, в отличие от землян, не деградирует.
Лексен протянул руку:
— Пойдем. Нужно отдохнуть. Отец сказал, собрание состоится завтра рано утром. Выясним, кем были твои родители и где, по мнению Совета, держат твоих опекунов.
Я подала руку. С ним было так спокойно. Думала, он отпустит, как только я пойду за ним, но он крепко сжал руку и даже притянул к себе поближе. Так, молча, мы и шли: маленькая я на фоне огромного Лексена. Совсем не помню как попала в этот лабиринт, из которого мы сейчас выбирались.
— Хорошо, что ты меня нашел, — шепнула я, когда мы подходили к входной двери, — ни за что бы не выбралась из лабиринта сама.
В ответ он, молча, легонько сжал мою руку. Мы поднялись на третий этаж и, пройдя длинный коридор, наконец, оказались возле череды спален.
— Мама приготовит для тебя комнату, а пока поспи здесь. — Он отпустил руку. Я изо всех сил постаралась не очень расстраиваться и не чувствовать себя брошенной. Пусть это и пресловутый стокгольмский синдром, но, благодаря Лексену, этот сумасшедший мир стал чуть безопаснее и надежнее.
Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская меня. Одного взгляда хватило, чтобы голова закружилась от красоты этой комнаты: пол был устлан чем-то белым, похожим на ковер, но более мягким; пышные, будто парящие шторы; кровать с сиреневыми простынями; белые стены. Благодаря этим розовым и фиолетовым акцентам комната выглядела праздничной. Повсюду располагались украшения из местного камня.
— Спасибо тебе за все, — сказала я, шагнув в комнату. При взгляде на кровать сердце екнуло: вряд ли удастся нормально поспать, ведь сегодня мы столько раз говорили о папе с мамой… Плюс, выяснилось, что они родились тут, в Надмире, и были какими-то хранителями тайны.
Я решила, что уж лучше сдохну, чем опять покажу слабость. Помахала на прощанье Лексену и закрыла дверь.
Я прислонилась к двери, тяжко выдохнула и пошла исследовать комнату: на какое-то время это меня займет. А может здесь и ночи короче, так что мучиться долго не придется.
— 14-
К сожалению, в комнате кроме кровати, пустого стола и пустого же шкафа ничего не оказалось. За то, вот за миленькой белой дверью, украшенной вырезанными цветочками и орнаментами, оказалась огромная ванная комната со здоровенной круглой ванной посередине. В этот, почти что бассейн, вели ступеньки, отделанные плиткой. Вот где я время порядочно убью! Уже около года я не принимала ванную, ведь, где бы мы с Финниганами не жили, были только душевые кабины.
После пары попыток я разобралась с горячим и холодным кранами, провела рукой по поверхности и поняла, чем легрето отличается от воды: она была более вязкая, капелька держалась на пальце дольше, и, когда я вынула руку, кожа казалась абсолютно чистой.
Ванна наполнилась быстро, так что я разделась и вошла в этот круглый восхитительный бассейн. Внутри были специальные сидения, на одно из которых я и опустилась. Я была почти по шею в вязкой легрето. По всему телу расходилось приятное тепло. Казалось, я сижу, обернувшись любимым одеялом, попивая горячий шоколад.
Я положила голову в идеально подходящее для этого углубление за спиной. Пожалуй, это самое крутое, что когда-либо со мной случалось. Еще бы помыть голову и побрить ноги.
— Эй, ты там как?
От неожиданности я вскрикнула и закрылась руками, но это оказалась Стар, и я с облегчением выдохнула. На ней было что-то типа пижамы: нежно-розовые шорты и свободная блузка.
— Ой, извини, — хихикнула та, — не думала, что ты так испугаешься. Я принесла тебе кое-какие туалетные принадлежности.
На скамеечке рядом с ванной лежали неизвестные штуки.
— Вот этим можно помыть голову, — указала она на две прозрачные баночки с оранжевой жидкостью, — вот это, чтобы почистить зубы, — у нее в руках оказался белый тюбик и щетка, — а вот этот гель, — она открыла крышечку темной емкости, — удаляет волосы с тела: наносишь куда нужно, потом секунд через пятнадцать начисто вытираешь, и все!
Она широко улыбнулась и пододвинула все это добро ко мне.
Я улыбнулась в ответ и поблагодарила:
— Спасибо тебе огромное за все эти штуки! Ты что, мысли мои читаешь?
— Еще принесла, вот, тебе одежду для сна. — На скамеечке оказалась пижама как у нее, но черная.
Я отправила ей воздушный поцелуй:
— Стар, ты лучшая! Как хорошо, что мы познакомились!
— Я тоже очень рада! — воскликнула она и неожиданно обняла меня, — Это был лучший день в моей жизни!
Я хрюкнула:
— Круто! Только давай лучше без этих вот голых объятий, ладно?
— Ой, извини, не подумала! — она тут же отпрянула. На пижаме остались капельки вод… тьфу легрето. Мы беззаботно рассмеялись, потом она встала, — Ладно, я пошла. Спокойной ночи, увидимся утром!
— До завтра! — вслед крикнула я.
Я уже в одиночестве посмеялась, от воспоминания об этом сложном, эмоциональном, но таком удивительном дне.
Минут через двадцать я уже была чистая и гладкая, где положено — идеально. В пижамном топе было что-то наподобие лифчика. Также у меня было новое белье, казалось, у Стар в обоих мирах есть много лишней одежды.
Усталость постепенно накатывала, но я не хотела ложиться. На краю кровати стояла корзинка. Я уже было протянула к ней руку, как в дверь постучали. Это были Марсил и Джеро.
— Эй, привет, конфетка! — сказал Джеро, облокотившись о косяк. Он тоже был в пижаме — темно-серых шортах. Топа, как у Стар, разумеется, не было.
Пришлось сощуриться, чтобы не казалось, что я пялюсь на его голый торс. Хоть он и был не такой мускулистый как Лексен, все же… Плечи у него были широченные. Шортики, казалось, с трудом держались на узких бедрах, влажные волосы были откинуты назад, так что шрам был виден очень хорошо.
Он был настолько красив, что мог позволить обращаться с женщинами как угодно — они даже не заметили бы. Хвала небесам, Марсил был в той же одежде, что и днем. Думаю, два идеальных накаченных торса мне не вынести!
— Мы тебя навестить пришли, — прервал мое глазение Марсил, — что-нибудь еще принести?
Внутри потеплело: давно уже никто так не заботился обо мне. Как бы окончательно не привязаться к этой гостеприимной семье.
— Не, спасибо, все хорошо. Даже… — показала глазами на кровать, — похоже, мне кто-то даже иглы и пряжу принес. И книги! — Идеальный набор для развлечений.
Братья переглянулись:
— Не мы точно, — сказал Джеро, — да и Стар ничего о корзинке не говорила.
Ну, тогда в мире остался только один Даэлайтер, знавший, что мне трудно будет заснуть. Ох уж этот Лексен! Чтоб его… Кажется он уже не влезал в ту мелкую категорию «козлов», в которую я упрямо пыталась его отнести. Все меньше и меньше места оставалось для враждебных чувств к нему. Но нет, как… нет, он мне не подходит — мы слишком разные… Я обычная земная девочка, а он — будущий предводитель своего народа.