тамбул — волшебный город. Вдали от дома, вдали от влажной клаустрофобии теплиц, простиравшихся на гектары вокруг, можно стать безымянной песчинкой в самом большом городе Европы. При этом благодаря анонимности появляется свобода быть глупой, фривольной, жить фантазиями. Гранд-базар! Само имя чудесно. Гектары китайских шелков и ташкентских ковров, рулоны дамаста и муслина, медь, серебро, золото и редкие специи, наполняющие воздух пьянящим ароматом. Купцы, торговцы и караванщики. Рог изобилия, куда доставлялись в итоге грузы по Шелковому пути. Гранд-базар в Стамбуле оказался дерьмом, полным мошенников. Всякая ерунда для туристов по бешеным ценам, дешевая и блестящая. Покупай, покупай, покупай. Египетский базар оказался точно таким же. За этот сезон Лейла посетила все старые рынки в Султанахмете и Бей-оглу. Магии там не было.
А тут чувствовалась магия. Опасная, как и положено настоящей магии. Это была новая конечная станция Шелкового пути, сюда стекались со всей Центральной Азии инженеры и нанопрораммисты, купцы и караванщики, творящие Третью промышленную революции. Лейла смело вошла в ворота.
Воздух на Нанобазаре тяжелый, каждый вдох — новая эмоция. Радостная эйфория сменяется нервной паранойей, а через несколько шагов и ужасом. Перед ней кружится пыль, поблескивая в тонких солнечных лучах, которые пробиваются через покрытый пятнами пластиковый навес. Пыль собирается в призрачное отражение ее лица. Оно хмурится, шевелит губами, словно желая что-то сказать, а потом исчезает во вспышке света. Крошечные крысоботы стремительно огибают ее каблуки. На окнах нефтяной пленкой мерцает телевизионная картинка, вместе с жалюзи раскатываются огромные логотипы брендов, все те замечательные марки, которыми она насладится, когда получит приличные деньги за работу маркетолога. Пузыри стремительно летят ей в лицо, девушка отшатывается, когда они лопаются, но затем радостно охает, поскольку каждый маленький взрыв сопровождается отрывком из хита прошлого лета певицы Гюльшен. Птички, которые выглядывают, сидя на желобах отдельных отсеков, вовсе не птицы. А лицо Ататюрка на футболке проходящего мимо парня внезапно бросает на нее взгляд и хмурится. Лейле хочется захлопать в ладоши от изумления.
— Отсек двести двадцать девять? — спрашивает Лейла у бородатого мужчины с кудрявой шевелюрой.
Он наклонился над мотором маленькой трехколесной транспортной тележки, на боку которой написано «Бекшир. Борщ и блины». Лейла слышала, что русская еда очень модна среди технарей. Водка замораживается в камерах охлаждения реактора. Парень хмурится, глядя на нее, и что-то ворчит по-русски. Она так часто слышала эту речь от пьяных туристов. По сравнению с музыкой турецкого русский кажется ей гортанным и грубым, но сейчас он звучит волнующе, пикантно, экзотично. Два десятка разных языков звенят в воздухе вокруг этой бывшей военной авиационной базы в дешевом квартале района Фенербахче.
— Отсек двести двадцать девять?
Парень только что купил с лотка два стакана кофе, по одному в каждой руке, — кофе в европейском стиле, не кофе, а ароматизированное молоко со вкусом кофе, которое продают в картонном стаканчике с деревянной палочкой. Он высокий, бледный и долговязый, причем лицо выглядит старше, чем одежда: немного тяжеловатая челюсть и задумчивые щенячьи глаза, которые он постоянно отводит, избегая ее взгляда.
— Он там, в Меньших.
— Где?
— Ну, у нас тут все организовано по технологическому масштабу. Милли, микро, нано. Маленькие, Меньшие, Наименьшие. Маленькие — это красиво. Размер имеет значение. Я туда как раз собираюсь.
Лейла протягивает ему руку. В ней зажата визитная карточка. Мужчина поднимает, извиняясь, стаканчики с кофе.
— Я Лейла Гюльташлы, фрилансер, маркетинговый консультант. У меня встреча с Яшаром Джейланом из «Джейлан-Бесарани».
— А что вам надо от Яшара?
— Он хочет, чтобы я подготовила бизнес-план расширения компании. Привлечение капитала, белые рыцари, венчурные компании и все такое.
— Венчурные компании. — Он с шумом втягивает в себя воздух. — Понимаете, меня пугают все эти разговоры про деньги.
— Не так страшно, если знаешь, что с этим делать.
Несмотря на объяснения тетушки Кевсер, Лейла так и не поняла, кем ей приходится Яшар, но он был милым и вежливым, когда она позвонила; без типичного для гиков[52] эгоцентризма.
— Фенербахче, да, поняла.
Далековато, пять разных видов транспорта. Если повезет, то на дорогу уйдет полтора часа. Нет, скажем, три. Она снова приняла душ под дорогой водой, отгладила печальные складки на своем костюме для собеседований и вышла с большим запасом.
— Нанотехнологии.
— Типа того.
Нанотехнологии или даже «типа того». Что она знает об этом? Да что вообще хоть кто-то знает по-настоящему о нанотехнологиях, кроме того, что это новая модная тенденция, которая обещает изменить мир так же радикально, как информационные технологии поколение назад. Никакой специальной подготовки, кроме хорошо отутюженного костюма и непреодолимой веры в собственные способности. Это настолько далеко от Демре, насколько возможно.
— Отсек двести двадцать девять. — Парень машет кофейными стаканчиками и проходит вслед за девушкой в безымянный однокомнатный офис. — Яшар, это Лейла Гюльташлы. Она наш маркетинговый консультант.
— Ах да, рад встрече!
Лейла пытается подавить румянец смущения, пока пожимает руку молодому парню, который вскочил из-за стола прямо у стены. У Яшара Джейлана слишком длинные волосы, слишком толстый живот и густая растительность на лице, но у него яркие глаза, он выдерживает взгляд Лейлы и сердечно пожимает ей руку. Обмен информацией, рука к руке, визитка к визитке.
— Как я понимаю, вы уже познакомились с Асо, моим деловым партнером.
— Деловой партнер, разумеется, мне стоило бы догадаться, тетушка Кевсер ничего не сказала мне, партнер, ну, ну… конечно же, — мямлит она, как деревенщина.
— А это Зелиха.
Четвертая в крошечном кабинете — это девушка около тридцати, почти потерявшаяся за грудами инвойсов и всяких бумажек, которыми завален маленький стол. Она хмурится, глядя на Лейлу, — судя по всему, расстроена, — а потом прячет лицо за одним из кофейных стаканчиков. Два стола, три стула, шкаф, на котором стоит принтер, ряд модных уродливых фигурок «Урбантой» на подоконнике за спиной Яшара. Они вчетвером втиснуты в комнатушку, словно дольки апельсина.
— Так чем вы тут занимаетесь?
Яшар и Асо переглядываются.
— Программируемой нуклеиновой биоинформатикой.
— О'кей, — говорит Лейла Гюльташлы. — Может быть, самое время сообщить, что я понятия не имею, что это такое.
— Ну да, и ты вовсе не настоящий маркетинговый консультант, — говорит Яшар. — Прости. Тетя Кевсер мне рассказала.
Зелиха хихикает над кофе.
— Но ты нам все равно нужна, — быстро добавляет Асо. — Мы так же мало знаем о маркетинге, как ты — о программируемой нуклеиновой биоинформатике.
— За исключением того, что если мне придется рекламировать ее, то мне стоит хотя бы в общих чертах иметь представление, что это.
Яшар и Асо снова переглядываются. Они напоминают двух комиков на детском телеканале.
— Понимаешь, мы занимаемся реально мелкими штуками, — говорит Яшар.
— Но не самыми, — заключает Асо.
— Да, никаких микророботов и умного песка.
— Это не нано и уж тем более не фемто.
— Мы где-то между.
— На клеточном уровне.
— Технология, которая сближается с биологией.
— Биология, которая сближается с технологией.
— Получается биоинформатика.
— Стоп, — говорит Лейла Гюльташлы. — Может, я и не спец по маркетингу, но понимаю одно — если вы будете в такой манере общаться с потенциальными инвесторами, то они вас просто выкинут прочь.
— Ладно-ладно, — Яшар поднимает руки. — Вернемся к азам. К масштабам. Мелкие технологии — это, к примеру, микророботы.
— Ага, типа битботов или полицейских роботов, — весело говорит Лейла.
— Да, — говорит Яшар. — На другом конце масштабной линейки самые мелкие технологии, если не считать квантовые точки, — это нанотехнологии, которые начинаются при масштабе в одну десятую длины волны света.
— Ага, это то, что я прыскаю в нос, когда хочу что-то запомнить, сконцентрироваться или просто на время притвориться кем-то другим, — говорит Лейла. — То, что заставляет рисунки на футболках двигаться, то, благодаря чему у нас есть смарт-бумага, то, что выводит лишний холестерин из сосудов или алкоголь из печени. То, благодаря чему мой цептеп или машина, если бы у меня была машина, перезаряжаются за пять секунд.
— Ну, этим дело не ограничивается, — говорит Яшар.
— А есть кое-что между, именно здесь наша область деятельности. Мы работаем с клетками человеческого тела, — объясняет Асо.
— Типа крошечных подводных лодок в кровотоке? — уточняет Лейла.
Оба парня смотрят на нее. Зелиха снова хихикает.
— Ну, это научная фантастика, — говорит Асо.
— Понимаешь, на клеточном уровне вязкость крови столь высока…
— Стоп. Хватит этого парного конферанса. Просто скажите, это связано с репликаторами?
Яшар и Асо в ужасе, словно Лейла обвинила их в педофилии. Даже Зелиха взбешена.
— Мы занимаемся биоинформатикой, — бурчит Яшар.
— А изучение репликаторов проходит под строгим надзором правительства и при наличии правительственной лицензии, — добавляет Асо. — Эксперименты с репликаторами можно проводить только на научно-исследовательских базах, одобренных правительством, а они все в Анкаре.
То есть кто-то на этом базаре чудес экспериментирует с репликаторами, думает Лейла. Интересно, в каком из отделов — Маленькие, Меньшие, Наименьшие? Репликаторы были опасны. Репликаторы были новым ядерным оружием. Репликаторы убивают вас, без вопросов, без жалости. Репликаторы были концом света, который наползал, один безжалостный атом за другим. Это давний детский кошмар: Лейла не могла уснуть и спустилась вниз по лестнице. Тихонько-тихонько, никто не услышал. Мама с папой сидели каждый в своем кресле, старший брат Азиз и сестра Хасибе развалились на полу. По телевизору шли новости, и лица казались синими от света, который лился с плоского экрана, занимавшего всю стену. На этом уровне ужаса нельзя уже избежать. Мир двигался к концу по наихудшему из сценариев. Позднее Лейла узнала имя этому апокалипсису. Серая слизь.