Судя по тому, как на следующее утро у Саннио звенело и мутилось в голове, "заветники" должны были обрыдаться от огорчения. Кертор и Эвье оказались преизрядными любителями насолить отвратным еретикам - и обильными возлияниями, и чревоугодием, и женолюбием. Церковь Собраны тоже не считала все это за добродетели, но как пошутил Флэль "что омнианцу малый грех, то "заветнику" крюк в брюхо". Засыпая сном без всяческих сновидений в компании пышнотелой и веселой не только по призванию, но и по характеру девицы, молодой человек показал кому-то язык. Должно быть, мрачному образу постнорожего еретика, который должен был скорчиться от загнанных в брюхо крюков.
Вполне понятная похмельная головная боль начисто перешибла тоску и страх, одолевавшие Саннио в последние дни. В присказке Бернара "от уныния хорошо помогает плеть" оказалось куда больше здравого смысла, чем раньше казалось его подопечному. Если предел мечтаний состоит в кубке вина и горячем завтраке, думать о чем-то ином попросту не получается.
Вместо слуги с завтраком в дверном проеме нарисовался отвратительно свежий и до зависти цветущий Кертор. Рыжая нахалка, лежавшая рядом, вместо того, чтобы прикрыться покрывалом, изогнулась кошкой и подмигнула новому гостю.
- До чего приятные господа у нас нынче, - промурлыкала она. - Надеюсь, надолго?
- Ах, милочка, слов нет, как жаль тебя огорчить, но увы! Господин Гоэллон, поднимайтесь!
- Зачем? Куда?
- Прокатимся верхом, потом посетим королевские купальни.
- Верхом?! - издевается, не иначе. На нем самом уже прокатились верхом, и теперь это весьма явственно чувствуется.
- Вы все-таки не смыслите в развлечениях... - огорчился Флэль. - Вставайте, вставайте! Надо учиться!
В первые полчаса Саннио чувствовал себя мешком со страданиями, который вот-вот выпадет из седла, но потом и головная боль, и тошнота куда-то делись, а на смену им пришло наслаждение. Крокус летел быстрее ветра, двое спутников рядом хохотали, едва поспевая за юношей, который гнал коня по скошенному лугу. Они заехали довольно далеко в предместья, когда Бертран Эвье дал команду возвращаться.
Проветрив голову, Алессандр чувствовал себя куда лучше, чем раньше. Медальон на груди грел, но больше не обжигал, мир казался цветным и красивым, а не вчерашним, похожим на то, что можно увидеть через закопченное стекло. Бертран и Флэль больше не раздражали, не вызывали желания спрятаться от них в темной комнате.
В королевских купальнях молодой человек еще не был. Огромное здание из белого мрамора было выстроено века три назад, вскоре после легендарного пожара. Тогдашний король Собраны отстроил столицу заново, из угольев и праха, и на пепелище взошли десятки белокаменных соборов, школы, лечебницы, проявились просторные площади с фонтанами, ровные дороги, сады и парки. Были построены и королевские купальни, посещение общих залов в которых стоило - уже который век - ровно один серн. Столько, сколько мог позволить себе даже нищий. Казне не приходилось тратиться на содержание купален, оно окупалось за счет других залов.
В одном из таких и оказался Саннио. Зеленый с прожилками литский мрамор стен, отделанный зеленой изразцовой плиткой неглубокий бассейн с горячей водой, темное, почти черное дерево, густой запах шалфея, тимьяна и мяты, настоянных на меду. После скачки это оказалось особенным удовольствием, а, отдавшись в умелые руки банщика, молодой человек ощутил себя взятым в Мир Вознаграждения заживо. Судя по сладкой истоме в теле, спор омнианцев и ноэллианцев разрешался просто: приют праведных находился в Собре, в королевских купальнях.
- Приятно так повеселиться напоследок, - сказал смуглолицый Бертран, когда банщик ушел. - Последние спокойные денечки...
- Обидно будет, если все это великолепие сгорит, - повел рукой Флэль. - Надеюсь, столицы война не коснется.
Бертран только пожал плечами и погрузился в воду с головой. Вынырнув через добрую минуту, он откинул с лица мокрые волосы и потянулся. Через грудь, от левого плеча почти до пупка тянулся старый темный шрам.
- Где вы были ранены? - спросил любопытный керторец за мгновение до того, как рот открыл и Саннио.
- Охранять нашего герцога - служба не из легких, - улыбнулся Эвье и потянулся к стоявшему на бортике запотевшему кувшину. - Нет, все-таки никогда я "заветников" не пойму. Вот весной в Сауре было дело...
- Что за дело и при чем тут "заветники"? - не понял Саннио.
- В герцога стрелял наемный убийца. Промахнулся. Стали расследовать. По первому разу получилось, что нанял его покойный маршал, да вот только как бы он успел, мы едва прибыли. Второй раз копнули глубже - тамерцы, но тоже странно. Потом разобрались. Алларский владетель один, Роне. Написали Рене Алларэ, герцог-то в Шенноре был... Тряхнули его - а он сам в ереси по уши, и половина домашних. Так Рене их повесил на стене замка. Вместо расследования... - Бертран сердито стукнул стаканом о плитку бортика, брусничный морс плеснулся на руку. - И все концы - петлей на шее.
- Рене недальновиден, - Кертор потер ладонью висок. - Хотя налет на крепость...
- Красиво было сделано...
Спутники принялись обсуждать похождения Рене, а Саннио изумленно переваривал услышанное раньше. Дядя даже словом не обмолвился - неужели счел это событие незначительным? Ох, с ума бы не сойти, право слово, с таким господином и родственником! Самого Бертрана, кажется, больше волновало прервавшееся расследование, а не покушение. Реми как-то со смехом рассказал о том, как на него в проулке напали пятеро бандитов, приняв за обычного подгулявшего прохожего. Интересная получалась у высшей знати Собраны обыденная жизнь. Богатая на события.
- А шрам, - мысли Эвье ходили весьма причудливыми путями, - это спасибо нашим неугомонным соседям и дурости покойной королевы. С исповедью - ох, веселая была заварушка...
- И вы тоже знали? - У Саннио возникло подозрение, что он в доме герцога Гоэллона наименее сведущий из всех.
- Узнал на Ассамблее, что там было, - хохотнул Бертран. - Хотя в руках грамоту держал.
- При чем тут тамерцы? - озадачился Флэль, но Эвье только развел руками и пробурчал что-то вроде "знал бы при чем - всех убил бы".
Молодой человек испытал некоторое облегчение. В паутине тайн, оплетавших труды герцога Гоэллона на поприще блага отечества он был не самой бестолковой мухой. Следующая мысль заставила его подавиться ледяным морсом: а ведь настанет время, когда придется становиться не мухой, а пауком. С его-то задатками?!
"Это же просто прелестно! - подумал Саннио, которого в четыре руки стучали по спине, а он пытался одновременно откашливаться и хихикать. - Бедная, бедная наша держава, бедный король Элграс, бедный я!.."
3. Собра
- Ты лжешь мне, вестнику Господа. Ты пренебрегаешь долгом перед тем, кто дал тебе силу.
- Оставьте меня, - махнул рукой воин. - Я занят.
Каждое слово, каждое движение его сочилось пренебрежением. Лукавый даже не поднял голову, не оторвался от поглотивших его внимание записей. Слова проповедника он пропустил мимо ушей, а потом еще и дерзко отмахнулся, указывая посланцу Творца на дверь, словно своему лакею.
Лжец проворно водил пером по ткани, иногда поглядывал на престранного вида стопку снежно-белой бумаги, соединенной тонкой пружиной, переворачивал почти прозрачные листы и вновь принимался за письмо. Крупный твердый почерк, простой и разборчивый. Длинное перо с серыми пятнышками в руке казалось игрушкой; игрушкой оно и было - инструмент глупца, собравшегося возвести хижину на краю обрыва, и не желающего верить, что с гор уже спускается сель.
Свечи в шандале почти догорели. Близился рассвет. Окно было забрано ставнями, и единственным источником света служили три пляшущих огонька. В этом неверном освещении платье писавшего казалось не алым, а багрово-черным, словно запекшаяся кровь. Проповедник подумал о том, что лжец сам предрекает свою судьбу: он походит на жертвенную свинью в луже собственной крови. Одно движение жреца, и вольно хрюкавшая скотина превращается в бессильную плоть.
- Ты будешь меня слушать, - проповедник поднял руку и свечи погасли.
- Оставьте фокусы жогларам! - хозяин пошарил рукой по столу, нащупывая коробочку со спичками.
- Ты дерзок. Ты забыл о том, чьей милостью возвысился.
- Не забыл, - возомнивший невесть что о себе воин наконец-то соизволил поднять голову. - В свой срок я с вами рассчитаюсь, а пока что не мешайте.
- Где несущий в своих жилах кровь ложных богов? Ты обещал и солгал.
- Двое куда-то запропастились, а двоих других слишком уж хорошо охраняют. Похищение не удалось...
- Ты нерадив, нерадивы и твои слуги! Отступник! - выплюнул проповедник. - Ты думаешь, что можешь обмануть Господа? От его карающей длани не укроется никто, а все нечестивые помыслы видны ему, как на ладони!
- Да не пугайте вы меня. Будет вам в свое время королевский сын, один или другой, - воин разыскал деревянную коробочку и чиркнул спичкой о столешницу, вновь зажигая свечи. - Сейчас есть дела и поважнее.
- Твои дела - прах и тлен!
- Конечно-конечно... Я должен все бросить и затеять войну ради ваших причуд!
Посланнику Господа в первый момент показалось, что он ослышался. Уж больно легковесно и небрежно слетели с губ отступника эти слова. Легкость эта подобала бы безумцу, но сидевший за столом воин в кровавом одеянии, перечеркнутым золотой цепью, еще не лишился разума. Лишился он лишь памяти о том, кому обязан всем и страха перед Истинным Владыкой.
- Ты занесся и будешь повержен.
- Непременно буду. А сейчас оставьте мой кабинет. Иначе я кликну слуг.
- Кто пойдет за тобой, если нынче же все узнают о том, что ты отвернулся от Творца?
Лжец только пожал плечами и вернулся к своим записям. Проповедник знал, что с утра он поедет во дворец, чтобы вновь играть в глупые забавы мирских властителей, вернется поздно и продолжит свои труды, бесплодные, как ношение воды в решете. Время воинов и государей утекло, пролилось на сухой песок и не напитало его. Творец Единый и Единственный вернулся в мощи своей и стоит у двери мира, чтобы войти в н