Фредди шагнул к нему и отпихнул его руку.
– Я тебе не верю.
– Эй, что за дела. Этот твой тип погрузился в лодку. Я жду свои деньги.
– Как выглядела лодка?
– Мне почем знать! Зеленая. Или желтая, точно, желтая, из этого… как его там… карбония? Такая узкая и желтая.
– В какую сторону он уплыл?
– Туда.
Ричи указал налево, где канал чуть изгибался и терялся между высокими зданиями.
– Я хочу точно знать, как он выглядел.
– Да как все. Высокий, стройный, темные волосы. Больше я ничего не приметил.
– Я думал, ты с ним разговаривал?
– Да, только совсем недолго, и не смотрел на него. Первое правило улицы: не смотри людям в глаза.
Фредди уставился на Ричи. Внутри его закипала злоба, он был готов отвесить бездомному затрещину. Даже если Ричи говорил правду, для Фредди от этих сведений не было никакого проку. В конце концов, он надеялся, что ему укажут вполне конкретный адрес.
Альф дернул его за рукав.
– Тебе бы заплатить, – сказал он. – Уговор есть уговор.
Фредди стоял между ними и чувствовал себя в западне. Но просто взять и уйти он тоже не мог, иначе оказался бы обманщиком в глазах Альфа. Все-таки старик за него поручился…
– Ладно, – сказал Фредди, достал две банкноты по пять евро и протянул одну Ричи.
– Эй! Мы договаривались на десятку.
– За эти жалкие сведения больше ты от меня не получишь.
Ричи прищурился.
– Сделка есть сделка, – процедил он. – Или сам отдай остальное, или…
– Или что?
Фредди выпрямился во весь рост, выгнул грудь и выпятил подбородок. Теперь он был всерьез настроен, чтобы преподать проходимцу урок.
Но удар последовал снизу и пришелся под коленную чашечку. Фредди вскрикнул и потерял равновесие. В следующий миг Ричи ударил его в подбородок и отправил в нокдаун. Фредди лежал поверженный на щебне парковки, но Альф для верности пнул его в почку и сам при этом охнул от боли.
Ричи уперся коленом ему в живот и выгнал весь воздух из легких.
– Или я сам возьму, – сказал он с ухмылкой и обыскал его карманы.
Он нашел двадцатку, но пятьдесят евро были спрятаны надежнее. Ричи помахал банкнотой у Фредди перед носом.
– Возмещение морального ущерба. И вот тебе еще бесплатный совет: не показывайся тут больше.
Ричи отвесил ему затрещину и поднялся, так что Фредди снова мог дышать. Он с жадностью втянул воздух.
– Да, точно, не показывайся тут больше, салага, – добавил Альф.
Они пошли прочь, и Фредди видел, как Ричи отдал Альфу обе пятерки.
Прокатимся.
Йенс отправил Ребекке сообщение, как только распрощался с Вальтером Кнуфкеном.
Ребекка ответила, что у нее есть для него любопытные новости и ей не терпится прокатиться.
Когда он приехал, Ребекка уже дожидалась его на парковке. Хоть Йенс и не знал ее в прежнее время, ему всякий раз было немного больно видеть Ребекку в инвалидном кресле. В свои тридцать восемь лет она лучилась энергией и жаждой жизни, но кресло как будто сдерживало ее. Так, по крайней мере, казалось Йенсу. Ребекка, вероятно, смотрела на это иначе. Он ни разу не слышал от нее жалоб и знал, что она занималась греблей. Ребекка тренировалась в команде и даже готовилась к соревнованиям, но плавала и в свое удовольствие по каналам Гамбурга.
Йенс подкатил кресло к пассажирской дверце. Что еще нравилось ему в Ребекке: она не протестовала, когда он помогал ей с креслом. Как-то раз, еще в первый год знакомства, Йенс затронул эту тему, и Ребекка объяснила, что для нее это примерно как если б мужчина помог ей надеть пальто.
– А я уж думала, ты изменяешь мне с другой, – сказала она.
– Ты же знаешь, для меня нет никого, кроме Красной Леди и тебя. С чего ты взяла, будто я тебе изменяю?
– Потому что уже не помню, когда мы катались в последний раз.
Ребекка и сама водила машину – специально оборудованную «Тойоту», в которую могла садиться без посторонней помощи, но пикап был для нее слишком высоким.
Йенс наклонился, правой рукой подхватил Ребекку под колени, левой взялся за плечи и поднял с кресла. Ребекка крепко обхватила его шею. Рывок, и вот она уже на пассажирском сиденье, сияет от радости. Йенс захлопнул дверцу, сложил кресло и убрал в кузов. При этом он заметил в зеркало заднего вида, как Ребекка гладила приборную панель.
Она любила эту машину почти так же сильно, как и он сам, и ей нравилось кататься вместе с ним по городу. Несколько лет назад, когда ее собственная машина отказалась заводиться, Йенс взялся подвезти Ребекку до дома. Она пришла в восторг от Красной Леди. Тогда во время поездки они обсуждали текущее дело и так увлеклись, что прокатались больше часа, хотя дорога занимала десять минут. Со временем это переросло в привычку, и всякий раз, когда Йенс бывал в замешательстве, он приглашал Ребекку проехаться. Это доставляло несказанное удовольствие им обоим.
Вообще-то Йенс предпочитал ездить один. Катить по городским улицам в этом самобытном автомобиле, поразмыслить над чем-нибудь, а если думать не над чем, то слушать кантри и подпевать во весь голос. Что могло быть лучше? Но бывало так, что собственных мыслей оказывалось недостаточно, а Ребекка, как выяснилось, обладала острейшим умом. Хоть она занимала должность администратора, но Йенс ценил ее суждения больше, чем аргументы коллег.
Он сел за руль и, захлопнув дверцу, ответил на упрек Ребекки:
– Я так долго не брал тебя покататься, потому что последние дела были слишком простыми.
– А это, значит, непростое?
– Нет, совсем не простое. Ремень, пожалуйста.
Ребекка послушно пристегнулась.
Тех, кто привык к покладистости современных шумоизолированных машин, громовой рев Красной Леди мог запросто напугать. Но только не Ребекку.
– О да! – прокричала она и хлопнула в ладоши.
Йенс опустил стекло и зажег сигарету. Протянул ее Ребекке и закурил вторую. Так они и сидели в молчании, пока не докурили, и только потом Йенс спросил, что у нее за новости.
– За пять минут до твоего сообщения звонила коллега Фроберг из Берлина, – сказала Ребекка.
– Яна Хайгель нашлась?
Ребекка помотала головой и сделала еще одну затяжку.
– Нет, ее телефон.
– Где?
– Уборщик нашел его на багажной полке в поезде Гамбург – Берлин. По счастью, он оказался честным парнем и сдал его. Батарея села. Они его зарядили и установили, кому он принадлежит.
– Хм… – протянул Йенс. – Это вполне вписывается в общую картину.
– То есть?
– Мне кажется, кто-то пытается убедить нас, что Яна Хайгель поехала в Берлин.
Йенс пересказал ей свой разговор с Кнуффи. Ребекка сразу уловила направление его мыслей.
– Значит, по-твоему, она даже не садилась в тот поезд и не оставляла там телефон? Кто бы за этим ни стоял, он разместил в «Фейсбуке» фейковую фотографию, после чего подбросил телефон в поезд?
– Считаешь, все это слишком притянуто за уши?
– В свете того, что рассказал Кнуффи, – нет.
– Вот и я о том же.
– Но ты сомневаешься.
Йенс кивнул:
– Я не знаю, есть ли во всем этом связь. Я даже не уверен, действительно ли этот санитар был убит, потому что увидел нечто такое, чего видеть не должен был. Многое указывает на это, но доказательств нет. И далеко не факт, что в том фургоне, который он сфотографировал, находилась Яна Хайгель. Возможно, я пытаюсь увязать факты, между которыми нет никакой связи…
– Давай просто представим, что все обстоит именно так. Где следует искать доказательства?
– Если выяснить, где Яна Хайгель проживала в Гамбурге, у меня появилась бы отправная точка… Что с ее телефоном? Есть там фотографии?
– Полно. Коллеги в Берлине как раз изучают их.
– Завтра утром первым делом позвони им и скажи, что конкретно мы ищем.
– Будет сделано. Как ты вообще углядел эту связь с делом Розарии Леоне?
– Вчера вечером, когда я закончил с пробежкой… только не надо смеяться, я взялся всерьез!
– Я и не смеюсь.
– А то я не вижу… Ну да ладно, мне пришлось взять паузу, и я остановился на мосту. И вспомнил, как тогда из канала выловили тело, а потом припомнил, что Кнуффи как раз проверял эти площадки для бронирования. «Эйрбиэнби», «БедТуБед», и какие там еще есть… Этот рынок необъятен.
Ребекка кивнула:
– Да, я тоже помню это дело. Мне тогда столько мыслей лезло в голову, когда я плавала на байдарке…
– Почему?
– Ну… это тело в воде. Я все думала, что наткнусь на следующее. Я целый месяц не выбиралась на воду, даже тренировки пропускала.
– Но теперь-то возобновила?
– Само собой, человек ко всему привыкает. А куда деваться, иначе можно вообще из дома не высовываться… Правда, теперь по ночам я не плаваю в одиночку.
– А раньше? Одна по ночам плавала в лодке?
– Не лодке, а байдарке. И я скучаю по тем временам. Это особое настроение – видишь дома, свет в окнах, но при этом чувствуешь себя совершенно одиноким. Бальзам на душу… Тебе тоже стоит попробовать. Греблю вместо бега. И для суставов лучше, пока не сбросишь пару-тройку лишних кило.
– Эй, выбирай выражения! Я в отличной форме.
– У меня даже имеется для тебя пакрафт. Правда, у него ограничение по весу в сто пятьдесят килограммов.
Ребекка усмехнулась.
– Еще одно слово, и я тебя высажу. Что за пакрафт?
– Надувная байдарка для походов. Умещается в рюкзаке.
– В общем, резиновая лодка.
– Да нет же, есть разница, ты невежда… Господи, и как ты вообще стал комиссаром?
– Благодаря интеллекту и интуиции.
– По-моему, тебе не следовало расставаться с ними по окончании учебы.
– А по-моему, лучше бы тебе парализовало не ноги, а язык.
– Я пожалуюсь в комиссию по делам инвалидов, и тебе вынесут выговор.
– Спасибо, ты же знаешь, я их коллекционирую.
– Благодаря своему обаянию, я полагаю?
Оба рассмеялись и некоторое время ехали в молчании.
– Я тогда представляла, как убийца еще живую заматывает Розарию Леоне в эту сетку, – проговорила наконец Ребекка, и в голосе ее сквозила печаль. – Бедная девушка… Едет из Италии, чтобы полюбоваться красотой нашего города, и попадает в лапы этого сумасшедшего… – Она покачала головой. – Что, если Яна Хайгель тоже лежит где-то на дне канала? – И взглянула на него с ужасом в глазах.