– Мы ждали вас только завтра, – сказал он, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди.
– Я приехала еще ночью, чтобы не опоздать в первый же день.
– Что ж это похвально, юная леди… Такое в наши дни редко можно услышать.
Они поговорили о ее поездке, и казалось, герра Зеекампа интересовало все, что рассказывала Лени. Для нее это было в новинку, и она разговорилась против обыкновения.
– А как вам ваша комната? – спросил герр Зеекамп.
– Ох, она чудесная! Такого я никак не ожидала.
– Я знаком с владельцем дома, поэтому рад выступить посредником. Вы с ним еще познакомитесь. Он оказывает серьезную помощь издательству и владеет большой долей акций. Завтра вечером состоится прием по случаю пятилетия со дня основания, и герр тен Дамме тоже там будет. Вот я вас и представлю. Скажите, вы не возражаете, если я попрошу вас помочь нам с кейтерингом?
– Кейтеринг? – беспомощно переспросила Лени.
– Разносить напитки и закуски, не более того. Вы не против? Знаю, вы не для того устроились на практику, но завтра любая помощь будет нелишней. Ожидается сотня гостей.
– Нет, я не против; конечно, я помогу.
– Прекрасно! – Герр Зеекамп хлопнул в ладоши и поднялся. – К сожалению, мне нужно еще подобрать вино на завтра, так что, увы, провести вам экскурсию по издательству я не смогу.
Он проводил ее до двери. Лени чувствовала себя отвергнутой, ей хотелось подольше поговорить с герром Зеекампом.
– Как жалко, – проговорила она.
– Да, и мне жаль… – Герр Зеекамп наморщил лоб и взглянул на Лени. – А знаете что? Идемте со мной на дегустацию. Так у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить.
– Даже не знаю, я совсем не разбираюсь в винах…
– Значит, самое время научиться.
Они вместе вышли из кабинета, и герр Зеекамп положил свою мясистую ладонь ей на поясницу. У Лени появилось неприятное ощущение, что его пальцы слишком сильно сдавливают ей спину, однако он был ее будущим шефом – что ей оставалось делать?
Перед выходом герр Зеекамп задал уже привычный для Лени вопрос:
– А вас не связывают родственные узы с Фридрихом или Теодором Фонтане?
– К сожалению, нет, – ответила Лени.
– Жаль. Но тем замечательней, если с вами эта великая фамилия вновь блеснет на литературной сцене!
– Если б я только могла…
– Ну, отбросьте скромность, юная леди. То, что я прочел о вас, впечатляет.
– Благодарю, но мне еще предстоит длинный путь.
– И мы вымостим его самобытным и вместе с тем инновационным издательским опытом. Как знать, может, я сейчас вижу перед собой нашего самого блестящего редактора…
Лени полагала, что они поедут на машине, однако герр Зеекамп уверенно двинулся вдоль улицы и к перекрестку. Они выждали несколько секунд перед светофором, и когда включился зеленый, ладонь герра Зеекампа вновь оказалась на пояснице Лени.
Через пятнадцать минут, которые герр Зеекамп заполнил монологом о непростом положении на книжном рынке, они дошли до винной лавки, расположенной в старинном кирпичном строении на пересечении улиц. В узких окнах, утопленных в толстые стены, горел теплый свет. К массивной деревянной двери спускалась каменная лестница в три ступени. По обе стороны от нее стояли пузатые бочки, окованные черными обручами, а на них – кованые светильники со свечами внутри.
Герр Зеекамп придержал перед Лени дверь, и они вошли внутрь. Кроме них, в магазине никого не оказалось. Едва дверь за ними закрылась, у Лени возникло ощущение, будто города снаружи и не существует вовсе. Сквозь толстые стены не проникало ни единого звука.
Всюду тянулись деревянные стеллажи, заставленные бутылками. Приглушенный свет давал ощущение уюта.
– Лавка принадлежит одному моему знакомому, – сообщил герр Зеекамп. – Мы вместе издали справочник для любителей вина. Продали тридцать тысяч экземпляров, очень неплохо для специализированной книги… а, вот и он!
Герр Зеекамп широким жестом приветствовал владельца лавки. Лени стояла рядом и чувствовала себя лишней. Она предпочла бы сидеть за рабочим столом и заниматься книгами, а не выбирать вино для вечеринки, на которой еще и должна была прислуживать.
Когда герр Зеекамп представил Лени, его рука вновь легла ей на талию. Лени это порядком надоело, однако она не посмела сказать директору издательства, что ей это не нравится, – и уж тем более перед посторонним.
Хозяин лавки пожал ей руку и приветливо улыбнулся. Высокий и стройный, он показался Лени довольно милым.
После этого герр Зеекамп гонял своего знакомого по всему магазину. Одна за другой откупоривались бутылки вина. Лени нравилось слушать, каким витиеватым языком хозяин лавки описывал каждый сорт.
– Это тонкое и элегантное вино с цветочным ароматом и букетом нежно-пряных оттенков. Вино с выраженным вкусом лесных ягод и легким минеральным оттенком отличается легкой, прозрачной текстурой и обладает мягким и пряным послевкусием.
Это продолжалось примерно тридцать минут. Лени пробовала тот или другой сорт, но, когда герр Зеекамп спрашивал ее мнение, она не могла ничего сказать, кроме как «приятный вкус», и в конце концов он от нее отстал.
Герр Зеекамп становился все разговорчивее, но при этом и вел себя более развязно. Очевидно, вино ударило ему в голову и побуждало к непристойным шуткам. Лени чувствовала, что хозяину магазина это тоже не по душе и он смеялся лишь из вежливости.
К тому времени, как выбор был наконец сделан, Зеекамп уже порядком набрался.
Когда они выходили из магазина, он перешел всякие границы. Словно невзначай его рука скользнула по ягодицам Лени – причем дважды. На обратном пути она держалась от Зеекампа на некотором отдалении и уже спрашивала себя, не ошиблась ли, выбрав это издательство для практики.
Лени вдруг страшно затосковала по дому.
В затемненной, освещенной лишь экранами мониторов комнате стоял сладковатый запах энергетических коктейлей, которые Линус Титьен вливал в себя целыми банками. Удивительно, как IT-специалисту удавалось оставаться при этом стройным и не набирать ни грамма лишнего жира.
– До чего же дрянная камера, – проговорил он, настраивая программу.
Йенс восседал на одном из этих странных стульев, напоминающих барные, но вместо ножек снабженных пружиной, что позволяло смещаться во всех направлениях. Это якобы должно было поддерживать в тонусе мышцы спины, но у Йенса сидение на таком стуле вызывало лишь раздражение. К сожалению, других стульев здесь просто не было.
Линус обрабатывал видеозапись из автомастерской. Он выжал из нее все возможное и приблизил кадр, на котором лицо водителя можно было разглядеть лишь в виде светлого пятна. К сожалению, результат ограничивался низким качеством исходного материала.
– Это максимум, – сказал через пару минут Линус.
Йенс видел лишь сгусток пикселей. Он подался вперед и прищурился, в который раз твердо решив записаться к офтальмологу. Попытался составить общий портрет из того, что имелось в их распоряжении. Можно было разглядеть уши, рот, нос и глаза, но без каких-либо подробностей.
– Что с этим можно сделать? – спросил он Линуса.
Тот тяжко вздохнул:
– Хоть лицо и расположено анфас, но освещение никуда не годится. Даже методом Виолы – Джонса непросто будет сопоставить изображения. Мы могли бы попытаться, предоставь ты подозреваемого, но вряд ли наберем нужный коэффициент совпадения.
– И каковы значения?
– При современных методах норма погрешностей один процент. Ошибка при сопоставлении на одного человека из ста.
– А сколько будет с этим кадром?
– Если покажешь мне подозреваемого, я скажу тебе с вероятностью в шестьдесят процентов, этот ли человек сидит за рулем. При таком качестве это довольно много. Посмотри-ка…
Линус навел курсор на лицо и провел несколько горизонтальных и вертикальных линий.
– Мы не можем разглядеть детали, и все же это лицо кое-что нам выдает. Я бы назвал его почти идеальным. При этом расстояние между глазами и ртом должно составлять примерно треть от расстояния между верхом лба и подбородком. А расстояние между зрачками должно составлять половину от расстояния между ушами.
– Но зрачков-то не видно.
– Он смотрит прямо в камеру; где же, по-твоему, должны быть зрачки? Посередине глаз! Их и можно разглядеть по затемнениям. В общем, этот человек приближается к золотому сечению. Иначе говоря, ты разыскиваешь явно не Квазимодо. Этот тип действительно хорош собой.
Йенс медленно выдохнул, хотел было по привычке откинуться на спинку и едва не свалился. Встал и размял спину.
– Приятной наружности человек разъезжает посреди ночи в белом фургоне и убивает санитара… Спасибо, ты мне очень помог.
– Без проблем. Чем-то еще я могу помочь?
Йенс похлопал программиста по плечу.
– Мне нужен номер фургона.
– Без шансов. Все претензии к фотографу.
– Он мертв.
– Тем хуже для него… и для тебя.
Йенс покинул технический отдел и, прежде чем пройти в приемную – владения Ребекки, – достал из кармана маленькую упаковку шоколадных конфет с марципаном, которые купил по пути в управление. Он знал, что Ребекка их очень любит, и не раз видел их у нее на столе. Она то и дело сокрушалась по поводу лишнего веса, но не могла отказать себе в удовольствии.
– С наилучшими пожеланиями, верная подруга! – воскликнул Йенс, распахивая дверь, и едва не налетел на свою начальницу.
Марайке Баумгартнер, советник криминальной полиции, окинула его недоверчивым взглядом.
– Боюсь, несколько поздновато, – сказала она. – Или рановато, как посмотреть.
– Это не для вас, а для фрау Освальд.
– Да что вы говорите…
Йенс посмотрел на фрау Баумгартнер, невольно вспомнил о золотом сечении идеального лица, о котором говорил Линус, и задумался, связана ли эта демонстративная неприступность с хорошей внешностью. С первого дня Йенс машинально сравнивал свою начальницу с новеньким холодильником, глянцевым снаружи и холодным внутри. Впрочем, он недостаточно хорошо ее знал, и, возможно, в жизни она была совсем не такой. Однако опыт подсказывал, что лицевая сторона, как правило, была красивее изнанки.