Дурацкое несвоевременное и недостойное желание уткнуться носом в чье-нибудь плечо, - лучше всего, конечно, в дядюшкино, но коли его нет, то Фиор тоже сгодится, -- тоже, вероятно, стоило списать на причуды крови и терпеливо дожидаться совершеннолетия, когда все пройдет. Будет господин Алессандр Гоэллон таким же спокойным, сдержанным и вообще воплощением всех достоинств благородного человека, как дядя, как Фиор. Через три года - всего-то; только вот разреветься хотелось сейчас.
"Мы носим свое горе, тревоги и боль в себе", - сказал господин герцог Алларэ, тогда еще королевский бастард Фиор Ларэ. Потом он стал герцогом - неожиданно для себя, но не воспротивился, не возроптал, а покорился воле Реми; расправил плечи и взвалил на себя бремя власти. Хотел бы Саннио быть таким, как он - только вот не получалось, хоть убей!
- Сядьте! - тяжелые ладони вдавили его в кресло. - Вы хотите упасть и разбить голову? Очень своевременно!
- Простите...
- Милость Матери, сила Воина... Алессандр, пейте! - Чашка с холодной водой оказалась у его губ. - Мелкими глотками, не залпом.
- Я... йя н-не хот-т-т...
Фиор забрал пустую кружку, потом отвесил юноше хлесткую оплеуху, еще одну. Саннио вжался в спинку кресла, прижал ладони к щекам, не зная, что делать - то ли драться, то ли звать на помощь слуг, потом до него дошло. Слова больше не застревали между зубов, и губы не дрожали.
- Благодарю.
- Не стоит благодарности, и простите меня за пощечины. Это действенно, хотя и очень невежливо. Алессандр, если у вас кружится голова, нужно сидеть, а не идти невесть куда. Вы, кажется, прошли обучение лекаря, Андреас говорил, что вы очень много знаете... - Фиор вздохнул. - Вы не пробовали применять изученное к себе? Герцог Гоэллон, кажется, рассказывал вам о некоторых наших особенностях?
- Немного...
- До совершеннолетия, до праздничной службы, после сильных потрясений вы можете чувствовать себя дурно. Не нужно этого стыдиться, не нужно с этим бороться. Это не слабость. Так прорастает сила. Пройдет три года, и все будет совсем наоборот - вашей выносливости будут завидовать.
- У вас так же было?
- Да, ничуть не лучше. А уж что мне пришлось выслушать от сверстников... - рассмеялся Фиор. - Думаю, и вам довелось. Вас девчонкой дразнили?
- А то!
- И меня. Принцессой, представляете ли...
- Не верю, - тряхнул головой Саннио и тут же пожалел об этом: в ушах зашумело. - Вас?
- Меня. Элграсу тоже досталось от епископа Лонгина. Ничего, от этого не умирают, Алессандр. Потерпите еще немного.
- Ладно, - согласился терпеть юноша; слушая Фиора, он вообще был согласен на все, что угодно - терпеть, ждать, сидеть в кресле. У герцога Алларэ была совершенно замечательная манера говорить: мягко, вежливо, но настойчиво.
- После ужина вы отправитесь спать.
- Хорошо...
Увы, надеждам на свидание с подушкой и пледом не суждено было сбыться. Саннио и герцог едва успели съесть вновь поданный горячий ужин и распить бутылку "Горного сокровища", беседуя о всяких пустяках - породах лошадей и характере вороного Крокуса, неожиданном похолодании и щегольстве господина Кертора, как в столовую влетел взмыленный Тьерри, за которым неслись сразу Никола и Ванно, убеждая его остановиться, но алларца их увещевания не волновали.
- Господин герцог! - с порога отрапортовал он. - Простите, что... Но...
Фиор неспешно поставил бокал на стол, провел рукой по волосам, потом расправил воротник и только после этого повернулся к троице, топтавшейся у дверей.
- Пожар? Потоп? Взрыв во дворце? - тихо, с нажимом, спросил он.
- Нет, хуже!
- Да неужели? Доложите четко и внятно!
- Господин Рене Алларэ... он убит!
- Подробнее, - потребовал герцог. Саннио с завистью наблюдал, как при звуках властного спокойного голоса лицо Тьерри покидает безумное выражение. Вот бы так научиться...
- Слуги привезли его тело. Из особняка герцога Скоринга. С ними письмо, лично для вас.
- Подайте, - протянул руку Фиор.
- Оно осталось в доме... - усатый алларец шмыгнул носом.
- Очень жаль, - вздохнул герцог Алларэ. - Вам стоило бы предположить, что я захочу его прочитать. Что ж, я еду.
Сконфуженный Тьерри пригладил усы, оправил мундир и выпрямился. Никола и Ванно мрачно таращились на него, на лицах было написано "А мы тебе говорили, а ты не слушал!".
Поездка по ночному городу прогнала головокружение, но лучше от того не стало. Фиор, бросивший Саннио "На вашем месте я бы остался дома, вы же не святой воскреситель..." был прав; но последовать совету было попросту невозможно. Такое происшествие! И как только это могло случиться? Рене ведь уехал еще в ночь передачи Фиору титула герцога Алларэ. Каким ветром его занесло в дом герцога Скоринга и что там произошло?!
- Письмо, - потребовал герцог, едва войдя в дом.
Сорен подал ему запечатанный синий футляр. Фиор не стал срывать печати, попросту переломил деревянный цилиндр пополам и вытащил лист... вероятно, это можно было назвать бумагой. Только она была настолько тонкой, что казалась невесомой и полупрозрачной. Половину листа занимали крупным простым почерком написанные строки. Королевский первенец двумя пальцами, брезгливо и осторожно, взял письмо за край, прочитал, потом прикрыл глаза и протянул лист стоявшему рядом Реми.
Третьим послание получил в руки Саннио.
"Господин герцог Алларэ! Ваш родич и вассал по своей воле явился в мой дом, предлагая мне предательство в обмен на ваш титул. Увы, я не имел желания принять его предложение. В ходе беседы он оскорбил меня и поплатился за это. Отправляю вам тело родича, дабы вы могли достойно похоронить его. Если вы сочтете это досадное событие основанием для мести, я буду огорчен, но пойму ваши чувства. Урриан, милостью Сотворивших герцог Скорийский и регент Собраны."
- Я хочу увидеть тело, - сказал Фиор.
Саннио, хоть его никто не звал, пошел вслед за герцогом и Реми, впрочем, туда же отправились Сорен и Андреас. Рене положили на стол в спальне второго этажа. вокруг стояли Бернар Кадоль, Гильом Аэллас и мэтр Беранже - судя по халату, накинутому на спальную рубаху, лекаря только что подняли с постели.
- Я не знаю, что могло стать причиной смерти, - признался лекарь в ответ на молчаливый вопрос герцога Алларэ. - Вот, видите...
- Алессандр, могу ли я просить вас?..
- Да, господин герцог.
Молодой человек подошел к столу, посмотрел на застывшее тело. Лицо казалось спокойным, только немного печальным. Закрытые глаза, уже расчесанные кем-то волосы. Рубаху с покойного сняли. По неожиданно белой, слишком уж даже для светлокожего Рене коже на груди ветвилась раскидистое синее дерево. Татуировка? Нет, откуда, да и когда - Саннио ведь недавно видел его, не было никакой татуировки. Алессандр осторожно провел пальцами по синим угловатым линиям, потом вспомнил, на что это походило - весной дядя показал ему и ученикам тело человека, убитого молнией во время первой грозы.
Но ведь герцог Скоринг написал, что он убил Рене?..
- Я тоже не знаю, что это такое. Молния... и этот лист. Я догадываюсь, откуда бумага. Может быть, и оружие оттуда же?
- Не просветите ли меня, ваша милость? - мэтр Беранже ревниво поджал губы.
- Не просветит, - холодно сказал Фиор. - Мэтр, Андреас, Сорен - пока что попрошу вас выйти.
Взъерошенный Кесслер бросил на своего кумира вопросительный взгляд, но Реми только дернул щекой, и бруленца сдуло прочь. Андреас и его наставник вышли тихо, без лишних вопросов.
- Что вы будете делать, господин герцог? - спросил Реми; Саннио удивился - почему не обычное "Фьоре", потом понял, что сейчас подобная фамильярность была бы неуместна: Реми обращался не к старому знакомцу и младшему родичу, а к главе Старшего Рода.
- Подготовьте тело к похоронам, Гильом, - ответил герцог. - Напишите госпоже Алларэ... впрочем, нет, я напишу сам. Надеюсь, тех, кто привез тело, отпустили?
- Нет, они в подвале, - ответил Бертран.
- Велите их отпустить, они ни в чем не виноваты.
- Обычай... - тихо проронил Реми.
- Обычай может отправиться к воронам.
Саннио очень хотелось поинтересоваться, о чем идет речь, но он боялся открыть рот. Не время и не место для любопытства; потом кто-нибудь из алларцев объяснит, что за обычай и при чем тут слуги Скоринга, доставившие труп. Перед глазами мелькали цветные пятна; он тихо подошел поближе к Кадолю и оперся ему на плечо. Капитан охраны бросил на молодого господина беглый взгляд и крепко взял того под руку.
- У нас в доме тоже кое-что случилось, - шепотом сказал Саннио. - Вам лучше туда отправиться. Это по вашей части.
- Слушаюсь, - кивнул Бернар. - Вы поедете со мной?
- Нет. Не хочу свалиться по дороге.
Бернар еще раз кивнул, одобряя подобное благоразумие, потом пододвинул поближе к молодому господину табурет.
- За это я не буду мстить Скорингу, - четко сказал Фиор. - Господин Алларэ, передайте мой запрет остальным.
Реми не сказал ни слова, но хлопок двери показался оглушительным.
8. Беспечальность - Собра
Я начинаю игру, на этот раз начинаю на деле, а не на словах.
Но перед этим - прогулка по коридорам памяти.
В забытые всеми, кроме нашего бесприютного племени, времена мир был един, и не казался мириадами мыльных пузырей, пеной на водах вечности, где за радужными стенками прячутся живые сердца. Потом кто-то положил предел бесконечности и назвал ограниченное владение своей вотчиной, и родились новые слова - "мое" и "чужое", "запретное" и "доступное".
Бескрайняя беспредельность обернулась сотнями, тысячами клеток, разделенных стенками, и не стало свободы - нам же, мне и подобным мне, опоздавшим взбить простор вседоступности мешалкой границ, не осталось места.
Когда я пришел со случайным попутчиком в этот триединый мир, он казался надежно защищенным. Двое, что заняли его, крепко держали в руках бразды правления. Чудеса и явления, постоянное присутствие и вмешательство в судьбы живущих, потоки силы, изливавшиеся на самых верных - смертные о них постоянно помнили, ощущали присутствие высших, и, сами того не зная, питали своей верой и надеждой богов.