- Что же теперь будет?
Гоэллон указал взглядом на механические часы в углу.
- Через треть часа состоится урок. Столь ненавидимая вами онейромантия. Потом - фехтование, и, между прочим, не с Кадолем, а с новым учителем - Кертором. Потом - обед. Кстати, у вас на столе лежит расписание на эту седмицу. Что, она уже прошла, а и я не заметил?
- Герцог!
- Да, Саннио? - Насмешки на физиономии господина хватило бы на три изображения Противостоящего, который, как известно, "лукав и ехиден", а вот тревоги или волнения там вовсе не присутствовало.
- Но что же будет с нашими учениками?!
- Два урока и обед, Саннио. У вас есть иные варианты?
- Вы шутите, а патриарх... их же теперь... а вы... - секретарь вскочил, захлебываясь от негодования. Нельзя же так! Так... равнодушно!
- А я шучу, - кивнул Гоэллон. - Если я буду прыгать той самой уже помянутой козой, или козлом, что для меня более естественно, если я буду кричать и волноваться, через уже помянутую треть часа в доме будет стоять рыдание, слышное и на середине площади. Думаю, что вы отстрадаете и за себя, и за меня, и за Магду. Которой, кстати, знать о письме патриарха необязательно. Так что сядьте, возьмите себя в руки. Можете выпить чернил.
- Зачем?! - Может быть, герцог сошел с ума? Говорят, такое бывает - от слишком уж неприятной неожиданности люди в одночасье лишаются рассудка...
- Это вас отвлечет от дум о письме.
Саннио едва не зашипел от возмущения, как плита, на которую пролилось молоко, надулся, желая сказать что-то умное и правильное, и вдруг плюхнулся на свой стул, запустил руки в волосы и принялся хохотать. Наверное, его было слышно и на той самой середине площади, но - какая разница, если отпустило, стало просто весело и совсем не страшно. Юноша просто представил, как пьет чернила - мелкими глотками, как Альдинг воду, а потом пытается избавиться от пятен на губах, но не удается, и он щеголяет рядом темно-синих зубов, пугая Магду. Вот уж зрелище так зрелище!
- Я вижу, подействовало, ну и отлично. Следующий раз, услышав нечто подобное, вспоминайте про чернила. Теперь давайте думать. Что мы можем сделать?
"Мы - так мы, - удивляться, волноваться или смеяться Саннио уже не мог. - Хотя толку от меня...".
- Я думаю, что переубедить его святейшество невозможно. Не может же он отменить собственный указ. Нужно обойтись без Церкви. Его величество король... - секретарь передернулся. - Он их, конечно, не помилует. Простите, герцог, но я не хочу тратить ваше время на свои глупости. То, что я придумываю с трудом, вы знаете заранее.
- Не помилует? Может быть, нет, а может быть... Саннио, отправляйтесь переодеваться. Парадное платье, все прочее - как в тот раз, когда вы так неудачно развесили уши. Быстро, быстро...
- Мы едем к королю?
- Нет, - герцог усмехнулся. - Увидите.
Саннио очень быстро и очень тщательно оделся, уложил волосы и был перед выходом из комнаты подвергнут досмотру Ванно, который поправил цепь на плаще, стряхнул одному ему заметную соринку с воротника и одобрительно кивнул. Герцог уже ждал во дворе. На сгибах плащ-капа из жесткой темно-серой ткани казался серебряным. Антрацитово-серый кафтан почти без отделки - хватало ряда пуговиц из стеклянно поблескивающего черного камня. Внутри каждого кабошона, кажется, уместилась шестилучевая снежинка, словно скользившая по поверхности при повороте камня. В ответ на любопытный взгляд Саннио, Гоэллон объяснил:
- Черный снежный сапфир.
Вместо уже привычной Ласточки для Саннио оседлали незнакомого вороного жеребца, точно такой же ждал и герцога. Юноша вспомнил, что вообще-то на конюшне эти кони были. Он иногда видел, как конюхи их выводили на проминку, и любовался - из окна, но вовсе не мечтал сам оказаться наездником норовистой зверюги. Сейчас коней тоже принарядили, украсив вальтрапами с гербами. Герцог вскочил в седло, у секретаря с первой попытки ничего не вышло, и Анри схватил жеребца за удила.
- Постарайтесь не свалиться прежде, чем приедем, - не поворачиваясь, сказал герцог. - Впрочем, нам недалеко.
Жеребец Саннио слушаться не пожелал, но терпеливо пошел шагом за собратом. Ехать было действительно недалеко - несколько улиц, и испытание кончилось. Трехэтажный особняк, неуловимо схожий с домом герцога, пожалуй, выстроенный в то же время, был отгорожен не высоким забором, а аккуратно подстриженной живой изгородью. Дом был совсем недавно заново отштукатурен и выкрашен в два цвета - белый и серо-голубой. Над козырьком крыльца - герб, серебряная птица на синем поле. Особняк графа Агайрона, понял Саннио, с трудом вспоминая лишь однажды виданного первого министра. Тот, из-за которого все и вышло. Зачем теперь сюда приезжать?!
Графа пришлось ждать довольно долго. Гостиная на втором этаже, куда герцога и секретаря проводил мрачный пожилой слуга в темно-синем с белой отделкой платье, была неуютной. Стены были отделаны изразцами с гербами; юноша удивился - так уже, кажется, давно не делали. Холодно, безжизненно, а осенью, наверное, еще и сырость собирается... Кресло выглядело удобным, но, стоило Саннио в него сесть, как ему показалось, что в спину вбили пару гвоздей, а колени сами собою очутились возле ушей.
- Встаньте за моим креслом, и не придется мучиться, - негромко сказал герцог.
Плащ и шляпу он, как и Саннио, оставил внизу, у лакея, и теперь щеголял роскошным строгим кафтаном с пуговицами из удивительного камня и светлой, туманно-серой камизолой из очень тонкого бейжа. Секретарь, конечно, выглядел несколько скромнее. Из всех украшений - только серебряная цепь, по новой моде пропущенная наискось по груди, но костюм шили лучшие портные столицы, и ткани были выбраны самые дорогие. Серый с голубым отливом - любимый цвет Саннио, - кафтан, антрацитового оттенка камизола. Полный парад. Для чего нужно было так наряжаться, секретарь не знал.
Граф Агайрон оказался примерно таким, каким и запомнился по прогулке в королевском парке. Высокий, сухощавый с неприветливым строгим лицом; но почему-то сейчас он Саннио понравился. Странное дело: этот господин в синем кафтане был во всем виноват, если бы не его желание навредить герцогу Гоэллону, не было бы сейчас и беды - и все же он не казался врагом.
- Герцог... - тот же самый слегка скрипучий голос. - Прощу прощения, что вам пришлось ждать, но ваш визит оказался для меня сюрпризом. Хотел бы осведомиться, чем обязан такому удивительному событию.
Агайрон сел в кресло напротив; оба главы Старших Родов ухитрялись сидеть на этих палаческих приспособлениях прямо и даже как бы с удовольствием. Секретарю, стоявшему навытяжку за креслом Гоэллона, достались только два коротких взгляда. Первый пробежался по Саннио в первый момент, вторым граф приказал взять из поставца бутылки с бокалами и разлить вино. Все было понятно: одно движение глаз. Наверное, секретарям графа Агайрона было просто служить. Просто... и скучно.
- Вот этим, - Гоэллон протянул графу бело-золотистый футляр. - Патриарх преподнес сюрприз мне, я решил поделиться им с вами, господин первый министр.
Граф вытащил письмо, отодвинул подальше от глаз и внимательно прочел. Саннио не отрывал от него взгляд. Агайрон улыбаться не стал. По мере прочтения длинное лицо все вытягивалось и вытягивалось.
- Господин первый советник, я категорически отвергаю всякую связь между моими действиями и решением патриарха.
- Помилуйте, граф, об этом речи не идет. Я пришел к вам за советом, а, возможно, и с просьбой.
- Вы?
- Я. - Секретарь еще не слышал, чтобы Гоэллон говорил подобным тоном, таким голосом. Холодным, словно из-под толщи льда, почти неживым. - Господин первый министр, между нами много разногласий, мы оба знаем это. Но сейчас речь идет о нашей общей потере.
- Герцог?..
- Сколько в ваших жилах крови Литто, Саура и Къела, господин первый министр?
- Благодарю, я понял вас.
- Господин первый министр, позвольте спросить вас, вы понимаете, что держите в руках?
Долгая, долгая пауза. Агайрон держал у губ бокал с вином, густым и темным, но не пил. В другой руке он держал письмо патриарха, смотрел же вдаль. Жесткое кресло, жесткий кафтан, жесткая складка у губ немолодого человека с черными волосами, по вискам тронутыми сединой. Неуютная комната, дующий в спину сквозняк, застывший ледяной фигурой Гоэллон. Саннио стоял за его креслом, и было страшно. Будто за окном начиналась гроза, и комнату накрыло тьмой - но нет, снаружи было светло, стоял ясный зимний день.
- Смертный приговор для троих детей. Для последних потомков трех Старших Родов, - очень просто и тихо наконец сказал граф и прибавил, сделав глоток вина: - Но знаете ли вы, господин первый советник, что король желает сделать с их землями?
- Отдать под управление принца Элграса, когда тот достигнет совершеннолетия, - ответил Гоэллон.
- Мы равно осведомлены, - Агайрон медленно кивнул, и Саннио подумал, что у графа давным-давно болит голова. Может быть, третий день, а может, и еще дольше. А лечили его какой-то дрянью, может быть, маслом лаванды. Впрочем, наверняка сам лечился. - Герцог, вы хотите, чтобы я пошел против интересов собственного племянника?
- В интересы вашего племянника входит ранняя смерть? Без опоры на три семьи его ждет именно это.
- Вы так в этом уверены?
- Я знаю север. Его нельзя покорить силой. Его можно только опустошить, чем генерал Меррес и занимается - но он не преуспеет. Он упустил Алви Къела, тот в Тамере. Пока еще в Тамере. Довольно скоро граф Къела вернется, причем во главе армии. Две-три седмицы. Войска кесаря переброшены к озеру Шадра.
- Тамерцы не решатся на кампанию ранней весной!
- Они уже решились. Вы не знали, граф? Вы не знали... - Гоэллон перестал вертеть между пальцами ножку бокала и сделал короткий глоток. - Генералу Мерресу ударят в лоб и в спину.
- Вы знали - и вы молчали! - Агайрон сверкнул глазами почище разъяренной Керо.
- Мой первый доклад вы можете найти в королевской канцелярии. Он был написан в день святой Этель Эллонской, в тот же день отправлен. Более седмицы на доставку уйти не могло.