вашего брата. Вполне вероятно, помогая мне, вы погибнете. Хотя это не является неизбежным, но шансы достаточно велики. Мне нужна ваша кровь. В буквальном смысле. Я не могу поручиться, что вы это переживете. Однако ж, трудами герцога Гоэллона мы с большой вероятностью погибнем все.
- Господин герцог Скоринг... - Фиор склонил голову. - Я поклялся своему брату не совершать того, что может быть сочтено самоубийством, и поклялся его жизнью. Я не хотел давать подобную клятву, но что сделано - то сделано. Я помог бы вам...
- Это крайне досадно, впрочем, принимая во внимание причину вашего отказа... - собеседник досадливо растирал висок, отвернувшись к окну. Предыдущее все же не было игрой, а вот теперь скориец прилагал много сил, чтобы скрыть разочарование. У него почти получалось: Фиору едва не показалось, что он в кабинете один. - Что ж, вы правы, вы не можете рисковать собой. Конечно, можно приложить усилия, чтобы избежать подобного исхода, но...
- Может быть, вы объясните, для чего это нужно?
- Да, разумеется. Я был уверен, что вы уже полностью осведомлены. Я хочу провести обряд, который позволит избавиться и от Противостоящего, и от Сотворивших. Покончить с угрозой, которую представляют собой и одни, и другой. Герцог Гоэллон же всеми силами стремится мне помешать. Я рассчитывал использовать для обряда вернейших адептов Противостоящего, но, благодаря стараниям герцога, это невозможно. Он же слишком поздно решился действовать. Сейчас затеянное им приведет только к катастрофе. С вашей помощью я мог бы это предотвратить и все-таки осуществить свой план, но - мне придется обойтись без вашей помощи. Благодарю, что согласились выслушать меня, а не сразу позвали городскую стражу.
- Вы ведь не просто хотели избавиться от богов, но и призвать на их место другого? - Фиор на всякий случай убрал руки за спину. - Скажите, какого цвета глаза у вашего покровителя?
Герцог Скоринг удивленно повернул голову. По усталому лицу проскользнула легкая тень недоумения. Вопрос: "Какая разница, не жениться ж вы на нем собрались?" едва не соскользнул с губ - Фиор буквально услышал эту невысказанную мысль.
- Такого... серо-голубого, точнее сказать не могу, - скориец небрежно махнул рукой, обвел комнату взглядом, ища предмет подходящего оттенка.
До последней минуты регент надеялся на то, что все это - череда дурацких совпадений и недоразумений. Герцог Гоэллон никак не обосновал свою уверенность в том, что проклятьем Золотая династия обязана богу-самозванцу. Оставалась еще надежда на то, что он ошибся, а проклятье - дело рук Противостоящего, оказавшегося истинным творцом, но ныне - разрушителем.
Но "серо-голубые", а точнее - серо-синие, сизые, оттенка голубиного крыла были у той тени, что совсем недавно попыталась ударить в спину.
Герцог Скоринг же, вопреки всем расчетам и надеждам, оказался верным соратником этой твари...
- Вы... - голос сорвался, но Фиор заставил себя говорить громко. Ему сейчас было наплевать на все правила приличий. - Вы так желаете всех спасти?! Вы говорите о благе мира и о многом прочем, но вы даже не лжец, вы - тварь под стать своему божеству!
- Простите?.. - скориец вскинул руки, словно пытаясь возразить, но Фиор его не слушал. Не мог, не хотел... не получалось.
- Тот, кем вы хотите заменить Сотворивших - я хотел бы увидеть его лицом к лицу, с оружием в руках... Да нет, честная сталь - слишком большая роскошь для подобного отродья! Виселица или сточная яма будут под стать! И я утопил бы его своими руками! За барона Литто, за герцога Гоэллона, за моих братьев, за всех, кому это ваше самозваное божество испортило жизнь! Вам стоило бы поговорить с бароном Литто. Спросить его, во что ваш дражайший друг превратил жизнь подростка.
- О чем вы? - стоявший напротив человек и так не отличался смуглостью кожи, но тут он побледнел до синевы.
- От кого вы пытаетесь нас спасти? Ровно от того существа, от той дряни, которой мы и обязаны проклятием, да, господин герцог Скоринг? От твари, которая устроила это все, от начала до конца! - голос подвел, сорвавшись на хрип, но слова еще не кончились. - Это его вы пытаетесь возвести во владыки мира?! Вам мало того, что уже случилось из-за проклятья? Всех этих смертей и сломанных жизней? Вы хотите, чтобы весь мир оказался в его власти? Кем, скажите на милость, нужно быть, чтобы искренне затевать подобное?!
- С чего вы взяли?..
- Об этом мне рассказал герцог Гоэллон. Но, знаете ли, я и сам имел возможность убедиться. В ночь после того, как я услышал о проклятии, как мы все узнали... - уже приходилось выжимать из связок каждое слово. Фиор прижал ладонь к горлу. - Тогда я и увидел, какого цвета глаза у вашего божества. Во плоти оно ко мне не явилось, конечно. Но познакомились мы близко. И угадайте, чего эта мерзость от меня хотела? Подтолкнуть к самоубийству. Уже после данной мной клятвы...
То, что последовало за этим признанием, Фиор, герцог Алларский, запомнил до конца своих дней. Там, где только что стоял живой человек - изумленный, потрясенный, не вполне верящий своим ушам, - вдруг образовалась пустота. Пустота эта была ростом с самого герцога Алларэ, пошире в плечах и весьма плотного сложения.
Силуэт был - а вот герцога Скоринга, которого впервые за все время знакомства Фиор сегодня чувствовал, как живого человека, а не портновский манекен, там больше не было, осталась лишь оболочка.
В которую затягивало, словно в водоворот.
На мгновение регенту показалось, что сейчас морок развеется, и на месте застывшего ледяным столбом скорийца проявится сизоглазая тварь во плоти, и это было бы прекрасно, потому что шпагу при входе в дом герцог Алларэ не отдал. Он не знал, можно ли убить воплощенное самозваное божество, но постарался бы...
Ничего подобного не случилось.
Только - рухнул в кресло человек, до того стоявший неподвижно; рука поднялась, но упала, так и не дойдя до лица - или до ворота рубахи, Фиор так и не понял...
Пронзительным незнакомым доселе холодом, сосущей пустотой тянуло от сидевшего совсем близко - в полутора шагах - ходячего призрака, портрета, выполненного бездарным художником, сломанной куклы...
- Господин герцог... - Фиор застыл, пытаясь понять - как, почему это вышло, неужели из-за его крика, из-за брошенных в лицо слов?
Пустота звенела, резала слух, пугала до того животного страха, который Фиору еще не доводилось переживать никогда.
- Мама... - прошептал он, и тут же - и откуда только взялся голос - позвал уже громко: - Кларисса!
Госпожа Эйма влетела в кабинет разъяренной рысью. Оплеухой, полученной Фиором, можно было бы свалить с ног мужчину чуть менее крепкого сложения.
- Вы идиот!.. - более внимания господину регенту хозяйка не уделила, бросившись к гостю.
Кларисса прижала ладони к щекам герцога Скоринга, заставила поднять голову, заглянула в глаза. Тот не сопротивлялся - он попросту отсутствовал, позволяя делать со своим телом все, что угодно.
- Подайте вина, - не оглядываясь, приказала женщина. - Теперь возьмите с полки зеленый флакон. Лейте половину в кубок. Давайте сюда. Пейте... - это уже было сказано не Фиору. - Помогите же мне, бестолочь!
Оказалось, что поить вином человека, который не брыкается, не противится, а попросту ничего не делает - задача не из легких, но герцог Алларэ был счастлив тому, что приходится помогать Клариссе. Она еще о чем-то просила - он выполнял, не думая и не запоминая, даже и не пытаясь осознать происходящее. Короткие резкие распоряжения строили надежную стенку между разумом и стучавшимся в виски вопросом: "Что я сделал? Что я такого с ним сделал, что - вот так?.."
Череда распоряжений, следовавших быстрее, чем опытный лучник выпускает стрелы, вдруг прекратилась. Слегка взмокший Фиор застыл у окна, пытаясь понять, на каком он свете и что творится вокруг.
Госпожа Эйма склонилась над сидевшим в кресле гостем, прижавшись лбом ко лбу. Она не говорила ни слова - но это и не нужно было, все происходящее чувствовалось так, что Фиору хотелось загородиться, пропасть, перестать ощущать то, что делала Кларисса.
Его это не касалось и касаться не могло; а женщина вытаскивала из тьмы, из непроглядной бездны того, кто был ей дорог не меньше мужа и приемной дочери, и делала это единственно возможным способом: любовью. Все, что она не могла отдать собственному, выношенному и выкормленному младенцу, сейчас переливалось к человеку, которого девять из десяти жителей Собраны с удовольствием забили бы камнями.
Фиор почувствовал, что ему трудно стоять, и неловко плюхнулся на подоконник, попытался закрыть руками лицо. Он не имел права быть здесь, слышать, понимать - но не было и сил уйти: ноги подкашивались; и еще он понимал, что чувствует лишь малую толику того, что сейчас обращено на скорийца.
В голове металась лишь одна мысль: "Нам не нужны никакие боги, мы можем - вот так. Люди способны на подобное - даже не для возлюбленного, ребенка, брата; люди способны на подобное, люди..."
- Это... мне? - изумленный бессильный голос.
- Вам, кому же еще, - усталый выдох Клариссы. - Выдумали же - умирать у меня в гостиной.
- Услышав вас, госпожа моя, я не мог себе позволить умереть. Я должен был убедиться, что не обманываю себя выдумкой...
Поняв, что все кончилось, Фиор отвел руки от лица. Ему тоже хотелось убедиться, что он не обманывает себя выдумкой. Все в порядке, со всеми все хорошо - и герцог Скоринг не похож больше на пустотелую ледяную статую, и Кларисса устало отирает лоб, возвращаясь в привычную ипостась ироничной хозяйки дома, умирать в гостиной у которой попросту неприлично и не подобает благовоспитанным герцогам.
- Вина? - осторожно спросил считавший себя благовоспитанным герцог Алларэ.
- Да, будьте так любезны... - откликнулась Кларисса. - Мне очень хочется выпить. Да и вам не повредит.
К полудню было выпито три кувшина вина, но, вопреки надеждам Фиора, все пившие оказались вполне трезвы. Напряжение отступало постепенно, его разгоняла неспешная и бездумная салонная беседа, поддерживала которую в основном Кларисса, знавшая уйму занимательных историй и милых анекдотов. О делах предусмотрительно не говорили. Регент прекрасно понимал, что придется, но не сейчас же, парой часов позже -обязательно, а пока можно просто наслаждаться установившимся равновесием, покоем, болтовней.