По случаю дождя герцог-регент принимал госпожу Эйма в зимнем саду. Огандские мастера сотворили истинное чудо: огромные листы гнутого стекла удерживались тонкими посеребренными рамами, почти незаметными, и оттого казалось, что между небом и землей нет никакой преграды. В ясную погоду стекло, наверное, и вовсе не было заметно; но сейчас капли дождя стекали по нему вниз.
Главным недостатком зимнего сада была духота, но зато здесь росли растения с дальнего юга - лимоны, померанцы, гранаты и даже гордость садовников, кофейное дерево. По слухам, напиток из его обжаренных плодов обладал необыкновенными бодрящими свойствами. Мода на него прибыла вместе с огандским королевским театром. Госпожа Эйма все собиралась проверить на себе действие чудодейственного снадобья, но пока не было повода.
Кларисса посмотрела на тоненькое чахлое деревце, окруженное подпорками. Непохоже, что скоро от него дождутся плодов...
Второй час беседы о столичных событиях вогнал Клариссу в скуку. Сегодня герцог-регент выглядел куда более усталым, чем обычно, и собеседник из него вышел не блестящий. Впрочем, ей доводилось развлекать и во сто крат более косноязычных, скучных и противных господ. Дело есть дело.
- Вы, кажется, меньше прочих удивлены поступком Реми Алларэ?
- Это так. Я ожидала подобного. У алларцев много своих обычаев, не меньше, чем у огандских Кланов, да они ведь и родичи между собой... - улыбнулась Кларисса. - По одному из обычаев у военного вождя, который не может сражаться сам, есть девятина, чтобы выбрать себе преемника.
- Почему же бастард, а не этот горе-дуэлянт?
- Реми никогда не любил сыновей Клер. Старуха Алларэ говорила... - госпожа Эйма осеклась. И нужно же было так проговориться! Она, выученная, как молчать или лгать, но и под пыткой не выдавать своих тайн, в пустячном разговоре...
Под нижним платьем она всегда носила длинный узкий стилет без рукояти, плотно прижатый к телу корсажем. Королевская гвардия, внимательно оглядывавшая Клариссу при входе во дворец, и не догадывалась, что низкий вырез платья таит в себе еще что-то, помимо соблазнительной фигуры.
И останется - не более получаса, чтобы предупредить Ханну, удрать с ней из дворца, потом бежать всем втроем. Из-за пары слов, из-за того, что Кларисса непозволительно забылась, дала скуке взять себя в плен!..
Скоринг стоял близко, очень близко - и так удачно, глядя вдаль поверх ее головы. Удар...
Острие бессильно скользнуло, только прорвав ткань темно-синего расшитого жилета. В следующее мгновение оба запястья Клариссы оказались накрепко стиснуты. Скоринг хорошенько встряхнул ее. Стилет упал на пол. Как это могло быть?!
- Я ношу кольчугу. - Какой спокойный у него голос...
- Это не кольчуга!.. - нет, не может быть, совсем другое ощущение - словно острие прошлось по оконному стеклу... Еще можно вырваться! Если ударить в колено, он может разжать кулак.
- Не нужно, Кларисса. Прошу вас! Госпожа моя, я все о вас знаю, - мягкий, успокаивающий голос; герцог Скоринг выпустил ее руки, но тут же обнял за плечи, прижал к груди. Другой рукой приподнял рукой подбородок, заставил глядеть себе в лицо. - Я знаю, кому вы верны, где вы жили до приезда в столицу. Я знаю, как вы любите Хельги. Вам не нужно меня бояться! Ни за себя, ни за мужа, ни за дочь...
- Но почему тогда?..
- Вы были так забавны в своем стремлении подобраться ко мне поближе, - полные губы улыбнулись. - Но дело не в этом. Кларисса, я никогда не причиню вам вреда.
- Ответьте, почему! - объятие казалось некрепким, но вырываться женщина не рискнула. Она уже видела, как быстро и ловко двигается герцог Скоринг.
- Вы - мой тонкий мостик, мой парламентер, мой единственный шанс... - Скоринг наклонился близко-близко, губы почти соприкасались, но он не попытался поцеловать Клариссу. - Вы мой единственный друг.
- Даже после этого? - стилет валялся совсем близко.
- Особенно после этого. Прекрасный повод объясниться без вашего милого лукавства, Кларисса.
- Но почему - я?
- Потому что вы помните, кто вы, госпожа моя, и не стыдитесь этого. Потому что вы еще помните, как записывали откровения охваченного страстью человека, зная, что его четвертуют за эту откровенность. И зная, для чего это совершаете. Потому что вы знаете, какими руками выковываются победы. Из каких заготовок. Вы готовы были меня убить, чтобы Хельги и Ханна спаслись бегством, и не стыдитесь этого, верно?
- Да... - едва выговорила изумленная Кларисса.
- Вот поэтому, госпожа моя. Вы играли в куртизанку, вы добивались моей благосклонности, вы подошли ко мне близко-близко - и не побоялись взяться за кинжал. Ради тех, кого любите. Кларисса, мы с вами из одного племени.
- Нет, герцог, я не ваша... - но у нее не было ни одного достойного возражения, только бессильное упрямство.
- Разумеется, - Скоринг опустил руки и сделал полшага назад. - Вы мне не рабыня и ничем не обязаны. Вы можете уйти и не возвращаться. Я не причиню вам вреда. Вы вольны идти к золотому герцогу...
- За что вы так ненавидите Реми? - изумилась женщина.
Она опустила руку на тонкий, не толще удилища, ствол кофейного дерева. Растеньице обиженно качнулось, темные глянцевые листья с удлиненными кончиками затрепетали. Клариссу и Скоринга теперь разделяла усыпанная мелкими пестрыми камешками дорожка; она заметила, что герцог-регент наступил на стилет. Он уже полностью справился со вспышкой чувств, исказившей лицо до неузнаваемости. "Быстро, слишком быстро для искренней ненависти", - подумала Кларисса. Впрочем, герцог всегда был быстр.
- Это неважно. Впрочем... вы так хотите это знать, а я хотел бы видеть его лицо, когда вы расскажете ему. Прежде всего скажу - я не хотел убивать герцогиню Алларэ, но нисколько об этом не жалею. Я лишь взял жизнь за жизнь, но чтобы защитить будущего короля, а не походя, даже не заметив того...
- Смерть Анны Агайрон - его рук дело?
- Да, и все было проделано так глупо, что показания герцогини указали бы на истинного отравителя. Самое нелепое, что метил он не в Анну, а в Мио.
- Жизнь за жизнь? - напомнила Кларисса.
- У меня была сестра-близнец. Ее давно забыли. Ваша Ханна красива, а Ирма была тоже высокой, но слишком неуклюжей. Еще она была очень похожа на меня. Что простительно мужчине, то уродует женщину. Дурочка влюбилась в герцога Алларэ. Ему было семнадцать, он упивался поклонением дам и господ столицы. Ирма... для него она была лишь некрасивой навязчивой девицей. Он публично оскорбил ее и отверг. Другая бы поревела и утешилась, но сестренка... - Скоринг повернул голову в сторону. Тяжелый правильный профиль - впору на монету, и такой же неподвижный. Голос и выражение лица слишком уж расходились между собой. - Она покончила с собой. Я тогда был на Западном фронте. Отец запретил мне мстить, сказав, что это запятнает честь семьи. Для всех Ирма просто утонула, несчастный случай.
- Но вы еще и приказали пытать его!
- Я делал это сам. Мне нужна была исповедь...
- Герцог Гоэллон не простит вам смерти Мио, - вздохнула Кларисса.
- Я знаю, - пожал плечами Скоринг. - Знаю, но не жалею об этом. Моей сестре было далеко до герцогини Алларэ, но разве любить можно только золотых девочек?
Кларисса замолчала, поплотнее закутав плечи накидкой. Поблизости от герцога-регента вдруг стало холодно, невзирая на всю духоту зимнего сада.
- Спрашивайте, госпожа моя, дальше. У вас ведь много вопросов.
- Не сейчас, - покачала головой Кларисса. - Мне нужно обдумать услышанное.
- Думайте, сколько сочтете нужным. Поверьте только, что вам я не лгал.
- Что у вас за кольчуга?
Герцог Скоринг резко рванул вверх рубаху. Кожу обливало тонкое стекло, совершенно прозрачное. Блики подчеркивали рисунок мышц.
- Я знаю, откуда это... - шепотом сказала госпожа Эйма.
- Разумеется, знаете. Ученица старухи Алларэ не может не знать.
- Об этом я тоже могу рассказать? - она шутила, но уже решила для себя, что не станет ни о чем подобном говорить Реми. Слишком многое нужно узнать, проверить, свести концы с концами. Если Скоринг солгал...
- Конечно. Алларэ попросту не поймет, а герцог Гоэллон едва ли не догадывается сам. Я дал ему вполне недвусмысленный знак. Он даже верно меня понял.
- Урриан... я никак не могу понять, чего вы хотите! - Кларисса шагнула вперед и осторожно прикоснулась к тому, что герцог Скоринг назвал кольчугой. Теплое стекло, гибкое и очень прочное, наверное. Острие стилета не оставило на нем даже царапины, а ведь она била сильно.
- Я могу и рассказать вам. - "Можешь, конечно. Только я сначала должна понять, насколько можно тебе верить. Есть ли в твоих словах хоть толика правды, или все это игра, где я - вожу, у меня глаза завязаны платком, а ты прячешься, ускользаешь, обманываешь...".
- Вы сказали, что не лгали мне. А кому лгали?
- Всем, - усмехнулся регент, поправляя воротник. Рубин в герцогском перстне отбросил алый блик. "Не знаю лжи!" - вспомнила Кларисса девиз рода Скорингов. - Отцу, королю, Араону, этому... горе-засланцу герцога Гоэллона, бастарду, "заветникам"...
- Ну и как я могу верить, что мне вы не лжете? - топнула ногой женщина; хрустнул под ногой сырой гравий. Скоринг развел руками - устало, равнодушно.
- Не вижу способа вас в этом убедить. Идите, госпожа моя, вам нужно отдохнуть. Я всегда буду рад вас видеть.
- Один монах пригласил к себе в гости другого. Ночь была студеная, и приглашенный замерз до полусмерти под дверью. Наконец постучал он в дверь кельи, и спросил: "Брат, разве не сам ты пригласил меня?". Тебя, ответил монах, но не твою гордыню...
"Послушник Эрин" расхохотался так, что его могли услышать на всем этаже, плюхнулся на лавку и улегся затылком на колени брата Жана. Веревку, стягивавшую волосы на затылке, он опять где-то потерял, так что перед старшим воспитателем оказалось создание, мало гармонировавшее с суровой обстановкой кельи послушника. Не то хорошенькая девица с пышными бледно-золотыми волосами вокруг прелестного лица, не то вестник Сотворив