– Как продвигается дело Кината? – спросила фрау Баумгартнер.
– Пока не сдвинулось.
– То есть подозреваемых нет?
– Нет.
– Но вы делали в этой связи запрос по заявлениям о пропаже. Мы получили такое заявление. Пропала молодая женщина из Хайденхайма.
– Это в Баварии?
– Баден-Вюртемберг, – поправила фрау Баумгартнер. – Вероятно, последним местом ее пребывания был Гамбург.
– Почему вероятно?
– Вы задержались, а у меня нет времени посвящать вас в детали. Информация передана вам на почту, ознакомьтесь. Я уже должна быть на совещании с мэром.
С этими словами она развернулась и вышла за дверь.
Ребекка между тем сидела за своим столом и смотрела на Йенса сияющими глазами.
– Я же говорила, что она не в духе, – сказала она и выехала из-за стола на инвалидном кресле. – Конфеты? Для меня? Как это мило… – Взяла коробку из его рук. – Да еще с марципаном… Мне добрать еще пару кило?
– Просто оставайся такой, какая ты есть. Будь здорова.
– Спасибо.
Йенс прошел в свой кабинет, закрыл за собой дверь и выдохнул с облегчением. Такое обилие контактов прямо с утра не шло ему на пользу. Он не мог ясно мыслить, когда его торопили. Как будто чужие мысли и чувства переплетались с его собственными, и все скатывалось в один клубок без начала и конца.
Заявление по пропаже, о котором сообщила ему фрау Баумгартнер, разбудило в нем любопытство. Он открыл документы коллег из Хайденхайма и внимательно прочитал.
Яна Хайгель. Двадцать шесть лет. Не замужем. Студентка. Проживает в Хайденхайме. В настоящий момент находится в путешествии по городам Германии. Последнее известное место пребывания: Гамбург, где Яна предположительно сняла комнату через «Эйрбиэнби». При этом коллеги писали, что последняя публикация на «Фейсбуке» сделана с главного вокзала, откуда она собиралась ехать в Берлин.
Йенс зашел на «Фейсбук» и нашел страницу Яны Хайгель. Последняя фотография была опубликована три дня назад. Яна Хайгель на фоне информационного табло на главном вокзале. Табло указывало время отправления поезда в Берлин. Она оставила под фотографией короткую подпись:
«Снова в путь! Берлин, жди меня».
– Вечер будет что надо, поверь! Сколько же парней мы с тобой охмурим…
Вивьен в красном кружевном белье, совершенно не стесняясь, скакала по своей комнате. Лени сидела, скрестив ноги, на кровати и ждала кульминационного момента. Вивьен вытащила ее, чтобы она оценила ее добычу после похода по магазинам – как будто Лени подходила для этой роли. Она предпочла бы отдохнуть у себя в комнате, почитать книгу и поразмыслить. Но с подругой вроде Вивьен это казалось несбыточной мечтой.
Та подхватила бумажный пакет и вытряхнула на кровать красную юбку с белой блузкой.
– Магазины у них тут невероятные, а это я отхватила почти за бесценок.
Энтузиазм и восторг Вивьен были столь заразительны, что Лени вдруг почувствовала, что и сама, против воли, с предвкушением ждет вечера.
Вивьен проворно влезла в обновки. Юбка была узкая и очень короткая. За исключением цвета, она в точности напоминала ту, которая была на Вивьен прошлой ночью, когда Лени впервые увидела ее в машине. Блузка оказалась свободнее, но без рукавов и с глубоким до непристойности вырезом на спине.
В довершение Вивьен надела подходящие туфли на высоких каблуках, уперла руки в бедра и покружилась.
– Та-да-ам! Ну что скажешь?
– Сзади видно лифчик, – заметила Лени.
– В том и смысл. Парни с ума сходят, когда видят застежку и не могут ее тронуть.
– А если наклонишься, видно, что у тебя под юбкой.
Вивьен звонко рассмеялась:
– Ах, Простушка… прости… Лени-Лени, тебе еще столько нужно усвоить, чтобы вскружить голову мужчине…
– Может, мне это и не нужно.
– Станет нужно, когда встретишь того самого, поверь… А если так, что скажешь?
Вивьен открыла шкатулку перед зеркалом и поднесла к мочкам ушей серебряные серьги в форме перьев.
– Выглядят чудесно, – сказала Лени. – Я и в первый раз заметила их на тебе. Откуда они?
– Это мои любимые… отчим подарил на день рождения. И умер в тот же год.
– Сочувствую. Как это произошло?
– Погиб в автокатастрофе. Вместе с мамой. Оба, на месте.
Вивьен стояла перед зеркалом, к ней спиной, и Лени не видела ее лица, но этого и не требовалось, чтобы понять, сколь болезненным был для нее такой удар судьбы. В ее голосе сквозила скорбь, плечи поникли. Хорошее настроение улетучилось.
– Ох, – выдохнула Лени. – Когда это случилось?
– Два года назад.
– Вивьен… мне так жаль…
Вивьен кивнула и, поджав губы, отступила от зеркала. Села на край кровати.
– Мне уже лучше. Понемногу с каждым днем.
Она смотрела на серьги в своих руках и поглаживала их большим пальцем.
На этот раз Лени не пришлось себя заставлять. Поддавшись порыву, она обняла Вивьен и погладила ее по плечу. Но от дурацких фраз, вроде «все будет хорошо», все же воздержалась. В книгах подобные банальности всякий раз вызывали у нее раздражение, и сама она никогда не стала бы к ним прибегать.
– Вы были в хороших отношениях? – спросила вместо этого Лени.
Вивьен, сглотнув, кивнула:
– Он любил меня больше, чем родной отец. Замечательный человек.
Лени едва не сказала, что многим повезло куда меньше, в том числе ей, но и в этот раз сдержалась. Не следовало перетягивать на себя сочувствие, когда подруга открывала душу. Да и какое значение имел тот факт, что отец никогда не любил Лени? Он никого не любил, даже себя, и для нее это было своего рода извинением.
– Мне всегда помогают слова Роберта Фроста[5]. Хочешь послушать? – спросила Лени.
– Давай.
– «Одна фраза связывает воедино все, что я узнал о жизни: все идет своим чередом», – процитировала Лени своего любимого писателя.
Вивьен кивнула:
– Понятия не имею, кто такой этот Роберт Фрост, но он прав.
– Надень их, они отлично подходят к блузке, – сказала Лени.
Вивьен так и сделала. Потом встала с кровати, снова подошла к зеркалу и взглянула на себя – немного задумчиво и без прежнего восторга. Наконец она повернулась к Лени.
– А ты что наденешь?
– Не знаю… наверное, джинсы и блузку.
– Хочешь, я помогу?
– Спасибо, но с этим я справлюсь сама. К таким откровенным нарядам, как у тебя, я не готова.
– И не нужно. Ты красива лишь в той одежде, в которой чувствуешь себя комфортно.
– Постараюсь запомнить, – сказала Лени. – И еще у меня к тебе просьба.
– Выкладывай! Ради новой подруги я готова на все.
– Пожалуйста, не оставляй меня одну в этом клубе, ладно?
– Не бойся, милая, мы идем на эту вечеринку вместе. Будет классно, вот увидишь.
– Ладно… просто у меня не так много опыта в таких заведениях.
– Значит, сегодня ночью мы это изменим, Лени Фонтане. И как знать, может, мы подыщем для тебя подходящего миллионера, и тогда тебе не придется забесплатно работать на это издательство.
– Тебе велено было втолковать ей правила. Ты не справилась.
Это было первое, что услышала Яна, пока ее сознание медленно пробиралось сквозь туман беспамятства. Она еще не улавливала связи и не понимала, кто это говорит. В голове пульсировала тупая боль, источник которой находился где-то в области затылка. Прошло несколько секунд, прежде чем Яна сообразила, где находится и что произошло. Но затем воспоминания обрушились на нее всей своей тяжестью.
С ножиком в руках она бросилась на Хозяина и уже готова была нанести первый удар. Последнее, что ей запомнилось, это полные ужаса глаза мужчины, когда тот пятился от нее по своей идеальной кухне.
А потом?
Ничего.
Боль в затылке указывала, что она сама получила удар. Вот только от кого?
Из других людей на кухне была только Катрин. Неужели ей настолько промыли мозги, что она предпочла вступиться за своего Хозяина, вместо того чтобы помочь Яне?
– Да, Хозяин, я не справилась. Вам следует наказать меня.
Это голос Катрин!
Яна еще не вполне улавливала связь с первыми словами, как вдруг услышала свистящий звук, а затем хлопок, и Катрин вскрикнула от боли.
Наконец-то Яне удалось приподнять веки. Перед глазами плыла серая дымка, и поначалу она смогла различить лишь контуры, лишенные какого-либо смысла.
Но это длилось всего пару секунд.
Тусклый свет падал откуда-то из-под свода, растекался по каменным стенам и просачивался в дубовые доски пола.
По стенам закреплены цепи и железные кольца. Под потолком тяжелая решетка, а на ней – всевозможные крюки. По центру стоял обтянутый грязной кожей козел, знакомый по урокам физкультуры в школе. Под ним расстелена прозрачная пленка.
Катрин лежала животом на козле. Хозяин стоял позади нее с тонкой бамбуковой тростью в руке. На кухне он был в джинсах и белой рубашке, теперь же стоял с обнаженным торсом. Кожа загорелая и без единого волоска, на животе ни грамма жира, мышцы образовывают четкий рельеф. Он запросто мог сниматься в рекламе нижнего белья.
– Смотрите, кто к нам вернулся… Самое время.
Яна вдруг почувствовала тянущую боль в плечевых суставах.
Подвешена на цепях!
Из последних сил она уперлась ногами в пол и дала отдых плечам. На краткий миг боль усилилась, но затем стало заметно лучше.
Мужчина шагнул к ней и взглянул с неподдельным интересом. Потом склонил голову набок, почти как собака.
– Ну? Теперь ты будешь меня слушаться?
Он приблизился к ней почти вплотную, и его губы чуть изогнулись в улыбке.
– Свинья, – с трудом выдавила Яна.
Его реакцию можно было назвать скорее странной. Он как будто вздрогнул, почти отпрянул от нее.
Катрин подняла голову. На мгновение Яна сумела заглянуть ей в глаза. Катрин явно была напугана и страдала – и, казалось, взглядом умоляла Яну подчиниться. Но та не желала покоряться. Этот маньяк все равно будет их бить, как бы они себя ни вели. Быть может, даже лучше, если она восстанет против него. Возможно, он даже не был тем авторитарным диктатором, каким представляла его Катрин. Может, он вообще боялся женщин и не знал, как быть, когда они ему сопротивляются. Вот и теперь их тюремщик нервно моргнул.