Анна же... Письмо лежало на столе, Фиор второй день перечитывал его и выучил наизусть. "Моему другу господину Ларэ", начиналось оно. Другу... да и это слово наверняка взято из письмовника или подсказано камеристкой. Три седмицы пребывания в королевском поместье означали, что между хозяином и гостями сложились дружеские отношения. Но кем на самом деле считает его Анна? Она так не хотела уезжать, хоть и не говорила ни слова, но что ее привлекало? Мрачный полупустой Энор? В поместье Алларэ куда веселее и уютнее, и Мио предлагала вернуться к ним, но Фиор не мог оставить королевскую усадьбу, и гостьи не уехали, а остались до самого отъезда в монастырь.
Мио так плохо выполняла обязанности подруги молодой девицы. Две ее камеристки, обязанные сопровождать обеих на прогулки, постоянно оказывались чем-нибудь заняты по приказу герцогини - то вышивкой, то чтением, то музицированием. Мио зевала от скуки, слушая их чтение, морщила нос, внимая их пению и игре на клавикорде, но раз за разом находила для служанок важные дела. Фиор гулял с Анной по парку, показывал ей дворец, ездил на конные прогулки в сопровождении двух грумов, которым было абсолютно все равно, чем заняты гостья и господин управляющий. Никто не мешал им сидеть вдвоем в гостиной по вечерам, вопреки всем правилам и обычаям. Ларэ поклялся герцогине, что не совершит ничего недостойного, и не совершал - даже не осмеливался брать Анну за руку, но Мио сделала все, что могла, дабы Фиор и дочь первого министра проводили вместе как можно больше времени, не встречая помех для своих бесед.
За полночь, когда Анна давно уже спала, Фиор приходил к Мио. Они пили вино, болтали обо всем на свете - герцогиня говорила куда больше, ей было что рассказать и о столичных делах, и о родственниках Алларэ, и обо всех забавных сплетнях и слухах, которыми развлекались благородные господа Собры. Управляющий знал, как недорого Мио ценит эту пустопорожнюю болтовню, знал, что она предпочитает охоту и долгие плавания к границам Предельного океана балам и приемам, собак и кошек - напыщенным господинчикам, посещавшим ее салон, толстые тома описаний былых битв и сражений - романам и сонетам, но столица хотела видеть красавицу-герцогиню утонченной дамой, и Мио позволяла столице обманываться.
Потом их бросало друг к другу. Оба понимали, что в объятиях и поцелуях ищут лишь утешения и забвения, что каждый видит в любовнике лишь замену тому или той, рядом с кем хотел бы оказаться на самом деле, и Фиору не раз казалось, что губы, шепчущие "Фьоре", на самом деле хотели бы выговорить "Руи", но - Мио ни разу не оговорилась вслух, и только больно было видеть на рассвете, когда он уходил из ее спальни, немой вопрос в изумрудно-зеленых глазах. "Почему - ты, почему - не он?" - и нечего было ответить. Он и сам искал в Мио - Анну, но Анна была запретна для него, девица Агайрон мирно спала в своей постели. Набитая травами подушка навевала ей тихие девичьи сны и наверняка не подсказывала, что Фиор мечтал бы не почтительно прогуливаться с ней под руку, но - обнять, коснуться губами пульсирующей голубой жилки на шее, на руках внести в свою спальню. Женой, спутницей на долгие годы, ибо другой ему не нужно было, лучшей во всем мире и найтись не могло...
...но сделает это отец, король Ивеллион II.
Так решено и отцом, и первым министр
2. Собра - Брулен
Когда герцог Гоэллон разыскал на севере троих подростков, была осень. Прошла зима, в течение которой Саннио проводил с ними едва ли не каждый час в сутках, а теперь началась весна. Прошла почти половина года - пролетела, то птицей по небу, то неуклюжим мальчишкой, кубарем падающим с горки. К третьей седмице дороги уже почти просохли, и для воспитанников настало время отъезда.
Собранный багаж - "все необходимое в тройном размере", как пошутил герцог. Выписанные подорожные, рекомендательные письма и еще куча необходимых документов - в том числе, переводные векселя. Экипажи, лошади, отряды сопровождения... Большей частью сборов занимался, разумеется, Саннио. Он мельком удивился тому, с какой щедростью опекун тратит деньги на своих временных воспитанников, но Гоэллон только пожал плечами:
- Не волнуйтесь, дражайший мой, мы не разоримся. Доходами и расходами Эллоны займемся несколько позже, пока же можете просто поверить на слово.
- Да мне и в голову не приходило, - пробурчал Саннио, заподозренный в прижимистости.
- Вы меня не удивили. В вашу голову вообще редко что-то приходит, чаще оттуда исходят разные выдумки...
Мысль о том, что он теперь имеет некое - и даже весьма явное - отношение к расходам герцога Гоэллона, по-прежнему не укладывалась в голове. Как и многое другое, начиная от обращения "молодой господин", заканчивая необходимостью "соответственно выглядеть". Бывший секретарь вполне себе представлял, как это - "соответственно", вот только повернуть все знания на себя у него не получалось. Любимый дядюшка в этом отношении оказался не помощником, а сущим извергом.
- Нацепите на себя что-нибудь... модное, - советовал он. - Кертор вам поможет.
Говорилось все это таким тоном, что ничего модного Саннио не хотелось вовсе, зато возникал соблазн надеть рясу или отобрать у Ванно куртку со штанами, которые тот как раз собирался отдать старьевщику.
Саннио плюнул на все издевки и подначки, к своему обычному платью выбрал из хранившихся в доме драгоценностей тяжелую цепь с плетением "ромбо" и решил, что этого довольно. Старое черненое серебро само скользнуло в руки, когда юноша рылся в пятой по счету шкатулке.
- Забавно, племянник, - приподнял бровь герцог, увидев цепь. - Из всех возможных вариантов вы нашли именно ту вещь, которую когда-то носил ваш отец. В ваши же годы...
- Я... я сделал что-то не то? - Саннио покраснел. Отец так и остался для него загадочной фигурой. Один портрет, одна миниатюра. Высокий стройный светловолосый человек, похожий на герцога Руи. Незнакомец... - Я... не должен был?
- О да, - кивнул дядюшка. - Сделали что-то не то - задали целых два глупых вопроса. Драгоценнейший мой, вы в любом случае имеете больше прав на эту вещь, чем кто-то еще. А если бы мне это было неприятно, то я уж нашел бы способ позаботиться о своих чувствах.
Троица воспитанников отреагировала на некоторые изменения в статусе бывшего секретаря весьма по-разному. Бориана это вообще не заинтересовало. Он только кивнул и с первого раза запомнил, как теперь должен обращаться к воспитателю. Рыжего куда больше волновало, что представляет из себя герцогство Скора, в которую ему предстояло отправиться. "Къельская щука" на мгновение застыла, глядя на перстень на руке Саннио, потом еле слышно фыркнула и присела в реверансе.
- Поздравляю... - чего уж больше было в голосе, ехидства или изумления, юноша не разобрал.
Саннио мысленно показал ей язык и ненадолго задумался, получил бы от вредной девицы оплеуху, появись кольцо наследника на его руке до разговора, или нет. У Керо были весьма загадочные представления о достойных и недостойных ее благосклонности кавалерах.
Больше всего удивил новоиспеченного члена Старшего Рода Альдинг Литто. Вечером того же дня, когда герцог велел ученикам обращаться к Саннио так, как положено по обычаю (и, на вкус юноши, несколько поторопился - лучше бы это случилось после церемонии, а то он чувствовал себя самозванцем), Альдинг явился к наставнику в кабинет.
- Я очень рад тому, что у меня появился еще один родственник, - с непроницаемым лицом изрек северянин. Саннио удивился: об этом герцог прилюдно не говорил; должно быть, Литто спросил Гоэллона наедине.
- Я тоже... - Новоиспеченный родственник в легкой панике поднялся из кресла. Одно дело - воспитывать и учить черноволосого тихоню, и совсем другое - разговаривать с ним на равных.
- Господин Гоэллон! - Саннио вздрогнул. Среди прочих почестей на него свалилось еще и это. Фамилия герцога. Вместо радости или гордости он пока чувствовал только неловкость. - Я хотел бы, чтобы вы знали. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
- Я?! - изумился без пяти минут наследник. - Это герцог...
- Я не хочу умалять своей благодарности герцогу Гоэллону, но, поверьте, я знаю, о чем говорю. Я очень благодарен вам и буду гордиться родством и знакомством с вами, - изрекло ледяное черноволосое создание. Саннио и так не верил своим ушам, но когда Литто продолжил, ему вообще показалось, что все это - сон. - И есть еще кое-что важное, что я должен вам сказать. Все, что вы сейчас услышали, я сказал бы вам, даже если не узнал бы о вашем происхождении и нашем родстве. Это не имеет ни малейшего значения.
- Барон Литто... - Надо было что-то сказать в ответ, но у Саннио язык присох к небу.
- Мне очень жаль, что я не смогу присутствовать на церемонии, но я хотел бы сделать вам подарок сейчас, - Альдинг протянул то, что держал в руке.
Саннио, не веря своим глазам, развернул тонкий платок. Охотничий кинжал он помнил еще со времен обитания на постоялом дворе в Сауре. Оружие, судя по блеску серебряной отделки, с тех пор побывало в руках ювелира; еще оно обзавелось новыми ножнами - черными с зеленым узором. Длинные чешуйчатые рыбы скользили по волнам.
- Увы, у меня слишком мало вещей, которые я могу назвать своими, - сказал Литто. - Это - одна из них.
- Я не могу принять этот подарок... - забирать у лишенного дома последнюю память? Это уж слишком...
- Господин Гоэллон, - очень казенным голосом спросил Альдинг. - Вы хотите меня оскорбить?
Саннио вскинул голову. Северянин смотрел на него в своей обычной манере, бесстрастно и чопорно - пожалуй, он здорово походил на первого министра, - вот только уголки губ кривились в усмешке. Словно юноше самому было смешно удерживать на лице подобную маску.
- Ни в коем случае, - ответил бывший секретарь. - Я... я очень вам благодарен!
Вместе с теплым и радостным чувством от неожиданного подарка на голову Саннио свалилась и забота об ответном. Пересчитав наличные и вспомнив цены в ювелирных лавках, он понял, что заказать нечто достойное и не сможет, и не успеет. Выписать ювелиру сч