– Успокойся, все хорошо.
Катрин гладила ее по лицу и шептала почти над самым ухом. Яна чувствовала ее теплое дыхание на коже.
– Здесь безопасно, мы должны двигаться дальше. Дыши ровно, и все пройдет.
Прикосновения и тихий голос оттеснили панику. Яна чувствовала, как дыхание понемногу выравнивается и рассеивается туман в голове.
– Порядок?
– Да… кажется.
Яна еще несколько раз вдохнула, и тело вновь стало ее слушаться.
– Держись поближе ко мне, – посоветовала Катрин. – Дальше будем двигаться рядом.
Но туннель был слишком тесным, и каменные стены обдирали кожу. Яна терпела и с благодарностью ощущала присутствие Катрин возле себя.
Внезапно они уперлись в массивную стену из холодного металла.
– Не пугайся, – сказала Катрин. – Сейчас будет громко.
Не успела она произнести это, как по туннелю разнесся глухой скрежет. Стены и пол задрожали, и стальная стена начала медленно подниматься. Сантиметр за сантиметром она сдвигалась вверх, впуская внутрь немного света. Ровно столько, чтобы вновь можно было разглядеть лицо Катрин.
Та придержала Яну за плечо.
– Подожди… еще не время…
Только когда скрежет смолк, она сказала:
– Теперь можно.
Они двинулись дальше, проползли еще два или три метра, после чего Катрин поднялась и помогла Яне встать.
Так, держась друг за дружку, девушки стояли и озирались по сторонам.
Они оказались в тесном квадратном помещении с побеленными стенами. Сквозь прозрачную панель в потолке проникал слабый искусственный свет. На полу, перед ржавой металлической дверью без ручки, что-то лежало.
Катрин наклонилась и подала Яне матерчатый сверток.
– Мы должны надеть это.
Это была больничная роба синего цвета, с короткими рукавами и завязками на спине.
Яна быстро надела ее на себя, не оттого что замерзла, а потому что ей не хотелось больше оставаться голой. Пока они помогли друг другу с завязками, щелкнул замок, и ржавая дверь приоткрылась на пару сантиметров.
Сквозь щель ударил яркий свет.
Катрин встала перед Яной, взяла ее дрожащие руки в свои и заглянула в глаза.
– Если делать все, что скажет Хозяин, с нами ничего не случится. Слышишь меня?
Яна кивнула. От былого упрямства и самоуверенности не осталось и следа – их место занял невыразимый ужас.
– Тогда пошли. Я впереди.
Катрин обеими руками толкнула металлическую дверь, и та распахнулась во всю ширину. Когда они вошли, Яна поняла, почему дверь была такой тяжелой. С обратной стороны располагался стеллаж, который сдвигался вместе с дверью. На полках лежали всевозможные коробки. Идеальная маскировка.
Вероятно, это была кладовая. Вдоль стен стояли одинаковые, плотно заставленные стеллажи. В углу располагалась деревянная витая лестница. Перила, в тех местах, где за них постоянно хватались руками, засалились и почернели. Катрин без колебаний направилась к лестнице и стала подниматься. Яна последовала за ней. Когда они преодолели половину ступеней, в светлом прямоугольном проеме выросла высокая фигура. Человек стоял неподвижно, широко расставив ноги; руки свободно висели вдоль туловища.
Катрин замерла и уставилась себе под ноги. Яна последовала ее примеру. Шли секунды, растягиваясь в минуту, две, три…
Яна направила все внимание на сучок в деревянной ступени и представляла, будто он тоже смотрит на нее.
Почему человек в проеме не двигается?
И почему он молчит?
Что все это значит?
Как раз в тот момент, когда ожидание стало невыносимым, Яна услышала его голос.
– Проходите. Обе.
Катрин тотчас пришла в движение. Яна держалась вплотную к ней. Они поднялись до верха и вошли в просторную комнату.
Фредди пересек улицу, ноги были налиты свинцом. Некоторое время он еще озирался по сторонам. Никто его больше не преследовал, и никто не знал, что здесь проживала его бывшая жена с сыном, но осторожность была нелишней.
Силке и Леон жили в доме на четыре квартиры, в его верхней правой части. Балкон выходил на маленькую лужайку во дворе. Леон в это время был в детском саду, и это к лучшему, потому что ему ни в коем случае не следовало видеть отца.
На табличке у звонка была записана девичья фамилия Силке. Зайдель. Когда она узнала, что он сделал, то не смогла так сразу развестись с ним. Тогда Силке еще не знала, как обстояли дела с его финансами. Она была не из тех женщин, кого заботят деньги. Фредди не заслуживал ее любви.
Каждый шаг по лестнице давался ему с неимоверным трудом. Фредди медленно поднимался, крепко вцепившись в перила, и пересиливал себя, порывался развернуться, но понимал, что другого места ему не найти. Только под мостом. По пути Фредди составил несколько фраз, но теперь, когда он оказался перед дверью, все они забылись.
Звонок.
Глиняная табличка у двери, сделанная Силке и Леоном. Нетрудно было распознать детский почерк.
Нет, это невыносимо! Он не мог беспокоить ее, а может, даже подвергать опасности.
В момент, когда Фредди решил уже развернуться и уйти, дверь вдруг распахнулась. Силке вышла с плетеной корзинкой в руке. Увидела его и вздрогнула, испуганно отпрянула. Фредди понял, что она его не узнала. Борода, длинные волосы, грязная одежда… за последние месяцы он переменился.
– Это я, – произнес он.
– Фредерик? – Силке сдавленным голосом произнесла его имя и прижала руку к сердцу.
Она никогда не звала его сокращенным именем. Ни разу. Фредерик звучит мягко и интеллигентно, как приятная мелодия, сказала она как-то раз. А Фредди, напротив, скорее как кличка.
Он молча смотрел на нее. Смотрел на свою жену, которой столько раз изменял, и его без того израненному сердцу стало еще больнее, когда ее лицо вновь приняло то суровое выражение, которое проявилось лишь в последние месяцы их брака. Прежде, когда их любовь еще была жива, Фредди поставил бы все свои деньги на то, что Силке неспособна на подобную жесткость. Он ошибался и недооценивал ее – и не знал, насколько способна изменить человека боль.
– Что тебе нужно?
Не «как ты?». Фредди надеялся хотя бы на это.
– Мне… нужна помощь.
Силке окинула его взглядом:
– Ты живешь на улице?
Фредди, опустив глаза, кивнул.
– Там тебе и место.
Нет, пожалуйста, только без этой злобы, не надо ругани и упреков, он этого не выдержит… Тогда Фредди дал ей выговориться, выслушал все и даже не попытался оправдаться, но тогда он еще надеялся, что все наладится, если как следует покаяться. Теперь, когда надежд не осталось, каждый упрек ранил как нож.
– Я знаю, – прошептал Фредди. – Знаю…
Несколько секунд прошли в молчании; Фредди не смел поднять глаза. Ощущение ее взгляда и без того причиняло боль.
– Проходи, – сказала наконец Силке и развернулась.
Фредди последовал за ней.
В квартире было светло и уютно, приятно пахло, и все радовало глаз. Дом, очаг, место, созданное для семьи. Фредди всем этим обладал – и так легкомысленно все потерял…
Силке посмотрела на него, и в ее взгляде не было симпатии, только жалость. Хотя бы так…
– Хочешь кофе?
– Больше всего.
– Могу сделать тост.
– Спасибо.
Фредди ждал, пока Силке возилась с кофейником и тостером. Напряжение между ними было осязаемо, и Фредди уже жалел, что пришел.
– Как у Леона дела? – спросил он.
Силке замерла. Стоя к нему спиной, она оперлась о столешницу и покачала головой.
– Что тебе нужно, Фредерик?
Фредди уловил предостережение в ее голосе.
– Только не ссориться с тобой, – сказал он. – Мне нужно… укрыться.
Силке развернулась. У нее в глазах стояли слезы.
– Укрыться? Только и всего? Пару недель назад заходил Ларс и сказал, что видел тебя на улице.
– В самом деле? Почему он меня…
– Спящим! – оборвала его Силке. – Ты спал в подворотне.
Фредди пожал плечами:
– Возможно.
– Во что же ты превратился?
– Я еще выберусь. Послушай, сейчас у меня дела идут не лучшим образом, я в долгах, но это не главная моя проблема. Я должен…
Силке вскинула руку.
– Прекрати, – прервала она его. – Я не хочу это слышать. Твои проблемы меня больше не касаются, и это исключительно твоя вина. Думаешь, мне приятно слышать все это? Что мне отвечать сыну, когда он спрашивает про тебя? Что его отец живет на улице?
Силке была в ярости. Фредди понял, что у него нет шансов. Если он расскажет сейчас об убийстве, свидетелем которого стал, и о типе, который преследовал его, она ему не поверит.
– Мне жаль, – проговорил он. – Все это…
– Что тебе еще от меня нужно, Фредерик? Деньги?
– Нет, боже правый, нет! Я только надеялся переночевать здесь. Ночь или, может, две…
Силке покачала головой.
– Нет. Я не могу поступить так с Леоном.
«Я его отец, – подумал Фредди. – Что плохого в том, что меня увидит мой же ребенок? Неважно, во что я одет и есть у меня деньги или нет». Слова так и просились с языка, и вопреки всему, что произошло между ними по его вине, Фредди считал себя вправе указать ей на это. Но не стал.
– Да, понимаю, – сказал он вместо этого и развернулся. – Зря я пришел.
Шагнул к двери, надеясь, что Силке окликнет его, предложит хотя бы выпить кофе и съесть тост. Тогда у них появилась бы возможность поговорить, и он объяснил бы, в каком безвыходном положении оказался.
Но Силке его не окликнула, и, спускаясь по лестнице, Фредди услышал, как она захлопнула за ним дверь. Он вздрогнул и явственно ощутил всю безнадежность, заключенную в этом звуке. За последние месяцы за ним, или перед его носом, захлопнулась не одна такая дверь. Друзья, знакомые и даже близкие. Родной отец послал его к черту из-за каких-то двадцати тысяч, которые он, Фредди, не вернул, как обещал.
Ему больше некуда было идти.
Теперь улица – его дом.
И там его поджидал убийца.
Перед ними раскинулась просторная кухня в ультрасовременном оформлении. Справа и слева вдоль стен тянулись шкафы, поверхности которых отливали серым глянцем. Подвесные пеналы почти примыкали к потолку, из тонкой щели над ними сочился холодный синий свет.