Надя Евдокимова
«Меня зовут Надежда Фролова (Евдокимова). Я воспитывалась в детском доме с 1964 по 1972 год. После выпуска, а было мне тогда 16 лет, решила проучиться год – и на работу. Обучалась в ГПТУ-39 г. Перми на каменщика. В 1973 году оказалась на стройке – меня направили в трест № 12 СМУ № 6.
Сначала было интересно, но отработала полгода и поняла – это не мое. Начала искать себя в профессии. Работала в профилактории кухонной рабочей. Мне нравилось, проработала там два года. А в 1976 году с подругой решили поменять место жительства и махнули на Север. Вот так и попала в ХМАО – Югра, в поселок городского типа Агириш, где и по сей день живу. Устроилась в СМУ сначала учеником, а после штукатуром-маляром. Отработала 28 лет на одном месте. Получила звание “Ветеран труда ХМАО”. У меня двое детей – сын Алексей и дочь Ирина, а еще двое внучат! Было и плохое, и хорошее, но в целом жизнь удалась.
Детский дом – это частичка моего детства. В нем было тепло и уютно. Антонина Алексеевна Селиванова учила нас вышивать, штопать чулки. Я любила ходить к ней на труды. Надежда Александровна – доброй души человек.
Надя Евдокимова
Воспитателя Владимира Васильевича Суханевича почему-то за глаза называли “хреном”, почему – остается загадкой. Больно уж он любил Таню Сарманаеву и Люду Волокитину. Когда время позднее, а по телевизору идет интересный фильм, Люда и Таня, как правило, могли уговорить Владимира Васильевича разрешить нам досмотреть кино. А еще, когда раньше сделаешь домашнюю работу, отпрашиваешься гулять – он всегда спросит: “Завтра двойка будет?”. Мы всегда говорили “нет” и не подводили его. Римма Александровна была у нас в средней группе воспитателем. Когда меня хотели удочерить, мне задавали вопросы, и везде присутствовала буква “рррр”, а я ее тогда не выговаривала и молчала как партизан. Так они из дошкольного детского дома кого-то взяли. А Римма Александровна мне всегда говорила: “Надежда, зря отказалась, сейчас у тебя бы косы были”. Повар тетя Настя: всегда у нее просили каленки – хрустящие пережаренные рожки со дна сковороды.
Н. Фролова (Евдокимова)
Сейчас я на пенсии. Вхожу в Совет ветеранов, чем можем – помогаем своим ветеранам, пожилым людям».
Люда Бузмакова
«Я, Людмила Владимировна Сивухина (Бузмакова), родилась в 1957 году, и так случилось, что с трех лет оказалась в дошкольном детском доме № 4. В школьный детский дом № 3 перешла на учебу в 1-й класс и закончила 10 классов в 1975 году. После выпуска пошла работать воспитателем в группу маленьких детей в дошкольный детский дом № 4, где ранее воспитывалась. Отработала на одном месте 27 лет! Через год поступила учиться в Пермское педагогическое училище № 1 на заочное отделение дошкольного образования, получила диплом воспитателя в 1979 году. В апреле 2004 года была уволена в связи с сокращением штата – за год до закрытия детского дома № 4. Через несколько месяцев устроилась почтальоном по доставке печати и корреспонденции, проработала на почте восемь с половиной лет. В феврале 2013 года уволилась по собственному желанию, в связи с выходом на пенсию (заслуженный отдых). У нас с мужем Михаилом две взрослые дочери. Светлана живет в Осе и работает парикмахером. Младшая, Лариса, проживает в Перми, окончила университет и работает в банке по специальности.
Люда Бузмакова
Интересного в жизни хватает: и рабочие моменты, и активно-спортивная деятельность, и любимые занятия по интересам. Спортом я занимаюсь с 1986 года, и до настоящих дней спортивный график не убавляется. Три-четыре раза в неделю – утренние прогулки скандинавской ходьбой. Зимние пробежки на лыжах. Дважды в неделю занятия в спортзале – упражнения на гибкость, растяжки, силовые элементы. В нашей группе “Надежда”, кроме моих сверстниц-энтузиастов, есть художница – Ольга Петровна Лебедева. Она увлекла нас рисованием. Я рисую четвертый год. Мои рисунки занимают не одну папку, более 200 “шедевров”.
Утренняя зарядка в пионерлагере. Слева направо: Надя Евдокимова, чуть позади – Люда Волокитина (?), Зина Федосеева, Валя Федосеева, Надя Орлова, Таня Сарманаева, двое в черных костюмах не установлены, Люда Бузмакова, Люда Безусова, справа и сзади от нее – неидентифицированная девочка, Безусова Оля
О детском доме, где я воспитывалась, могу сказать только добрые слова, благодарные воспоминания никогда не сотрутся из моей памяти. Запомнились очень хорошо мои первые воспитатели – Надежда Александровна Волкова, Нина Васильевна Гусева, повара – тетя Аня (Анна Александровна Рожнева), тетя Тася (Таисья Алексеевна Белышева) и ночная няня – Анна Алексеевна Васянина. Никогда не забыть многих детей-воспитанников и одноклассников, с кем дружила, кто помогал мне в разных делах. Со многими из них переписываюсь и перезваниваюсь и сейчас.
А еще я поддерживаю связь с воспитателем детского дома № 3 Риммой Александровной Нефедовой. Она живет в одном со мной доме и в одном подъезде. Мы часто видимся, делимся впечатлениями о том, кто ей пишет или приезжает. А к ней ездят бывшие воспитанники, когда проездом, когда специально – проведать, поговорить. Мои одноклассники бывают у нее, когда приезжают на вечер встречи. Вспоминаем о жизни в стенах детского дома. У нее много фотографий и газетных заметок, в том числе об истории Осы, и она щедро ими делится со всеми желающими.
Воспоминаний за 10 лет жизни в детском доме сохранилось много. Врезалось в память, как мы впервые научились играть в игру “12 записок”. Нас организовала Надежда Александровна, чтобы сдружить весь класс, а то мы, девочки, начали отделяться от мальчиков своей группы. Дело было летом, в теплый ветреный день. Мы, человек 18, пошли за территорию детского дома искать что-то вроде клада. Шли, ориентируясь на стрелки, проставленные на досках тротуара и на углах домов. Много интересных мест прошли по городу, в основном по улицам Володарского и Урицкого. Мальчики быстро находили записки, в которых был обозначен дальнейший маршрут… Вот и 12-я записка – на площадке у берега Камы. Там недавно поставили качели-лодочки. В азарте, накачавшись на качелях, поиграв в подвижные игры, пошли домой есть приз – трудовые конфеты. Это интересное мероприятие, конечно, сдружило нас. Надежда Александровна старалась, чтобы мы, ее дети, росли дружными, воспитанными, послушными, активными.
Запомнилось, как мы с нашим воспитателем Надеждой Александровной ходили за ручей. Это было в первом классе, в конце учебного года, в первый день летних каникул. А надо сказать, в каникулы всегда устраивали тихий час – дневной сон. Мы все спали. Приходит воспитатель и будит нас: “Вставайте, пойдем горькую редьку рвать!” Мы быстро оделись и выстроились у ворот, ожидая опоздавших. Когда все собрались, Надежда Александровна повела нас вдоль берега до лугов. Она преподала наглядный урок уважительного, бережного отношения к природе: как беречь растительность, не рвать с корнем, не топтаться на ягодных местах, научила, как есть редьку. Все “рассыпались” по лугам. Кто сразу ест, а кто собирает с собой – по дороге съесть или друга угостить. Такой интересный досуг на природе был часто, занятий-развлечений хватало, все были заняты целый день».
Наши девочки
Всем нам, рожденным в 50–70-х годах прошлого века, жившим в маленьком провинциальном городке, было непросто выходить в жизнь после школы. Большинство жило очень скромно. Тем, кто учился в институте, родители только по минимуму могли помочь деньгами, отрывая от своей получки. Широко практиковалась помощь в натуральном виде – картошкой, домашними консервами, салом…
Еще труднее было детям из детского дома. У них был свой специфический мирок, своя условная семья. И вот заканчивает ребенок восемь классов в 15 лет, и его ВЫГОНЯЮТ в этот… мир. Он не может прокричать: «Я не хочу никуда уходить, дайте мне еще тут пожить!» А теперь представьте себе, что это 15-летняя девочка с небольшим чемоданчиком и практически без денег. Ей, на мой взгляд, было тяжелее всего, если сравнивать, например, с теми же мальчишками. Этой девочке, как и всем другим, предстоит решать жизненные задачи: красиво выглядеть, уметь постоять за себя, выйти замуж, родить и воспитать детей…
По-разному складывалась жизнь выпускников. Статистика показывает, что большей частью очень сложно. Путь в институт им точно был заказан, даже если повезло и – редкий случай! – удалось закончить десять классов в детском доме. Спасительным заведением для подавляющего числа детдомовцев было ПТУ, где кормили, одевали и учили рабочей профессии. После трех лет учебы выходили уже совершеннолетними. Насколько я знаю, сейчас с профессиональным образованием все плохо, и это печально.
Прошла целая жизнь, и мне хочется рассказать о девочках нашего класса. Пяти из них посчастливилось закончить десять классов в детском доме. Такого не было примерно 10 лет до нас, когда Фая Дроздова после десятилетки поступила в институт, и примерно 10 лет после нас.
ГАЛЯ ШАШЕРИНА (по мужу Торхова) – та самая 15-летняя девочка – отправилась учиться в ПТУ в г. Чайковский, там и поселилась. Выстояла. Вырастила двух дочек, с одной из которых мы друзья в «Одноклассниках». Всю жизнь проработала на комбинате шелковых тканей. Сейчас на пенсии.
В первом ряду: Надя Треногина, Нэля Поскребышева, Надя Пушкарева, Маша Жуланова. Во втором ряду: Люда Бузмакова, Надя Васенина, Вера Кондратьева, Юля Вержаховская, Ира Самсонова, Галя Шашерина, Вера Зубова
Галя Шашерина
Вера Зубова
Ира Самсонова
ВЕРА ЗУБОВА проучилась год в ПТУ и два года отработала в Перми на пивзаводе, надо сказать – без всяких перспектив. Вера любила играть в шахматы и, поразмыслив, сделала «ход конем» – завербовалась на Всесоюзную комсомольскую стройку КамАЗ в Набережные Челны. Устроилась работать шлифовщицей и уже через год (!) получила квартиру. Отработала до выхода на пенсию по вредности, но без последствий для здоровья не обошлось – развилось профзаболевание. По роду своей деятельности знаю, насколько эта профессия вредна, особенно если нет эффективной вентиляции. Справедливости ради отмечу, что и завод ее не бросил: выплачивает надбавку к пенсии, ежегодно предоставляет путевки в специализированные санатории. Вера практически одна вырастила двух дочерей, сейчас и с внуками возится. И в шахматы она продолжала играть – была неоднократной чемпионкой КамАЗа.
Про ИРИНУ САМСОНОВУ можно писать много и интересно. Только недавно узнал, что она родилась на Колыме, в семье репрессированных! Уже в зрелом возрасте предприняла путешествие по тем местам. Сделала много красивых фотографий природы родных для нее мест.
В детстве Ирина была нашей «сорвиголовой», ни в чем не уступала мальчишкам. Также прошла систему ПТУ, но работать устроилась умно – в нефтехимической отрасли. Там хорошо платили, и накопления позволили ей позже построить собственный дом – огромный труд, по себе знаю. В молодости серьезно занималась спортом и достигла больших успехов, но особо распространяться про это не любит. Из письма, присланного мне в восьмидесятые годы: «Занимаюсь марафонским и сверхмарафонским бегом и параллельно моржуюсь – это у нас, марафонцев, традиция. По области беру первое место, а по Уралу одно из призовых. Нынче в августе участвовала в марафонском пробеге в Москве – было очень интересно. Моя мечта пробежать 100 км, а я бегала самое большее – это 70 км. Но ничего, на будущий год попробую свои силы в Сочи на 100 км».
Уже после 50-летия Ирина неожиданно открыла в себе художественную жилку. Говорит, это идет у нее изнутри. Рисует и раздает свои картины. Холстом и красками ее снабжают дети – у Ирины два взрослых сына и внуки. Сделала несколько диорам, прослыла в Осе и области самобытным художником, ей посвящена статья в Осинской энциклопедии. Ирина настоящий боец: борется со своими недугами, и творчество – ее главный союзник.
Вера Кондратьева
Вера Жуланова
Надя Васенина
ЛЮДА БУЗМАКОВА (Сивухина) училась в школе только на «хорошо» и «отлично», поэтому педагогическое образование получила без труда. Посвятила свою жизнь обездоленным детям. Сразу же после выпуска пошла работать воспитателем в дошкольный детдом и проработала там почти до его закрытия. Людмила не унывала – стала почтальоном, уже до выхода на пенсию. Это тяжелая и малооплачиваемая работа, но в чем-то она ей подходила. Надо сказать, что в детдоме Люда была такой плотненькой пышечкой – это и на фото видно. Каково же было мое удивление, когда я через много лет приехал в Осу и увидел стройную точеную фигурку Дюймовочки. Оказывается, Люда долгие годы занималась и занимается в Клубе Любителей Бега. Кажется, чего проще – бегай в свое удовольствие. Но это надо делать изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год… Немногие такой ритм выдерживали, надо быть воистину героическим человеком. Интересно, что Люда тоже попала в Осинскую энциклопедию как один из немногих ветеранов этого Клуба.
ВЕРА КОНДРАТЬЕВА – наша красавица, скромница, отличница. Пошла своим путем. После выпуска махнула в Молдавию – уговорила подруга, тоже из детского дома. Выучилась на швею и два года проработала на трикотажной фабрике. Мама Веры сильно заболела и попросила ее вернуться на родину, в Белую Гору. Вера целый год (!) ухаживала за мамой, вплоть до ее кончины. Жила в Перми, долгое время работала на Заводе железобетонных конструкций (ЖБК) контролером ОТК, пока предприятие не закрыли. Потом переехала в Верещагино к мужу, 10 лет жили с его родителями – для меня это показатель. Там и квартиру получила. Последние годы перед пенсией работала продавцом женской одежды. Сыну и дочке уже за 30. В общем, все как у людей, сказали бы строгие «судьи».
Вот что Вера написала: «Всех сотрудников вспоминаю с благодарностью. Когда дежурили по кухне, было интересно попадать в смену повара тети Насти. Она показывала, как стряпать, чистить тонко картошку. В. В. Суханевич даже нам, девчонкам, рассказывал о войне, его было интересно слушать. Тетя Поля мыла полы, топила печки. Всегда было тепло. Медсестра Лидия Романовна добрая. Надежда Александровна, Нина Васильевна, Римма Александровна – все очень хорошие. Директор А. Ф. Шестаков заботился о нас. Помню, на линейке мне стало плохо от жары. Меня увели в деревянное здание, и я долго лежала в кровати. Так он, перед тем как идти домой, пришел узнать, как самочувствие. Всегда интересовался здоровьем больных, хотя своих дел было много.
После 9 класса нас с Верой Жулановой устроил на практику на детскую площадку. Сейчас думаю, если бы мне не разрешили уехать в Молдавию, то поступила бы в педучилище, как хотел директор. Помню, как мы на пароме переплывали через Каму и собирали грибы, правда, больше синявки. Гуляли по осеннему лесу, и Нина Васильевна рассказывала про деревья, траву, грибы. Потом на маленькой площадке были столы, и мы ели грибовницу. Чувство, что мы набрали их сами, ни с чем не сравнить. Еще на машине ездили за город, собирали землянику. Моя сестра Люба и брат Николай тоже жили в Осе, но только в интернате. Люба очень плохо отзывается о жизни там, не хочет вспоминать то время. А я, наоборот, благодарна детскому дому. Другие ребята уже написали, что это было счастливое детство. Я с ними согласна. Мне очень жалко всех ребят, девчонок, которых больше нет».
ВЕРА ЖУЛАНОВА. Красивая и добрая. Все ее уважали, со всеми были хорошие отношения. Мы все знали, что у нее больное сердце, хотя внешне это никак не проявлялось, может быть, только на физкультуре поблажки давали. После выпуска уехала в Донецк – там, оказывается, жила ее тетя. Но сама Вера поселилась в общежитии.
Вера писала в 1977 году: «Работаю вот уже второй год на фабрике детской игрушки в мягконабивном цеху. Делаем собачек, кошек и т. д. из капронового волокна. Работа нравится, но руки устают. На будущий год буду поступать в техникум. Рано или поздно все равно нужно учиться… С февраля буду работать с личным клеймом. Конечно, больше ответственности будет – как-никак, сама себя буду контролировать». Потом наша переписка оборвалась, узнал, что в начале 1980-х Веры не стало.
НАДЯ ВАСЕНИНА. Когда учились в начальных классах, у Нади умерла мама – она жила в Осе. Наш воспитатель сказала нам, что Наде в наследство досталась квартира и когда девочка выпустится из детского дома, то сможет жить в ней. Казалось бы, для детдомовца собственное жилье – счастье, но вот жизнь все равно пошла наперекосяк. Тихая, совершенно безобидная девочка, мне она нравилась, да и девчонкам в классе тоже. Неокрепшая психика 15-летней выпускницы детского дома, неподготовленность к самостоятельной жизни, а некоторые сказали бы – «гены», сыграли свою роль. Надю постигла характерная судьба детдомовца: алкоголь, асоциальный образ жизни и гибель. Тот пресловутый «процент» взял на ней свое.
ЮЛЯ ВЕРЖАХОВСКАЯ была как-то в тени. Ни с кем из девчонок особо не дружила. Может быть, на это повлияло раннее физиологическое развитие. В восьмом классе Юля выглядела вполне взрослой девушкой. И вот у Юли ЭТО случилось. Мальчишка Б. был даже на класс младше нас. Его тут же отправили в другую школу-интернат. Юля уехала к сестре в Вязники Владимирской области. Как написано в документах – в школу ФЗУ при льнокомбинате. Больше о ней никто ничего не знает. Вроде бы через год приезжала в детский дом, но о себе ничего не рассказывала.
Юля Вержаховская
Вот так круг и замкнулся. Выпускать после восьмого класса – известно, к какой дороге приводит. Оставлять детей учиться в детдоме до десятого класса тоже нельзя, поскольку резко возрастают риски, связанные с половым созреванием, «со всеми вытекающими»…
Половое воспитание у нас было никакое. Помню, девочек несколько раз собирали отдельно, кажется, приходила врач. Что-то там рассказывали об особенностях их организма. Нам, мальчишкам, было страшно любопытно, но я вот лично так тогда ничего и не узнал. У нас не было какого-то барьерного разделения – на втором этаже бывшего купеческого особняка были спальни мальчиков и девочек (куда мальчикам вход был категорически запрещен). Но еще был зал, служивший учебной комнатой для подготовки домашних заданий.
Нина Ермакова
Что уж тут греха таить, и я в десятом классе несколько раз уединялся после отбоя со своей первой любовью М., которая была младше меня на три года. Обнимались, да, но даже до поцелуев дело не доходило – строгая была! Потом я уехал в Пензу, долго переписывались, приезжал к ней несколько раз в Пермь. Но так у нас и не сложилось по моей вине. А я люблю тот светлый образ и до сих пор. Как позже выяснилось, многим нашим мальчишкам нравился кто-нибудь из девчонок – и это вполне естественно. Думаю, и у девочек так было, но они до сих пор все молчат как партизаны.
В разное время в нашем классе учились и другие девочки. ВАЛЮ ИГОШЕВУ в 1968 году, то есть после третьего класса, отправили в спецшколу. Кто и почему так распорядился? По-моему, она была вполне адекватной. Сейчас мне кажется, что это был прокол и учителя, и воспитателя. У СУСАННЫ СВИРЕПОВОЙ точно такая же судьба. НИНА ЕРМАКОВА – по документам, удочерена в 1970 году в г. Кирове. Это редкий случай в то время.
В соцсети «Одноклассники» я знаком не с одним десятком девчонок – выпускниц детдома разных лет. Некоторые у меня в друзьях. Для меня они навсегда девчонки, хотя некоторые уже на пенсии. У каждой очень непростая судьба, но все выжили и стали достойными членами нашего общества.
Где Коля Пушкарев?
Меня спрашивают, и я тоже очень хочу знать: куда делся Коля Пушкарев? У него были старший брат Алеша (буян!) и младшая сестра Надя – про них тоже ничего не слышно. Вспоминаю, что один раз приезжала самая старшая сестра, которую никто не знал у нас. Пишу в надежде, что кто-то прольет свет на его судьбу.
Родился Коля в деревне Чесноковка Уинского района. Из детдомовской Книги учета детей можно понять, что растила их одна мать, которую позже лишили родительских прав. Никто об этом не знал. В отличие от распространенного штампа, дети в детдоме не спрашивали, где их мама и папа. Мы вместе с ним пришли из дошкольного детдома и прожили 10 лет в нашем.
Коля был у нас вожаком. Собирал команды, организовывал игры, в том числе и в кинжики, футбол, хоккей, настольный теннис и многие другие. В старших классах мы с ним соорудили турник между двух тополей на большой площадке и часами на нем упражнялись. Было, что и в снегу зимой купались! На лыжах он бегал пять километров быстрее 20 минут – это норматив второго взрослого разряда. На соревнованиях бегал и «десятку».
Развит он был всесторонне, имел критический ум. Мы с ним много говорили о жизни, мечтали. Был справедливым, младших не обижал. В десятом классе несколько раз даже танцы после отбоя устраивал. При этом разрабатывал целую стратегию. Надо было получить доступ к проигрывателю. Знали, что после отбоя нас может проверить директор, с которым складывались непростые отношения, или дежурный воспитатель. Он посылал за целый квартал мальчишек по очереди в качестве наблюдателей («стоять на шубе» называлось). К приходу директора или проверяющего все уже лежали в кроватях и посапывали.
Коля Пушкарев
Алеша Пушкарев
Надя Пушкарева
После восьмого класса Коля Пушкарев поступал в техникум, но что-то не сложилось. В девятый класс должен был идти и пошел Вовка С. Но он попался на воровстве арбузов на базаре и был отчислен. Таким образом освободилось бюджетное место для Коли.
К выпуску нужны были хоть какие-нибудь деньги, и директор А. Ф. Шестаков разрешил нам наколоть дров для кухни и прачечной. Тогда уже была котельная с водяным отоплением, но дровами тоже пользовались. Расценка была примерно пять рублей за кубометр. Мы с Колей заработали примерно по 90 рублей каждый.
Коля ценил и копил фотографии. Доставал их правдами и неправдами, даже из канцелярии сколько-то умыкнул. Перед армией писал, что у него их 500 штук.
Хорошо помню, что еще в классе шестом-седьмом у Коли уже была четкая цель в жизни: стать олимпийским чемпионом по борьбе. Для меня это было удивительным – мало кто и по окончании школы ставил себе такие высокие цели. Про сами Олимпийские игры я тогда имел весьма туманное представление. Чемпион мира – это да, понятно. Но Коля объяснил, что чемпионаты мира бывают каждый год, а Олимпийские игры – один раз в четыре года и более престижны. Где-то он достал журнал «Уральский следопыт» и рассказывал нам про русского силача Железного Самсона (Александра Засса). По его примеру стал гнуть железные прутки, тягал самодельную штангу и выполнял другие атлетические упражнения. Два других его кумира – Иван Заикин и Иван Поддубный – прославленные русские борцы и силачи. Природа одарила Николая стройным телом, а целенаправленными тренировками он довел его до совершенства, хотя этим не хвастал – тогда еще не вошел в моду культуризм. Боролись мы в детдоме между собой, Коля показывал вычитанные из книг приемчики, но это было баловство.
В начале девятого класса он где-то узнал, что в Зооветтехникуме есть секция борьбы самбо, и мы в нее записались. Первая тренировка была вечером, помяли нас на ней очень хорошо. Возвращаемся домой и повторяем с ним только одно: «Херня по сравнению с мировой революцией!» Я сходил еще несколько раз и бросил, а Коля так два года и тренировался, нашел себе много новых друзей. Позже это станет главным делом его жизни.
Первый год после выпуска, до его призыва в армию в мае 1976 года, мы переписывались. По окончании школы он поехал работать на Челябинский тракторный завод рабочим на линию, получал очень хорошую зарплату – больше 250 рублей. Почему именно туда, не знаю. Пять дней в неделю ходил на тренировки.
Коля Пушкарев, дзюдоист
Пишет в апреле 1976 года: «В пять часов мне надо быть уже в спортзале, тренируюсь с мастерами. Вчера боролся с чемпионом союза Мойсейчуком, он даже выигрывал у В. Невзорова – чемпиона мира по дзюдо. В ту субботу ездил в Свердловск на соревнования по самбо на зону Урала. Была возможность выполнить кандидата, но я проиграл две схватки…»
Был и тяжелый период, вот отрывок из письма после сильной простудной болезни (февраль 1976 года): «У меня пропал интерес к жизни. Помнишь, Иван, летом к нам приезжал Серега Петухов, мы с ним разговаривали перед моим отъездом в Краснокамск. Он говорил, что в жизни будут моменты, когда захочется повеситься, хотя потом самому стыдно будет признаться. У меня уже был, по-моему, такой момент. Лежал да смотрел в потолок, даже напился до отрубона в одной компании, хотя раньше в Челябинске не пил. Тяжелый период в моей жизни, некому поддержать, в основном каждый сам за себя, нет никому дела до того, что с тобой…»
Потом была армия. Мне написали, что Коля служил в Ворошиловграде. Насколько я знаю, он стал мастером спорта по дзюдо, окончил институт физкультуры – в какой-то мере исполнил свою мечту. Приезжал в Осу к друзьям по секции. Заходил и к Римме Александровне, подарил ей свои фотографии. По слухам, в начале 90-х уехал на Дальний Восток. Римма Александровна даже делала запросы в Челябинск. На второй раз ответили, что не числится. Я тоже пытался отыскать какие-то следы через интернет – не получилось.
Какие у нас были отношения? Наверное, в какой-то степени подходит аналогия со сводными братьями в большой семье (раньше я бы ни за что так не сказал). До восьмого класса круглосуточно были вместе – учились, делали домашние задания, ездили в лагеря и, конечно, проворачивали разные затеи, иногда на грани фола. Последние годы Коля учился уже в другом классе, нашел себе друзей в секции борьбы. Живя в детдоме, умудрялся быть в какой-то мере своим для «домашних».
Оттого-то все и спрашивают: «Где Коля Пушкарев?»
Из заключения с любовью. Слободчиков Толя
Еще один мой одноклассник и друг прошел другие «университеты» – тюремные. Учился средне, на тройки-четверки, поэтому его и не оставили на девятый класс со всеми вытекающими… Вот в этом точно виноват не он, а та система: не смогла выявить и оценить такую яркую личность.
Мать сдала Толю в детдом еще в дошкольном возрасте из-за его болезни, про отца по документам ничего не известно. После восьмого класса, 15-летним подростком, выпустился в ПТУ. Отучился один год на каменщика и поехал на стройку в Кунгур, где в основном работали бывшие заключенные – «химики». В 17 лет с таким же подростком залез в магазин и ограбил сейф. Через месяц история повторилась. Дали пять лет – два года отсидел на зоне и еще три на «химии». Эти последние три года (1978–1980) мы и переписывались: передо мной семь писем, 46 страниц убористого текста. Это глубокие мысли совсем молодого, 20–22-летнего человека.
С начальных классов Толя очень много и жадно читал, как никто из нас. Читал и после отбоя, и в туалете, и с фонариком под одеялом. Из-за этого посадил зрение, ходил в очках. Ко времени нашей переписки художественная литература была ему уже неинтересна. Искал вопросы о смысле жизни, увлекся философией. Не просто перечитал труды известных мыслителей, которых в то время мы и в институте-то не проходили, но и вооружился ими в своих суждениях. Просит прислать, что можно, о грамматике эсперанто! «…Первой из книг, прочитанных мной на эту тему, была “Основы марксистско-ленинской философии”, которая, кстати, не лишена противоречий, и некоторые выводы ее можно опровергнуть. Всего, что я прочел в этой области, пожалуй, не перечислить. Это “Психоанализ” Фрейда и философия неофрейдизма, Фейербах, Гегель и Кант, это и социалисты-утописты Оуэн и Сен-Симон, Дидро и Руссо, Фурье и Робеспьер и др. Читал кое-что из Ницше…»
Толя Слободчиков
Вел дневник, записывал в него свои мысли, терзания и метания души. Письма Толи ценны тем, что в них мало повседневности, но вставлены большие цитаты из дневника – продуманные и выстраданные суждения. Да и сами письма он пишет по несколько дней, предварительно составляя план, о чем писать. Упоминает, что нашей воспитательнице Нине Васильевне отправил письмо на 30 страницах в двух конвертах. Письма тех, кто пишет ему, архивирует: подшивает, анализирует – за этим в дальнейшем легко восстановить хронологию событий. Переписывается с корреспондентом журнала «Юность», наиболее прогрессивным по тем временам…
На ПРЕСТУПЛЕНИЕ пошел осознанно – это мое мнение. В его письмах можно рассмотреть философию Раскольникова: «Кто я, тварь дрожащая или право имею». Пишет о двух вопросах в выборе жизненного пути по-своему: «…подчиниться общепринятым законам морали и этики или же жить эгоистом, брать от жизни все, пренебрегая нормами поведения». Толя «взял» сейф с 8000 рублей – огромная сумма по тому времени. Из писем можно понять, что поехал путешествовать на эти деньги: «Где я только не побывал тогда! Был в Москве, ездил в Сочи, Ялту, Симферополь – в общем, объездил весь Крымский полуостров. В этом же 1976 году по дороге назад меня забрали».
НАКАЗАНИЕ. «До сих пор (и, видно, на всю жизнь) вспоминаю зону, как нечто страшное. Страшное прежде всего тем, что целых два года потеряны бесследно… Одиночество – вот что угнетало меня больше всего. Другим было легче: они получали письма, посылки, свиданки с родными. Я же ничего этого не имел, даже писем не получал, и только перед самым выходом на химию пришло письмо от Нины Васильевны. Боже! Я не пожелал бы и врагу испытать то, что пережил тогда я! Это невыносимое чувство одиночества, когда вокруг тебя высокий забор, опутанный колючей проволокой, и ты знаешь, что незачем стремиться туда, за этот забор, так как ты никому не нужен… Одиночество, любимое мною, стало зловещим, и все люди, кажется, забыли обо мне…» Это совсем другое одиночество, чем у певицы Славы.
«Теперь я знаю твердо, по какому из них идти, и нет такой силы, которая смогла бы сбить меня с этого пути».
Отмечу, что на «химии» Толя получал на руки не более 40 рублей в месяц и к концу срока рассчитался с долгом государству.
Толя пытается дать ответ на фундаментальный вопрос: кто виноват? Во-первых, ВОСПИТАНИЕ в широком смысле. Во-вторых, он обвиняет ОБЩЕСТВО: «…виноват, наконец, тот строй, в котором преступник вырос». Толя имеет на это право. Для себя он нашел ответ, «что делать»: «Мое желание стать педагогом также и потому, что все это испытал на себе: знакомо мне и разочарование в обществе, и поиски жизненного пути… Как кончится срок, поеду в Осу поступать в педагогический, хочу быть воспитателем. Не могу сказать, с каких пор появилось это желание, но оно настолько сильно… По-прежнему много читаю, правда, художественную литературу не читаю давно, в основном все пособия по педагогике, да еще в зоне увлекся философией… Цель моей жизни – стать воспитателем. Я просто не представляю себя в другой области и знаю, что нигде не принесу столько пользы, как здесь».
Неоднократно поднимает вопрос «О СЧАСТЬЕ». Попросил меня ответить на него (я тогда и не задумывался) и раскритиковал: «По-твоему счастье – это чувство удовлетворенности собой, своими поступками и положением. Но нельзя ли это назвать одним словом – самодовольство? Не обижайся, если грубо сказал, но если смотреть с общественной точки зрения, иначе это не назовешь. Не помню, писал ли я тебе о своем определении счастья. Если писал, то хочу добавить туда: счастье – это когда приносишь людям пользу. Это не пустые слова и не афоризм, списанный у гения, это мои собственные наблюдения, мои чувства». В другом письме: «Счастье – когда у тебя есть мать, отец, есть люди, которые любят тебя, которым ты нужен как воздух и которые не мыслят и жизни без тебя. Словом, быть кому-то нужным – вот счастье. Но иным, быть может, это покажется наивным. Ведь те, кто имеет родных, кого любят, у кого все это вошло в привычку и, следственно, они не ценят и не понимают этого…»
Самокритичен относительно своих способностей, но вот его описание города, природы, вполне оригинальное по детским впечатлениям: «С детства полюбил родные места и, где бы ни был, меня все время тянет на родину. Часто вспоминаю Осу, только там я жил ничем не омраченной жизнью. Каждый раз, приезжая туда и видя маленькие почерневшие дома и узкие улочки, удивляюсь: неужели можно все это любить и вдали от этого тихого провинциального городка грустить и вспоминать о нем. Навсегда останутся в памяти картины родной природы. Разве можно забыть нашу Каму! Ты, верно, помнишь, что старая пристань стояла как раз у дошкольного детского дома. Будучи маленьким, я любил смотреть в окно на Каму и наблюдать, как пристают и уплывают суда. Сейчас, нередко, услышав то утихающий, то вновь зарождающийся прощальный гудок “Ракеты”, невольно вспоминаю о чем-то далеком и милом, что давно прошло и что никогда уже не вернуть. Грачиный гомон весной и тополиный пух, бескрайность полей с неумолкаемой песней невидимых жаворонков, зеленеющий за Камой лес, до чего все любимо и близко сердцу…» Описывает красиво, но осмысленно, и город, в котором живет, – Березники.
Главной отдушиной для Толи являются детские воспоминания и все, что с ними связано сейчас: «Ваня, у меня до тюрьмы был очень хороший альбом, но когда меня забрали, я уже не мог попасть домой, и поэтому он так и остался там. Сколько я ни писал, мне так никто и не ответил. Самое дорогое для меня, что я имел, так это альбом, и лучше б я отсидел еще 5 лет, чем потерять его». Переписывается не только со мной, но и с другими одноклассниками, с нашей мудрой воспитательницей Ниной Васильевной Гусевой: «Я благодарен своим воспитателям, что из меня, прежде всего, воспитали человека. Пусть я сидел, но я всегда был и останусь им». Как только обозначилась возможность встречи выпускников детского дома, стал активно призывать к ней: «А встреча эта очень нужна всем нам: нужна мне, тебе, нужна Валере Ч. и Наде В. Нужна для того, чтоб вспомнить наше детство и осознать, кем мы стали сейчас, правильно ли живем; она поможет подняться тем, кто пал духом, заставит встать на путь истинный погрязших в зелье и безделии, окажет помощь морально тому, кто в таковой нуждается. Она, в конце концов, напомнит, что в своем единстве мы не одиноки в этом суетном мире и судьба наша кому-то не безразлична. Все это в совокупности я испытал, и мне не хотелось бы, чтоб кто-то из одноклассников когда-нибудь почувствовал что-то подобное…»
Встреча должна была состояться в 1981 году – на 40-летие детского дома. Я на нее не попал, так как находился на военных сборах. Толи, как я знаю, тоже не было. Он перестал писать сразу же после освобождения. Почерк его как-то изменился, как будто вырвался из темницы, стал свободным и более размашистым. На носу была свадьба, ожидание ребенка, поездка под Барнаул на родину невесты. Ребенка назвали Димой. «Мечты о педагогике пришлось отложить».
Толя хотел написать книгу: «Ты знаешь, Ваня, со все большей настойчивостью и все чаще появляется желание написать книгу своей жизни. Точнее, книга эта будет посвящена детдому, тем детям, что с малолетства вынуждены жить без родителей, не зная ни ласки матери, ни суровой любви отца. Возможно, это желание так и останется желанием до конца дней моих, ведь я еще так малограмотен. Хватит ли чувств и мыслей, хватит ли сил и времени, чтоб написать ее? Порой целые строфы проносятся в голове…»
Света Защихина
«Меня зовут Светлана Защихина (по мужу Четина). В детдоме была с 1970 по 1975 год. После восьмого класса поехала поступать в Пермское педучилище, но завалила математику. Хоть меня и уговаривали остаться, как детдомовскую, но я забрала документы. Думала, если останусь в педучилище, то из-за меня не поступит кто-то другой с хорошими оценками. После долгих мыканий по Перми добрые люди подсказали мне идти на токаря. Так я попала в ГПТУ-43. По возвращении в детский дом меня вызвал директор Александр Федорович Шестаков, внимательно выслушал и воскликнул: “Бедное педучилище, кого оно потеряло – Защихину! Какой из тебя токарь? Ты же прирожденный педагог!” Как в воду глядел, но мои способности раскрылись больше на воспитании внуков. У меня две дочки – обе имеют высшее образование, и четверо внуков.
После окончания училища распределилась на Мотовилихинский завод им. Ленина, и почти до пенсии проработала на нем: 17 лет токарем, потом и другие профессии пришлось освоить. Муж у меня тоже был высококлассным токарем, даже к правительственной награде представляли – орденом “Знак Почета” хотели наградить. Но не случилось: распространенная в наших семьях болезнь сгубила его. Семейная жизнь тоже не сложилась. Он очень любил выпить, а я любила его. Прожили 11 лет, развелись, но так как я его жалела, еще были вместе 10 лет. При разводе “выходила” ему комнату в общежитии. В общем, пока я с ним боролась за трезвость, – сама начала прикладываться. Спасла меня от этого моя внучка. Я сказала себе: “Стоп! Что я делаю! Могу потерять все самое дорогое в жизни, своих близких!”. Не в одно мгновенье, но через небольшое время, с помощью дочери, полностью избавилась от этой пагубной зависимости. Сейчас на пенсии, сколько могла, работала, помогаю внукам.
Света Защихина
Когда мне было пять лет, у меня умерла мама, а через год папа. До 10 лет меня воспитывала бабушка, которой было уже 70 лет. Но, так как я не стала ее слушаться, она, испугавшись, что из меня вырастет плохой человек, отдала меня в детский дом. И еще боялась, что может умереть, а я останусь одна. Видимо, правильно и сделала.
Детский дом – это моя школа жизни. Я научилась там не ябедничать, не жадничать, не быть неженкой, ну и многому другому. Очень хорошо запомнился первый день в детском доме. Я очень замерзла, ехала два часа в коляске мотоцикла от Чернушки. После передачи документов, первым делом, Зоя Васильевна повела меня на кухню кормить. Какой был запах и вкус борща, запомнила на всю жизнь. А еще железные тарелки с ушками – я до этого никогда таких не видела. После обеда я отпросилась покататься на гигантских шагах и ждала, когда все придут из школы. Это было 2 сентября. Воспитательницей в средней группе была Анна Ивановна Кирьянова – как мама, заботливая. Если бы не детский дом, не видать бы мне ни годового отдыха в Крыму, в Евпатории, ни экскурсии в Волгоград. В жизни многое пришлось испытать. Не могу сказать, что для меня она была легкой. Были и падения, но любовь к детям и внукам помогала одолеть любые несчастья. И могу смело утверждать: добрых людей больше!».
С. Четина (Защихина)
Света Заволовская
«Меня зовут Светлана Валентиновна Никулина (Заволовская). Находилась в детдоме в 1975–1979 годах. После восьмого класса училась на прядильщицу в г. Чайковском в ПТУ-56.
В 1981 году вышла замуж, и уехали семьей в Казахстан, где прожили семь лет. В 1988 году переехали в Россию, в с. Омутинское Тюменской области, где и живем до сих пор. В Казахстане и позже, до 2006 года, работала телефонисткой. Потом переучилась на бухгалтера и по сей день работаю на Заводоуковском элеваторе.
Света Заволовская
У меня два взрослых сына, 40 и 37 лет, а сейчас самое главное внуки, их у меня пять.
Детский дом до сих пор вспоминается. Если бы предложили изменить то время, сказала бы: “Нет – самое классное время было!”.
Запомнилась больше всего Римма Александровна, была строгой, но справедливой. Конечно, журила нас, мне даже веником от нее досталось!
Очень нравилась повар тетя Аня, даже не скажу почему. До сих пор общаюсь с Валей Шиловой, Леной Новиковой. Мальчишек практически нет в живых: умерли Володя Решетков, Стас Казаков, Данир Ишметов. Некоторых девчонок тоже нет: Света Ермакова, Лена Молодцова, Галя Мулланурова ушли в мир иной. Неизвестно совсем о Наде Дженалидзе, Наде Игошевой, Але Алексеевой, Юре Анпалове, Игоре Механошине. Вроде никого не забыла.
Вот, пожалуй, вся моя жизнь. Сейчас на пенсии, но продолжаю трудиться».
С. Никулина (Заволовская)