Был праздничный стол: отдельные квадратные столы сдвигали в один длинный. Вместо обычных клеенок стелили праздничную белую скатерть. Из меню – обязательно газировка в бутылках, кажется, пирожное. Помню такое лакомство, называлось «хворост». Это был небольшой тонкий кусок теста, зажаренный в подсолнечном масле и посыпанный сахаром. Он принимал самые причудливые формы. Потом хворост я ни разу не ел.
Были разные конкурсы. Из игр запомнилась про недостающий стул. Ставили, к примеру, шесть стульев, а вокруг них под мелодию баяна ходило семь человек. Музыка резко обрывается, и каждый старается сесть на стул, а кто не успел – выбывает. Один стул убирают, уже шесть человек ходит по кругу, и так далее – пока не останутся двое на один стул. Тут уже сильно зависело от баяниста, который старался подыграть более слабенькому или девчонке. Елку устанавливали и на улице (а может быть, и эту же, но позже?), водили хороводы. Ее украшали ледяными игрушками. Были разные формочки, которые вечером заливали подкрашенной водой, а утром вынимали – игрушка готова.
Спрашивал у нескольких своих знакомых, что им больше всего запомнилось из детства, все отвечали: ПОЕЗДКИ В ПАКЛИ на природу. Это был официальный праздник, посвященный окончанию учебного года. Брали с собой скатерти и расстилали их на земле вместо столов, а на них раскладывали праздничную еду. Устраивали игры, соревнования, жгли костер. Такую поездку устроили и на 40-летие детского дома в 1981 году, о чем Нина Васильевна пишет мне в своем письме: «А на другой день ездили в Паклинский залив, варили уху. Все очень довольны, ведь некоторые не бывали в детском доме 30 лет (!)».
В ДЕНЬ ПИОНЕРИИ был парад на стадионе. Детский дом шел отдельной небольшой колонной во главе с директором и пионервожатой. Пионервожатой долгое время считалась Римма Александровна, хотя и работала воспитательницей. Мы тренировались на большой площадке – ходили строем по кругу и разучивали речевки: «Кто шагает дружно в ряд…». Тут уж вожатая отжигала, а мы вторили во все горло – было приподнятое веселое настроение. Директор Шестаков накручивал политическую составляющую, и мы, наполненные ответственностью, старались не подвести, проходя мимо трибуны. Еще выпускали голубей – может, это было на 1 Мая? А сначала ловили их на чердаке нашего дома и сажали в клетки.
На 23 ФЕВРАЛЯ приглашали ветеранов войны. Они со сцены рассказывали о себе, а мы сидели в зале и слушали. Воевали и некоторые сотрудники, к примеру, директор А. Ф. Шестаков. Но из их рассказов ничего не запомнил, как-то стеснялись они пиариться перед нами. Девочки нас, мальчишек, поздравляли. На 8 МАРТА мы должны были поздравить девчонок, какой-то мини-концерт готовили. Вот дни рождения не помню, как отмечали…
В кинотеатр «РУБИН» ходили на сеанс 15:45, кажется, по субботам, раз в две недели. Для нас это был настоящий праздник. «А зори здесь тихие», «Фантомас» и многие, многие фильмы с детства сидят внутри меня и связаны с «Рубином». Было больно смотреть на его разрушенные интерьеры в 2005 году. ТЕЛЕВИЗОР включали только на определенное время – воспитатель планировал по программе передач, что смотреть. Качество изображения постоянно терялось, и мы регулярно лазили на крышу крутить огромную антенну. Нарушали и тут: смотрели фильмы после отбоя. С этим боролась Римма Александровна – забирала шнур с розеткой и предохранителями на ночь с собой. Но у нас были умельцы, которые с этим легко справлялись. В целом же телевизор занимал одно из последних мест в нашей жизни.
Особая атмосфера была на празднованиях ЮБИЛЕЕВ детского дома. Съезжались выпускники разных лет со всей страны. Обязательно приходили сотрудники, находившиеся на пенсии. Была официальная торжественная часть: доклад директора, выступления желающих, награждение сотрудников, концерт. Потом было застолье, но не помню драк, скандалов и сильно пьяных. Дети в это время были в лагерях. На ночь нас размещали в младшей и средней группе. И тут было самое интересное – вспоминали, кто какой был в детстве, разные смешные случаи. На следующий день обменивались адресами, обнимались и разъезжались по своим домам.
Этот Дом заменил нам родительский. Его у нас уже давно нет – продали, но мы раз за разом туда возвращаемся, как только появляется возможность. Воспитатели и сотрудники стали для нас собирательным образом родителей. Сейчас, общаясь с воспитателями, которые работали в 1980–2000-е годы, я стал понимать, что и они в какой-то степени считают детдомовцев своими детьми. Вот такой симбиоз получился. Жизнь свела детей разных возрастов и национальностей вместе, и мы стали как родные – это говорю сейчас, с высоты прожитых лет. С кем-то стали, как сводные братья и сестры, с кем-то – как дальние родственники, а с кем-то и сейчас не хочется общаться…
Отличие от обычной семьи в том, что после выпуска из детдома каждый выплывал по жизни в одиночку – других вариантов не было. Важным критерием того, каким было детство, является ощущение и понимание самого человека. Под словами Лены Будник подпишутся многие из нас: «Как бы там ни было, но я всегда считала, что у меня было счастливое детство. Оно мое, другого у меня нет, и я благодарна жизни за это светлое и радостное время».
3. Гаджеты и кинжики
Сейчас у детей гаджеты. Наше поколение играло в «войняшки». Хочу рассказать о самой захватывающей игре своего детства – в «кинжики». Прошло уже много лет, и сейчас я бы многое не вспомнил. Однако, будучи еще молодым 24-летним человеком, я записал воспоминания об этой игре и привожу их здесь практически без изменений.
В «кинжики» – то есть в кинжалы. Кинжалами у нас служили палки, щепки от дров, ветки деревьев. Палки небольшие, длиной примерно от 10 до 25 см, чтобы при попадании в человека не ушибали сильно, но достаточно увесистые, чтобы хорошо летели.
«Отцом» этой игры для нас был старшеклассник Саша Строев – он первым сколачивал команды. Сначала все собравшиеся играть ребята выбирали «маток», двух самых сильных мальчишек (близкое понятие «капитаны», но это не совсем так). «Матки» делят всех остальных на две команды. Каждый мальчишка подыскивает себе примерно одинаковую пару, загадывают слова-антонимы, например один – «небо», а второй – «земля». «Матки» по очереди гадают каждую пару. Выбранный таким образом игрок становится на сторону своего «матки». Все это делалось чинно. «Матки» присаживались где-нибудь на бревнышке, а к ним уже скапливалась очередь из делящихся пар. Только сейчас до меня дошло, что термин «матки» и процесс деления взяты из пчелиной жизни. Обычно ребята в паре, которая собирается делиться, кладут по одной руке на плечи друг другу и ждут своей очереди. «Матки» же, конечно, хотят выбрать себе мальчишку посильнее. А если есть взаимная симпатия, то стараются заранее договориться или дать друг другу знак. Обычно все уже заранее знают, кто к кому хочет попасть, поэтому любые попытки сговора всячески пресекаются. За более сильным из делящихся смотрит во все глаза вторая команда, которая также хочет заполучить его к себе. Особо хитрых могут вообще повернуть спинами.
Другой способ деления пар – это когда берут в одну руку камешек, а другой кулак остается пустой. Прячет камешек более слабый, а второй только загадывает: «Ты пусто, а я густо», имея в виду, что он пойдет в команду того «матки», кто укажет на руку с камешком. Те, кто уже разделились, вовсю помогают своим маткам делить остальных. Команды в любом случае набирают по принципу равенства. Положим, есть уже два довольно сильных игрока в одной команде, тогда третьего уже без дележки могут записать в другую, более слабую команду. Часто бывает так, что кто-нибудь один остается без пары, – обычно самый слабый. «Вот вам в придачу!» – говорит более сильная команда. Если команды уже сравнительно большие, по семь-восемь человек, то могут и последнюю пару самых маленьких кинуть в одну команду, а перевес в количестве тоже немало дает. Главное, чтобы все было справедливо – этим качеством я старался руководствоваться всю свою жизнь. Реально команды каждую игру менялись по составу и количеству, то есть договоренности срабатывали редко. В противном случае игра бы быстро выродилась, а мы играли в нее несколько лет. Как сейчас понимаю, сначала я относился к сравнительно слабым, а потом к средним, но лидером не был.
Ну вот, разделились. Далее гадают, кто обороняется, а кто нападает. Кидают жребий, а иногда более сильная команда великодушно скажет: «Ну ладно, идите, прячьтесь, вы слабее». Обороняться в какой-то степени легче.
Еще до начала игры, пока собирается народ, каждый подыскивает себе кинжики. Основное место сбора кинжиков – где-нибудь в дровянике или у поленницы. Был у нас Алешка Пушкарев, старший брат Кольки, которого звали «псих». У него были кинжики, как целые поленья, – его всегда неохотно брали в игру. У Сашки Строева кинжики тоже были приличные, но все с этим мирились: он был хорошим организатором и специально сильно не кидал. Малышей в игру не брали. Один кинжик в руке наготове, несколько штук в другой, а остальные рассованы за поясом, в сапогах; некоторые, помню, прямо толкали за пазуху, трико или рубашку, эта одежда аж отвисала спереди. Количество кинжиков не ограничивали, да и в любой момент можно пополнить свои запасы уже кинутыми. Но когда их слишком много, уже трудно передвигаться и увертываться.
Сразу же договаривались, как играть: со щитами или без. Чаще со щитами, поскольку нападать незащищенными против укрытых защищающихся – трудно. Самым лучшим щитом считалась крышка от большой алюминиевой кастрюли (бачка): под ней можно было полностью укрыться, она легкая и с ручкой. Но это была редкость. Делали прямоугольные щиты из фанеры и других материалов. Помню, щитом служило целое оцинкованное корыто – очень удобно: ты закрыт с трех сторон.
Но это не та игра, когда команда занимала определенное место и на нем защищалась. Играли по всей территории, иногда включая и Дом пионеров, стоявший напротив. Чаще ставилось условие: «За территорию не выходить!», потому что воспитатели ругались, а кого заметят, тот считался «убитым». Местами засад были обычно конный двор, дровяник, иногда сеновал, огород, поленницы на улице, у канцелярии, садики, домик на маленькой площадке и горка на большой.