— Свет! — командует она. Ахмет с Мехметом тащат лампы по каменному полу и устанавливают их так, чтобы лучше осветить предмет в гробу.
Айше смотрит на лицо хаджи Ферхата. Даже через засахаренный мед видно, насколько он хорошо сохранился. На нем нет одежды, плоть сошла с костей, и кости теперь торчат, словно шесты для палатки, а кожа стала темно-красной, сморщилась, распухла от сахара и с виду кажется мягкой и хрупкой, как сусальное золото. От тела исходит золотистый свет, который распространяется на несколько сантиметров в меду. Пузырьки газа оказались в медовой ловушке. Сложно различить детали в сахарной массе, но волосы, борода и ногти кажутся нетронутыми, глаза, к счастью, закрыты, а зубы длинные и коричневые, как у крысы. Айше никогда не видела ничего столь необычного. Ей доводилось видеть мумии, но это что-то совсем иное. Они были высохшими, более мертвыми, чем сама смерть. В Медовом кадавре нет ничего от смерти и разложения. Это человек из сахара. Работа кондитера. На мгновение Айше представила, как ударяет кулаком в грудь Медового кадавра, и кулак проходит насквозь. Будет ли он похож на желе, или окажется мягким и зернистым, как халва, или же она видит лишь тень, оставшуюся после долгих веков медленного растворения?
Айше опускает палец в гроб. Пробует. Медовый кадавр сладкий, мускусный, землистый. На зубах чуть хрустят кристаллики, чувствуется нотка фенола, намек на старую кожу, торф, следы мочи.
Хайдар Акгюн заглядывает в гроб.
— Вы проделали потрясающую работу. Тем обиднее.
Когда он произносит эти слова, Айше слышит, как вдалеке воют сирены. Акгюн достает бумажник и раскрывает его.
— Я инспектор Хайдар Акгюн из отдела по борьбе с контрабандой и организованной преступностью, мы сотрудничаем с отделом памятников и музеев. Оставайтесь на своих местах. Наверху вас ждут офицеры полиции. Вы все арестованы по обвинению в получении артефактов для нелегальной продажи за пределы Турции.
По лестнице спускается один полицейский, за ним второй, третий. Мехмета и Ахмета выводят на свет, арестовывают Бурака и Барчина.
— Мне стоило догадаться! — кричит Айше Акгюну, когда два офицера берут ее под руки. — По дешевому лосьону «Арслан»!
— Да.
— Можете представить себе, как это — проживать чужие жизни? А мы можем. Можете представить себе, что будете знать, что другие на самом деле думают, и сможете предсказать, что они собираются сделать? А мы можем. Это следующий виток промышленной революции. Это больше чем просто нано. Это момент, когда все вокруг становится разумным. Это…
— Да, госпожа Гюльташлы.
Дениз Сайлан — самый гладко выбритый, самый хорошо подстриженный, самый хорошо пахнущий мужчина в самом элегантном костюме, самых блестящих ботинках и с самым прекрасным маникюром из всех, что когда-либо доводилось видеть Лейле Гюльташлы. Он вежлив и энергичен, лучится силой и уверенностью, и офис у него намного выше, больше, красивее и с куда более впечатляющим видом, чем у «Давай, нано!» — надо же было придумать такое идиотское название для корпорации. Три офиса за три дня, все уже как в тумане. По крайней мере у него в офисе нет никаких наноигрушек, изменяющих форму. У мужчины не должно быть игрушек.
— Что, простите?
— Я сказал «да». Да, нам интересно. Мы хотели бы поучаствовать.
Иногда в мультике, когда койот падает со скалы, он зависает в воздухе, не машет на прощание рукой, а просто падает. Но иногда койоту удается выбраться обратно на скалу.
— В производстве преобразователя Бесарани — Джейлан.
Вдоль стены здания со свистом проносится скоростной лифт.
— Это именно такой проект, ради которых и был создан наш отдел специальных проектов. Уверен, вы ознакомились с направлениями деятельности нашей компании и с ее историей.
Ну да, Лейла ознакомилась со всем этим в поезде и в долмуше до Нанобазара. В пять утра она стояла на станции метро, на платформе были лишь бездомные, которые здесь же и спят, возвращавшиеся домой тусовщики, и рабочие, спешившие на утреннюю смену; в костюме только она одна. Она инструктировала Асо: компания была основана в 2012 году под названием «Газовая компания Озер». Постоянно входит в пятерку лучших компаний на турецком рынке. Биржевой курс такой-то. За прошлый финансовый год прибыль такая-то. Знай свой рынок, знай свой рынок, знай свой рынок.
— Наше преимущество перед конкурентами в том, что мы пытаемся стать поистине компанией XXI века. Десять лет назад мы были газовой компанией, сегодня мы газово-товарная биржа, через десять лет, когда подача газа по трубопроводам прекратится, мы станем кем-то еще. Возможно, «Клеточными преобразователями Озер».
Нет, думает Лейла. Только не пытайся шутить. Мужчины прекрасны, когда серьезны. Асо лучше всего выглядит когда он серьезен.
— Наша стратегия заключается в поиске новых источников прибыли и постепенном сокращении деятельности в тех областях, которые теряют свою ценность, или при росте конкуренции. Озер не просто газовая компания и не просто товарная биржа — это целый организм, генерирующий прибыль. Мы появляемся первыми, зарабатываем много денег, а потом, когда ресурс находится на пике или рынок переполнен, когда мы устаем от этого вида деятельности, то продаем его и двигаемся дальше. Поэтому мы тратим очень большие суммы на стартапы, которые, как нам кажется, обладают рыночным потенциалам. Мы охотимся за новыми технологиями и новыми веяниями. Если вы сможете сделать даже двадцать процентов из сказанного, это будет величайший технологический прорыв после интегральных микросхем. Это все равно, что встать на один уровень с «Техас Инструментс». Вы когда-либо задумывались об интеллектуальной собственности и лицензировании? Мы просто не можем не поучаствовать. Мы подготовим стандартный контракт на разработку опытного образца. О какой сумме идет речь?
Асо открывает рот, но тут Лейла вонзает каблук в его поношенный ботинок.
— Полмиллиона евро, — нагло заявляет она.
Сайлан и глазом не моргает.
— Вы должны понимать, что компании типа нашей редко идут на уступки. Наше обычное условие восемьдесят процентов на двадцать.
— Семьдесят на тридцать? — осмеливается Лейла.
— Нет, госпожа Гюльташлы.
Решительно, но вежливо. Асо тоже культурный, но нерешительный. А ведь решительность — и есть воспитанность. Неспособность отказаться — самая ужасная из линий поведения.
— Сколько времени это займет?
— Контракт будет готов к завтрашнему дню. А пока что нам понадобятся заверенная аудиторами отчетность, свидетельства о праве собственности и ясность относительно интеллектуальных прав. Это уже забота адвокатов. От вас мне нужно подробное техническое описание, которое я представлю комиссии. Поскольку мы сами в настоящее время не занимаемся нано профессионально, придется нанять специалистов.
— Могу я спросить, кто войдет в состав комиссии? — спрашивает Асо.
— В вопросах нанотехнологий мы регулярно приглашаем в качестве консультантов профессора Сюлеймана Турана из университета Анкары и Неввала Седена из университета Биликент. Вы с ними знакомы.
— Неввал Седент был моим научруком.
— Это не проблема. Возможно, мы пригласим вас для устного собеседования с ними. Можно онлайн. А теперь мы дотошно изучим вашу отчетность. Мы настаиваем на обязательной экспертизе и сами назначим руководителя проекта. Вы не против?
— Нет, — говорит Лейла, но Сайлан ее игнорирует.
— Господин Бесарани?
— Мне нужно поговорить со своим деловым партнером.
— Разумеется.
— Итак, к чему мы пришли? — уточняет Лейла.
— Полмиллиона евро на разработку опытного образца преобразователя Бесарани — Джейлана, в свою очередь Озер получает долю в восемьдесят процентов от будущих прибылей.
— Семьдесят пять, — вставляет Лейла.
— Нет, госпожа Гюльташлы.
— А что после опытного образца?
— Будет отдельное финансирование рыночной апробации. Если она пройдет успешно, мы запустим производство и приступим к международному маркетингу. Это долгосрочный проект, только испытания медицинской безопасности займут лет пять.
— Мы уже занимаемся этим проектом пять лет. Это проект всей нашей жизни.
По-видимому, Сайлану его ответ нравится.
— Хорошо, хорошо, хорошо. Пусть ваши люди свяжутся с моими. — Рукопожатие Сайлана, разумеется, идеально: нужная твердость, нужная длительность, нужная вибрация, еле слышное потрескивание, когда контактные данные передаются от ладони к ладони. — Большое спасибо, господин Бесарани, госпожа Гюльташлы, это очень, очень интересный проект. Я бы с удовольствием поговорил с вами подольше, но у меня назначена еще одна встреча. До скорого.
— Ты с ним флиртовала, — говорит Асо, пока они ждут лифта, скользящего по поверхности башни, словно капля смолы. Они так высоко, как аисты, хихикают, как школьницы, испытывая головокружение и опьянение от победы. Да. Он сказал «да».
— Нет, — шепчет Лейла. Она вытряхивала его из костюма, очищала от стиля, ухоженности и манер. Заодно помечала, что надо переделать. Не для себя, как она поняла, а для Асо. При этой мысли она вдруг ощутила новое, незнакомое чувство, словно бы судорогу в области желудка.
— Но полмиллиона? — говорит Асо, когда приезжает лифт.
— Для Озера это мелочь, но было бы серьезной ошибкой просить как слишком мало, так и слишком много.
— Не думаешь ли ты… — начинает Асо, но тут двери открываются, и Лейла заталкивает его в набитый лифт. Тсс, она прикладывает палец к губам. Лифт везет их вниз вдоль здания Озера. Мужчины входят и выходят. Асо хочется поговорить. Мне тоже хочется, чтобы ты говорил, думает Лейла. Я хочу кричать, бегать, плюхнуться в фонтан на площади, но пока что тсс. В атриуме среди костюмов и богатеньких парней… ммм, а есть тут богатенькие женщины, ну, или вообще хоть какие-то женщины, кроме Лейлы? Тсс. Протянуть пропуски администратору. Тсс. Стол администратора — это плита из черного мрамора, задуманная так, чтобы поражать мощью Озера и напугать каменными лицами администраторов. Лейла улыбается и передает свои документы по зеркальному мрамору. Я