- Мио... я благодарен...
- Не сомневаюсь, - рассмеялась герцогиня. Ее пальцы добрались до уха Фиора и теперь скользили по завитку до мочки и обратно. Двоюродный братец замирал, но не протестовал, хотя мог бы встать и откланяться. - А хочешь, мы прогостим здесь до самого монастыря?
- Да...
Мио слегка ущипнула Фиора за мочку уха, и господин управляющий расплескал остатки вина себе на рубашку. Герцогиня притворно вскрикнула, потом рассмеялась. Братец попытался стряхнуть красные капли с ткани, но сделал только хуже.
- Перестань, рубашку уже не спасти. Снимай. Да снимай, я тебе говорю! - прикрикнула Мио. Она соскользнула с поручня в кресло, благо, широченное изделие, явно пережившее Седьмой Собор, позволяло поместиться там вдвоем. - Налей еще, да не в бокал, а в кружку, и чтоб двоим хватило, возьми плед и садись, будем болтать...
Выпили кружку, и еще раз, и еще дважды, потом допили последнюю бутылку из поставца, что стоял в спальне для гостей; потом Мио дернула за шнур и приказала появившемуся заспанному слуге подать два кувшина вина, подогретого с пряностями. Тот посмотрел на герцогиню недоуменно, на господина управляющего - вдвойне недоуменно, но спорить не стал и резво все принес.
- Твоя репутация спасена, - рассмеялась Мио, опуская палец в кружку и слизывая капельки вина.
- Ты хочешь сказать, безнадежно погублена? - Фиор сделал какой-то красивый, но непонятный жест, должно быть, обозначая, что ситуация, в которой он в весьма фривольном виде распивает вино в обществе герцогини Алларэ, кем угодно будет истолкована однозначно.
- Напротив. Теперь можешь гулять с Анной сколько угодно, и любой решит, что ты просто из вежливости развлекаешь подругу своей любовницы. И ухаживаешь, чтоб эта подруга не слишком ревновала, - словно юноше, впервые представленному ко двору, объяснила Мио. - Вот так-то. Скажи мне спасибо, милый Фьоре.
- Благодарю.
- Нет, не так... иди сюда и скажи, - Мио потянулась в кресле, похлопала по багряно-красной подушке рядом с собой, и когда лишившийся репутации пока что лишь на словах Фиор это сделал, сказала ему на ухо: - Никогда не делай вид там, где можно сделать дело...
Господин управляющий не заставил себя долго упрашивать, а намек понял с первого раза. Руки у него были не только красивыми, но и умелыми: он, в отличие от большинства мужчин, не путался в петлях и шнуровке, - да и нежности хватало. А то, что во всем этом обнаруживался некоторый недостаток страсти... Ну, что взять с бедного влюбленного. Все бедные влюбленные одинаковы: вздыхают по одним, а ночевать остаются у других; может быть, это даже и к лучшему.
Страсть - как крепленое вино: сначала кружит голову и раскрашивает мир алым и золотым, а наутро наступает слишком тяжелое похмелье.
Капитан Агертор вывалил на стол перед Рикардом целый ворох восковых табличек с подсчетами. Генерал Меррес смерил мрачным взглядом сперва таблички, а потом и самого Агертора. Голова болела уже третий день подряд, и ладно бы с похмелья, а то с горя: из Собры пришел приказ выпустить епископа. Пришлось выполнять. Наверняка за старого поганца походатайствовал кто-то из столичных попов, может даже, сам патриарх. Знал бы патриарх, что разводят в мятежных землях его подчиненные - велел бы повесить епископа на ближайшем дереве... Но, как водится, победил тот, кто первым доложил. Меррес знал эту маленькую хитрость и не экономил на курьерах, каждый день доставлявших в столицу рапорт об успехах генерала.
А вот про епископа написать забыл. Упрямый пособник бунтовщиков так его разозлил, что Рикард попросту не вспомнил, что нужно отправить жалобу. Забыл - и поплатился. Еще б на старика девятина, проведенная в подвале, произвела хоть какое-то впечатление - а то ведь как с гуся вода. Отощал, начал хромать, но держался победителем. Ну, впрочем, он и вышел из спора победителем. Теперь опять будет прятать по церквям заговорщиков и вооруженных мятежников, а потом читать проповеди.
Убить бы его втихаря... но нужно выждать хотя бы пару девятин, чтобы никто не проследил связи между двумя событиями. Ничего, найдется и на епископа управа.
- Ты что, думаешь, я все это разбирать буду? Говори, что там понаписано, - буркнул Рикард.
- Подробно или по делу? - спросил Агертор, тоже не любивший писать-считать. Наверняка запряг адъютантов, а те уж расписали, не пожалели.
- По делу, - Меррес ухмыльнулся. Агертор даром что керторец, а все понимает. - И коротко, коротко...
- Да с радостью. В общем, фуража осталось на девятину. Это если закупать. Они ж не продают...
- Не продают, - кивнул генерал. - Потому что сволочи все как один. Что господа, что крестьяне. И что делать предлагаешь?
Капитан хмыкнул, вытащил из-за манжета веточку и засунул в рот. Предлагать он ничего не хотел. Ну что, опять военный совет собирать? Три раза уже собирали, и все сплошь говорильней занимались. Не хотят, не хотят - прячут скот в лесах, закапывают зерно, режут птицу, да что угодно делают, лишь бы не отдавать фуражирам. Как будто королевская армия - как надоедливый гость, не предложи обеда, так сама уйдет. Наглые они здесь, на севере, до невозможности. И указ им не указ, и приказ им вдоль штанины...
- Давай, давай. Я за тебя думать буду?
- Лошадь пусть думает... - опрометчиво ляпнул керторец, и генерал захохотал.
- У тебя на гербе как раз лошадь, так тебе и думать.
Другой, может, и обиделся бы, но Агертора Рикард знал давным-давно, отличал среди прочих офицеров и, можно сказать, баловал: спускал ошибки, награждал чаще остальных. И командир хороший, и собутыльник - лучше не найдешь, так что б его и не отличать? А что думать не хочет - так кто ж по утрам хочет-то?
Некоторым, впрочем, приходится.
- Зови Эллуа, - велел Рикард, и опять хохотнул: - Будет у нас лошадью.
Полковника Эллуа генералу Мерресу навязали силой. Тот об этом прекрасно знал - нашлось, кому сообщить, - и наглел не хуже местных крестьян. Проблемы из-за него возникали вечно, а толку не было никакого. Ни совета, ни помощи.
Долговязый эллонец явился быстро, ждать его не пришлось, и это тоже возмущало: теперь не придерешься. Мундир как с иголочки, осанка как на параде, выражение на лице самое что ни на есть мерзкое: будто считает себя самым умным во всей Собране, а вот гляди-ка, вынужден по долгу службы общаться со всяким быдлом.
Рука на перевязи - ну как же, наш доблестный кавалерист, невесть зачем нужный вместе со всем своим полком в местных лесах, сам ведет солдат в атаку. Чем и безмерно гордится, а повязкой на руке, белоснежной, как парадный мундир, - кажется, он один из всего штаба еще не оставил привычку являться к генералу при полном параде, - щеголяет словно орденом.
Вот уж кого повесить бы... но невозможно. Эллонец. Ставленник первого советника короля... или второго? Кто там из них с расписным красавчиком Реми первый, а кто второй? Не суть; где Алларэ, там и Эллона, друг за друга стоят горой. А может и не только горой, и вообще друг перед другом...
- Полковник Эллуа по вашему приказанию прибыл, - отрапортовал, словно сплюнул, окаянный кавалерист. - Слушаю вас, господин генерал.
- Мы с капитаном решаем вопрос фуража. Хотелось бы услышать ваши соображения, - в присутствии эллонца Рикард сам не понимал, почему выражается строго по Уставу.
- Это не входит в сферу моей компетенции, - отчеканил Эллуа, и Рикарду захотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжелым.
- Прекрасно, просто прекрасно, - вместо этого улыбнулся генерал. - Значит, ваш полк мы учитывать не будем. Пусть ваши лошади жрут, что найдут. И не только лошади...
- Жду приказа о снятии моего полка с довольства.
- К обеду приказ будет.
- Это все, господин генерал?
- Отнюдь, - продолжил Меррес. - Вы отстранены от командования полком. Ваше место займет капитан... уже полковник Агертор.
Старый приятель открыл рот, собрался что-то промычать, но Рикард заткнул его одним коротким взглядом. Потом пусть хоть оборется, а сейчас пусть молчит. К генералу пришла счастливая мысль - и, главное, совершенно верная. Он командует армией, он имеет право снять с должности любого офицера; ну и чего ради он третью девятину терпит подле себя надменную длинную рожу?
- Жду приказа, господин генерал.
- Что, моих слов уже недостаточно?
- Устав армии Собраны требует в подобных случаях письменного приказа в трех экземплярах. Один получает на руки отстраняемый от должности офицер, второй остается в канцелярии армии, а третий отправляется к маршалу армии, - снизошел до объяснений Эллуа.
- Получите, не волнуйтесь, - улыбнулся Рикард. - На гауптвахте.
- Я арестован? - клятый эллонец и бровью не повел.
- Именно! Сдайте оружие и отправляйтесь... вы знаете куда.
Кавалерист спокойно снял шпагу, отдал печати и жезл, выложил все это на стол перед маршалом прямо поверх табличек и только после этого нанес последний удар.
- Считаю своим долгом напомнить, что в расположении армии до сих пор не обустроено офицерское отделение гауптвахты. Пребывание же офицеров в одном помещении с солдатами запрещено Уставом армии Собраны.
- Для вас выделят отдельное помещение, - зарычал Меррес. - Отправляйтесь, или пойдете под конвоем.
- Конвой из четырех вооруженных солдат является обязательным...
Генерал вскочил и схватился за шпагу, только что брошенную на стол Эллуа. Агертор вместо того, чтобы помочь, шарахнулся куда-то в сторону, Рикард рванулся вперед, чудом не врезавшись в стол, ударил... и сам не понял, каким чудом оказался с вывернутой рукой прямо перед эллонцем. Лезвие шпаги волшебным образом оказалось возле его виска, а острие - где-то за спиной. Заломленная кисть болела так, что искры из глаз сыпались. Как?! Эллуа сделал только одно движение, быстрое, неуловимое - и вот результат. Колдовство?
Рикард не столько испугался, сколько удивился. Он мог бы ударить эллонца кулаком в лицо, пнуть, боднуть головой - да что угодно; но ему не хотелось этого делать. Хотелось понять, как безоружный может вот так, легко, за миг обезвредить противника со шпагой.