Правда, в отношениях с Баховеем Щербинин сразу занял принципиальную позицию, поддерживая Балагурова. Щербинин никогда не мог ловчить, друг ты или брат. Балагуров, впрочем, ожидал, что Щербинин уедет в другой район или, если этого не случится, он сам попросит перевода, но Щербинин уходить не собирался, а его самого увлекла борьба за начатую перестройку сельского хозяйства.
Хмелевский район, оказавшись в зоне затопления волжского водохранилища, потерял свои лучшие пойменные земли, занятые в основном лугами, кормовая база была подорвана, и большинство колхозов и совхозов свернули животноводство, которое было ведущей отраслью, Надо было перестраивать экономику.
Балагуров тщательно готовился к предстоящей конференции. Кроме вопроса о перестройке сельского хозяйства, надо было поговорить о новых методах коллективного руководства, о системе планирования, о материальной заинтересованности колхозника, об укреплении технической базы после реорганизации МТС. Время для этого наступило. Его время, Балагурова. Время экономических реформ, время перестроек и расширения здания социализма.
Примерно с этого и следует начать вступительную часть речи на конференции. Доклад Баховея не даст ничего нового и наполовину провалит себя, другую половину добьет Щербинин содокладом. Его поддержат выступающие из района, потому что Щербинин — авторитет. Когда с критикой будет покончено, потребуется конкретная положительная программа, и вот тут-то и выступит Балагуров со своими предложениями. Их надо высказать в краткой, минут на пятнадцать — двадцать речи. Его поддержат, конечно, многие, а Межов и Мытарин, которого к этому времени надо сделать председателем колхоза, поддержат обязательно и в первую очередь. Оба хоть и молодые, но уже известные в районе и перспективные люди. С Межовым он говорил о выступлении, а Мытарин обещал зайти, но что-то не торопится.
Балагуров снял трубку и попросил соединить его с правлением колхоза.
В правлении уже никого не было, кроме сторожа, а сторож сообщил, что Мытарин Степан Яковлевич «только что ушедши. Все чего-то щелкал на счетах, как булгахтер, писал…».
Балагуров решил подождать минут десять и прибрал бумаги на столе. Последнее время он совсем зарылся в бумагах, все документы райплана и ЦСУ перетряхнул.
Вскоре пришел Мытарин со школьной тетрадкой в руке, поздоровался от порога, поглядел на ковровую дорожку — он забыл вымыть сапоги.
— Проходи, проходи, — сказал Балагуров, поднимаясь ему навстречу.
— Наслежу по ковру-то.
— Высохнет, выбьется. На голове, что ли, теперь…
Мытарин был много выше Балагурова, а полнота при таком росте делала Мытарина прямо-таки богатырем. В росте он побивал даже Баховея и равнялся только с одним человеком в Хмелевке, со своим отцом. Но Яка был худ, жилист и справедливо носил устрашающую кличку Зверобой — ничего похожего со спокойным добродушным сыном, только глаза одинаковые, рачьи выпуклые глаза.
— Все растешь, что ли? — сказал Балагуров. — Совесть пора знать, до потолка вымахал.
— Семена такие попались, — сказал Мытарин и осторожно присел у стола на стул, заскрипевший под его тяжестью. — Вот пока принес свои соображения по колхозу. — И подал свернутую трубкой школьную тетрадь.
Балагуров надел очки и развернул тетрадку.
Аккуратно вычерченные таблицы, колонки цифр, четкие строки пояснительного текста. «Кое-что». Будто экономист завзятый.
Балагуров просмотрел общую часть. Мысли интересные, дельные. Мельница. Кирпичный завод. Пищекомбинат с новыми цехами: рыбоконсервным, колбасным, хлебобулочным. Свой комбикормовый завод. Мясокомбинат. Все эти новые предприятия будут работать на сырьевой базе района и его соседей и обеспечивать в первую очередь местные нужды. Строить можно кооперативным способом, колхозы согласятся.
— Рыболовством займется ваш колхоз? — спросил Балагуров, поправляя очки.
Смешной он был в очках, гололобый, сосредоточенный, довольный. Очень смешной и хороший.
— Мы, — сказал Мытарин. — Создадим две-три бригады, катеров купим, сетей…
— А строительство мельницы, завода, пищекомбината? Ведь, кроме рабочей силы, потребуются средства, немало средств…
У Мытарина и это было рассчитано, и он, придвинувшись ближе к столу, перечислил, колхозы-пайщики кооперативной строительной организации, стал убеждать. Балагуров не возражал, но у него возникло много вопросов, и они просидели больше часа, пока Балагуров не утвердился в дельности проектов будущего председателя. Он был явно доволен, и поглядывал на Мытарина весело, благодарно.
— Тебе министром быть, Степан Яковлевич, а не зоотехником. И возможно, станешь, а пока давай-ка готовься в председатели. Веткина будем снимать.
— Отделается очередным выговором, — сказал Мытарин.
— Не отделается. Готовишься к выступлению?
— Можно; — сказал Мытарин.
— Готовься с этими планами, пора хозяйничать самостоятельно. Как у тебя отношения с отцом? Что-то, я слышал, у вас не ладится — правда это?
— Правда, — сказал Мытарин. — Остался он в том времени. Будто законсервированный единоличник. Даже обидно.
— Обидно. Крепкий он был мужик, настоящий крестьянин. Видно, поторопились мы тогда с ним. Как смекаешь? — И хитро прищурил на Мытарима маленькие глазки: он любил прощупать поглубже.
— Я родился уже после, — сказал Мытарин.
— Поторопились не вообще, а вот с такими, как он. — Балагуров снял очки и положил их кверху лапками на тетрадь. — Между прочим, — Балагуров мотнул головой и улыбнулся, — и в Америке и у нас реконструкция сельского хозяйства проходила в одно и то же время, но у них это была в основном техническая реконструкция, у нас же в первую очередь социальная, а техническая уже потом.
— Техническую мы, кажется, до сих пор не завершили, — сказал Мытарин.
— Да, тут мы отстали, однако наверстать можно, я не об этом. Ведь зажиточные середняки имели навыки ведения хозяйства, практический опыт земледельца, и, наконец, они сами представляли собой квалифицированную рабочую силу. Я помню, твой отец и его братья были прекрасными работниками, а вот семья Шатуновых бездельничала и после революции, когда ее наделили землей. А?
— Я слушаю, — настороженно сказал Мытарин.
— Понимаешь, в чем дело? Я вот иногда думаю: а может, нам надо было оставить в колхозах зажиточных середняков? Пусть бы выкладывались в машинном товариществе или в ТОЗе и боролись за большой и дешевый продукт — государство только выиграло бы.
— Выиграло, — сказал Мытарин. — И вырастило бы кулака. На свою голову.
Балагуров удовлетворенно засмеялся, но не успокоился, прощупывал дальше:
— Ну, власть-то была Советская. Непосредственно в колхозы пришли двадцать пять тысяч рабочих осуществлять свою диктатуру, учить крестьян коллективизму. Правда, тут тоже не все гладко было, коллективизму-то они учили, а сельское хозяйство знали слабо, работать по-крестьянски не умели.
— Умение — дело наживное, — возразил Мытарин. — Суть не в этом.
— В чем же?
— Да в том, что если оставить частника, пусть даже в машинном товариществе, то останется экономическая база для капитализма, и кулак все равно вырастет.
— А мы ему не дадим расти, ограничим.
— Тогда нет смысла и оставлять. К тому же и управлять деревней будет трудно: образуется три сектора: частный, колхозный и государственный. Колхозный и государственный можно еще объединить, а частника — он неуправляем.
— Так, так. — Балагуров улыбался, — Значит, все у нас правильно, все гладко?
— Не все. Но если что неправильно и не гладко, то это зависит уже от нас, от нашей работы.
Мытарин поднялся.
— Сделаем все, что скажете. — Он протянул через стол угребистую руку.
Вышло немного сентиментально, оба почувствовали это, но не смутились, потому что Мытарин сказал от души. Он тряс пухлую руку Балагурова и глядел на него с любовью и верой.
Повезло! С этим человеком району повезло. Станет первым секретарем, и можно всколыхнуть хмелевцев, развернуться по-настоящему. Обязательно развернемся. Тут предприимчивость нужна, хозяйская хватка.
— Ну, теперь давай для меня загадку и пойдем домой, — сказал Балагуров весело.
Мытарин тоже заулыбался, спросил первое попавшееся:
— Почему у отца Василия борода черная, а голова белая?
— Так борода-то моложе. Он лет пять как отпустил ее, а голове сейчас уж, наверно, шестьдесят или близко к этому.
Они оба засмеялись и вышли из райкома вместе.
X
Ольга Ивановна сидела в кухне, привалившись спиной к теплой голландке, и в ожидании мужа, со старательностью ученицы, вязала дочери пуховый шарф. Совсем отвыкла от бабьей работы недавняя начальница, забыла, как вяжут и шьют, и вот теперь вспоминала, училась заново.
В непривычном пенсионном бездействии, в пустоте, неожиданно образовавшейся вокруг нее, домашняя работа была спасением, и спасением радостным, трогательным. Ольга Ивановна будто возвратилась к далекому времени своего девичества, когда она кормила, обшивала, обмывала своих братишек и сестренок, будто, вернувшись, продолжала ту давнюю бабью жизнь, которую давно оставила для строгой мужской работы с разъездами, совещаниями, сессиями, конференциями, когда приходилось думать о целом районе, спорить о планах, обязательствах, процентах, сроках, разъяснять, убеждать, требовать, заставлять, наказывать, снимать с работы.
И вот она снова была у истоков своей жизни. Странно малыми и непривычными показались ей эти истоки. Работая председателем колхоза, а потом долгое время председателем райисполкома, она не имела времени для домашних забот, предоставляя свекрови заниматься бытовыми вопросами, отвыкла от многих женских хлопот и, выйдя на пенсию, поначалу растерялась. Вдруг оказалось, что у нее нет и лет двадцать уже не было подруг, что отношения товарищества она поддерживала в основном с мужчинами — председателями, секретарями, депутатами, заведующими и т. д., и отношения эти покоились на деловой основе, что с женщинами, не занимающими каких-то постов, ей неинтересно и попросту не о чем говорить. Они не обращались к ней с какими-то вопросами, которые надо было учесть и разрешить, они говорили о ребятишках, о погоде, о скорой или нескорой получке, о том, что в магазин завезли тюль и резиновые ботики, что картошка уродилась хорошо и в погреба не войдет, можно будет продать скупщикам на пристали или продержать лишний месяц поросенка, что близится зима, надо вязать носки и варежки, надо свалять мужикам валенки, потому что «машинной валки» плохо Греют, в дорогу не наденешь, что какая-то Клавка Маешкина, из приезжих, откусила своем