— Сейчас куда позднее, чем ты думаешь. Уже утро, ты тут со вчерашнего вечера. Вряд ли ты помнишь, что случилось.
— Мы сделали тебя мишенью для нановеществ, — говорит Волосатый. — Нам многое известно о тебе, Недждет.
— Вы не из полиции.
Волосатый смеется.
— О нет, но я понимаю, с чего ты мог так подумать. Полиция стала забирать подопытных, они нас опережали, так что пришлось схватить тебя раньше, чем это сделала полиция.
— Мы Божественные ученые, — говорит женщина. Ее лицо кажется Недждету знакомым, но он не может вспомнить, откуда. Квадратные очки и зеленый платок делают ее старше, чем она есть на самом деле. Все присутствующие, каждый контур и линия горят невидимым огнем джиннов, напоминающим марево в жаркий день.
— А можно попить? — спрашивает Недждет. Еще один мужчина дает ему непочатую бутылку воды, открывая носик. Это огромный парень в зеленой рубашке. Зеленый цвет движется, течет и колышется на краю поля зрения Недждета, пока он, словно младенец, сосет воду из бутылочки. — Что вам надо от меня?
— Твои видения, — говорит женщина. Теперь Недждет видит через огненное марево, что у Здоровяка оружие, огромная военная боевая винтовка.
— Я вижу джиннов, — просто отвечает Недждет. — Комната полна ими. Ваши тела сплетены из них, как из кружев.
Здоровяк вздрагивает, но женщина в зеленом платке говорит:
— Это мы знаем.
— Я вижу Хизира, — говорит Недждет. Трое похитителей переглядываются. — Он в комнате. Он сразу везде. Вот почему говорят, что он вечный путник. Вот вы называйте себя Божественными учеными, но они ведь не от Всевышнего, эти джинны. Братья сочли, что от Всевышнего, но это не так. Они даже не создания огня, нету никаких созданий огня. Они из моей головы, я взял их из историй о призраках и святых, которые мне доводилось слышать, и из комиксов. Я вижу джиннов, кто-то видит пери. Но вот откуда взялся Хизир, я не знаю.
Волосатый и Женщина обмениваются взглядами. Интересно, вместе ли они, думает Недждет. Они на несколько минут выходят из комнаты, и через головокружение он слышит их разговор. Они говорят исключительно о нем, но требуется слишком много усилий, чтобы сконцентрироваться и попытаться разобрать хоть что-то за огненным ревом джиннов. Затем они возвращаются и занимают точно те же места, что и раньше.
— Мы задавали тебе вопросы под нано отчасти и для того, чтобы нарисовать точную картину твоей жизни. У нас нет времени на вранье и увертки. Мы знаем, кто ты, откуда, чем занимаешься сейчас и что успел натворить.
— Вы о Кизбес?
— Да. В тот момент ты не испытывал ни вины, ни угрызений совести, ни боли, ни удовольствия от того, что оставил сестру навеки уродиной с ожогами третьей степени. Ты сделал это потому, что она тебя доставала. Во время самого поступка ты не выказал ни ярости, ни агрессии, ты действовал как робот. Это симптомы серьезного диссоциативного расстройства.
— Я не знаю, что это, — говорит Недждет. — Но поверьте, когда я говорю, что это был не я. Это был другой «я». Человек, который выглядел и говорил как я. Но он состоял из пыли. Пыль в голове. Сплошная пыль. Я словно бы состоял из отдельных частей, не связанных воедино, как пыль. Вы понимаете?
— Значит, твоя личность изменилась.
— Да… Нет… я не знаю… я помню, как был кем-то другим. А потом словно бы вся пыль выветрилась из моей головы и превратилась в джиннов. А потом появился Хизир. Это вы со мной сделали, кто вы? Какой-то тарикат? Салафиты?[117]
— Мы Божественные инженеры, — говорит женщина, — мы верующие и горим божественным огнем, мы творим джихад, но не являемся исламистами. Мы из разных конфессий и культур. Сунниты, алевиты, христиане, несториане. Джихад — это вечная борьба во имя божественного. Это есть в любой религии. Одна из нас взорвала себя в трамвае, она не была смертницей, она была исследовательницей. Она была мне сестрой… У нее… нет, это уже тебя не касается. Как прокомментировала пресса, больше никто не погиб. В этом и заключался план: бомба задумывалась как способ распространить нановещества. Ты и еще несколько человек получили заряд.
— То есть эти джинны — всего лишь порождение химических веществ.
— Ну ты же сам сказал, что понимаешь, что они не от Всевышнего, — хмыкнула женщина. — Нам важно то, что на свет появился новый Недждет Хасгюлер. Прежний Недждет Хасгюлер мертв. Погиб во время наноатаки. Следующий вопрос такой — а что собой представляет теперь Недждет Хасгюлер? Мы даем тебе время подумать. Наш брат будет присматривать за тобой и даст все, что ты попросишь. А теперь отдыхай. И размышляй.
Женщина и Волосатый встают и уходят в другую комнату, а Недждет кричит им вслед:
— А с джиннами, с ними что случится? Они в конце концов исчезнут?
Волосатый хмурится:
— Зачем тебе это?
Нано фонтаном пролетает через мозг Аднана Сариоглу, словно воплощение Денежного дерева, которое растет в центре торгового зала, сотканное из отдельных нейронов. Ох, у Кемаля сильное «кунфу». Его взгляд ясный и острый, свет кажется ярче, цвета — насыщеннее, фокус — четче. Периферийное зрение обостряется, он чувствует, что может видеть даже то, что у него за спиной. Он может заглянуть в самую суть вещей. Взгляду Аднана открываются детали, формы, связи и замыслы. Он слышит каждый звук, каждый голос, любой щелчок и жужжание, слышит все целиком и каждый шорох в отдельности. Без особых усилий он может вычленить из этой волны разговор и, не глядя, понять, кто говорит. Он слышит, как постукивает пластиковый значок на его пиджаке, пока он идет к привычному месту у Денежного дерева. Запах денег, похожий на запах нагревшегося от солнца мокрого костюма для дайвинга, обволакивает его. Вот что испытывали мистики и любимые Айше дервиши, когда говорили о единстве всего сущего. Все соединено, но при этом дискретно. Именно такими мы и должны быть на пике наших возможностей, понимает Аднан. Нано — просто другая разновидность танца дервишей.
Стихия воздуха, помоги мне! Аднан щелкает цептепом, тут же появляется рой программ-помощников, отчего у него перехватывает дыхание, а окошки с рыночными ценами падают со своих насестов на Денежном дереве, словно скворцы, сбиваются в стаи и кружатся вокруг него так, что Аднан со своим усиленным зрением оказывается завернутым в мантию из меняющихся данных, в живую мозаику. Трейдеры в цветных пиджаках кивают ему, сосредоточенные на собственных сделках, скрытые за своей изолирующей оболочкой из информации.
Аднан смотрит на крону Денежного дерева, а потом поднимает руки, и симфония начинается. Он собирает, анализирует и отбрасывает таблицы с ценами. Затем запрашивает прогнозы погоды, получая сводки из гидрометцентров Анкары, Москвы и Тегерана. Изменения всегда приходят с востока. Спотовые рынки вибрируют, это фрактальное броуновское движение происходит потому, что десятки тысяч программ-помощников автоматически размещают и заполняют заказы. Спотовые рынки всегда были естественной средой для спекулянта: войти, заработать и быстро убраться.
— Ага, теперь на рынок, — приказывает Аднан программе-помощнику.
Перед ним открывается Центр в Баку. Это прекрасный замысловатый цветочный узор из трейдеров, контрактов, деривативов и спотовых цен, фьючерсов и опционов, свопов и целого зверинца новых финансовых инструментов. Микрофьючерсы и суперстрэддлы проходят такой сложный анализ в глубинах компьютеров, что человек не в состоянии понимать, как на них вообще можно заработать. Все это распускается, словно лепестки тюльпана, вокруг плодоножки Баку с трубами, терминалами и хранилищами. Стамбул, для сравнения, напоминает лоток уличного торговца. А в Баку закачивается газ.
— Али, как ты, мой адипозный[118] друг?
— Что это значит? Наверняка «жирный». Ах ты ублюдок, — английский у Жирного Али всегда был намного хуже, чем у Аднана, и с жутким акцентом. — Где ты пропадал?
— Видел когда-нибудь летающие машины, Али?
— О чем ты? Что за чушь?
— А я видел. А теперь хочу продать кое-какой газ. Кто покупает?
Аднан боковым зрением видит, как открывается новое окошко программы. Аднан передвигает его в центр. Греческое правительство подготавливает пункты первой помощи для пожилых, пока жара из Турции движется на запад. Пока Юнанистан потеет, Балканы покрываются испариной. Мигрирующие аисты показывают дорогу. Пора начать раскладывать товар.
— Али, сто двадцать контрактов для Каспийской биржи, доставка в течение суток.
Цены начинают медленно ползти вверх. Аднан взмахивает руками в стороны, создавая окно, отражающее ситуацию на рынке в Белграде и Сараеве. Многие крупные сербские и боснийско-хорватско-словенские газовые компании размещают заказы. Балканы тоже на рынке.
— Они с нами.
Аднан размещает контракты. Тут же начинают стекаться заявки. Он быстро продает «Беогазу» заявку от большой энергетической компании в Белграде. Это не лучшая цена, но хорошая стартовая. Рынок приспособится к внезапному притоку такого большого количества газа. Аднан опять купит газ через Озер, подождет, пока цена вырастет, и снова продаст. Он продаст и перепродаст свой газ множество раз до закрытия, на каждом этапе извлекая прибыль. Игра на Бирюзовой площадке только началась.
Два часа торгов — и Аднан своей игрой на спотовых рынках поднял цену до четырехсот пятидесяти долларов за тысячу кубометров. Ага, вот сейчас начнутся денежки. Пиджак Аднана намок от пота. Он полностью сконцентрирован. Фокус в том, чтобы двигать Бирюзовую площадку через водоворот других сделок на рынках спотов и деривативов. Ноги в начищенных до блеска ботинках болят и опухают. Главное — не потерять чувство времени, это нано, украденное у Кемаля, норовистая лошадка. Внимание как у ученого, вкупе с суфийским умением ухватить целое. Аднан видит, как Кемаль нервно посматривает на него через стекло своего кабинета. Аднан кивает. Ты знаешь, что я знаю? Я спас тебя, чувак. Тебя бы забрали отсюда в каталке и смирительной рубашке. Ты мне должен, но никогда не узнаешь. Но дыра-то никуда не делась, яма под Денежным деревом, которая уходит до самого Иблиса. Бросаете туда Бирюзовую площадку и наблюдаете, как она рассыпается, словно конфетти. Надо взглянуть факту в лицо. Когда у нас будут деньги, тогда и взглянем. Все легче сделать, когда ты при деньгах.