Можно лишь гадать, является ли Эраван священным местом, внутри которого живет призрак. Никто не сомневался, что это то место, где люди, мучимые страхом, обретают островок надежды. Ратчадамри была улицей, отделяющей тех, кто боится, от тех, кто внушает страх. Циник сказал бы, что в Таиланде люди с «умными деньгами» приносят жертву на западной стороне Ратчадамри-роуд, а мистики и неудачники вешают гирлянды цветов на идола в Эраване. Кальвино гадал, о чем думал Пратт, что он видел из своего окна, когда смотрел на святилище. Видел ли он глупцов? Или святых?
Винсент знал, что процедуры очень похожи, ищешь ли ты помощь полиции или дух Эравана. Если желание человека исполнялось, тогда он считал себя обязанным принести обещанное пожертвование. Сделка заключалась ради покровительства. Если он тебе дал, тогда и ты даешь. Легенда гласила, что тебе грозит серьезная опасность и гарантировано множество несчастий, если ты решил принять покровительство и не заплатить за него. Шутка, парни. К чертям слонов и курительные палочки, но все равно – спасибо.
Дух Эравана, подумал Кальвино, мог также быть кем-то из его старого района. Люди в Бруклине, боги Эравана и полицейские через дорогу имели одно общее качество: они не любили обмана. У них были свои собственные способы расквитаться. Кальвино считал, что Хоудли заключил какую-то сделку. Вопрос в том, с какой стороны от дороги Бен делал свои ставки? Какой бы ни была эта сторона, пуля в затылке наводила на мысль, что он не расплатился.
Винсент догадывался, хоть и не мог этого доказать, что Джеффа Логана убили, поскольку он слишком близко подошел к причине странных сердечных приступов в Патпонге. Ошибкой Логана было считать, что в забегаловках Бангкока можно свободно задавать любые вопросы.
Глава 5Песнопения монахов
Многоквартирный дом Бена Хоудли стоял возле узкой, извилистой улочки, вливавшейся в Сой Суан Пхлу. В устье этой улочки разместилось множество прилавков с едой, за которыми стояли торговцы в засаленных передниках; салонов красоты, в окнах которых были выставлены выгоревшие на солнце потрепанные плакаты с изображением кинозвезд; и бункеров с металлическими решетками, напоминающих кустарные мастерские. Прошагав примерно пять минут, Кальвино углубился далеко в улочку. В сотне метров от дома Хоудли, в стороне от дороги стояла водонапорная башня. Это был гигантский гриб из листового металла, покрытый пятнами ржавчины, похожими на языки, змеящиеся по его бокам. Вдоль одной стороны тротуара тянулся забор. В нише забора устроился слепой продавец лотерейных билетов с деревянным лотком, висящим у него на шее. Его темные очки в тонкой металлической оправе отражали солнце. Двое катои[12] в туго облегающих джинсах, сильно накрашенные, с подведенными глазами, благоухающие дешевыми духами, хихикая, склонились над билетами. Катои при рождении были снабжены всеми стандартными мужскими признаками, но в какой-то момент жизни сочли, что внутри них заперта женщина, жаждущая освобождения. Кальвино вспомнил кошмарный сон о баре «Доставлен мертвым в Бангкок», где владелец бара отрезал член Джеффа Логана и бросил его летучим лисицам. Кошмар для одного – это мечта для другого, подумал он. Он позволил одному из катои затащить себя в маленький закрытый закуток.
– Сделаем по-быстрому? – спросил тот. – Сосать и трахнуться. Можно.
– Еще одна выпускница факультета английской литературы, которой не повезло, да? – спросил Кальвино, не ожидая ответа.
У каждого своя теория, как отличить катои. Этого выдавали припудренные челюсти с развитыми суставами профессионала. Винсент подыграл ему.
– По-мой, я тебе нравлюся, – сказал катои.
Кальвино стоял перед торговцем и смотрел на лоток с билетами.
– Значит, ты живешь поблизости или приходишь, чтобы приносить жертвы этому грибу? – спросил он, глядя вверх на огромный гриб.
Слепой торговец сверкнул улыбкой Стиви Уандера и покачал головой. От него пахло чесноком и потом. Кальвино увидел отражение своей неуверенной физиономии в круглых очках и катои, окруживших его с двух сторон. Торговец стукнул своей металлический тростью по тротуару. На мгновение воцарилась потусторонняя тишина. Винсент сделал вид, что рассматривает билеты. Он заморгал, почитав дату окончания срока действия: розыгрыш этой лотереи проводился два месяца назад. Вот в чем, значит, обман, подумал он. Кальвино улыбнулся в темные очки торговца, стоившие сто долларов, надорвал один лотерейный билет аккуратно по линии перфорации и бросил на лоток купюру в двадцать батов. Тяжелый запах духов висел в воздухе, подобно ветерку, дующему над полигоном для токсичных отходов. Он двинулся прочь.
– Да, идем ко мне домой. Мы трахи-трах. – Другой катои схватил его за руку. – Я тебе сделаю хорошо. Ты довольный.
С большинством катои нельзя быть уверенным в том, совершил ли «он» путешествие через реку в госпиталь, который специализировался на операциях за десять тысяч батов, и вернулся как «она». Некоторые клиенты ловили кайф от этой неопределенности, а у еще не прооперированных трансвеститов был свой собственный культ.
– Представление начинается, – произнес Кальвино, увидев нож, сверкнувший в руке катои слева.
Он уже был готов и спланировал свою реакцию: стряхнул висящего на своем локте катои и потянулся к тяжелой металлической трубе фальшивого продавца лотерейных билетов. Одним концом трубы ударил снизу вверх и справа в квадратную челюсть, и раздался оглушительный треск. Катои закричал и упал на колени. Кровь хлынула на его блузу и джинсы, он упал без чувств. Другим концом трубы Кальвино нанес удар по лицу «слепого» продавца. Дорогие солнечные очки разлетелись на тысячу кусочков. Продавец выхватил револьвер из потайного отделения под билетным лотком, но удар оглушил его, и пуля пролетела мимо. Его колени подогнулись, оружие выпало из руки, и он рухнул, вскинув руки, словно сдавался.
Другой катои с плачем и визгом повернулся, прыгнул на Кальвино и впился ногтями в лицо и шею. Винсент перебросил его через плечо. Катои вскочил на ноги; на этот раз он держал в руке нож. «Хватит быть милым», – прошептал себе Винсент и вытащил свой револьвер тридцать восьмого калибра. Его лицо и шею саднило от ногтей нападавшего. Кровь пропитала белый воротник его рубашки.
Катои оскалился и зашипел, лицо его исказила ненависть, потом он повернулся и бросился бежать. Пару секунд Кальвино гнался за ним. «Бросить или не бросить, вот в чем вопрос», – сказал он себе. У него была возможность хорошо прицелиться, но он не стал этого делать. Затем опустил револьвер, так как в прицеле оказался продавец мороженого на велосипеде. Какие-то ребятишки гнались за звонящим велосипедом, скользя в своих хлопающих резиновых шлепанцах. Кальвино отошел в тень. У него было всего несколько секунд, пока люди на тротуаре не заметили катои со сломанной челюстью, издающего стоны.
Винсент присел на корточки над изуродованными телами, сунул револьвер обратно в кобуру и толкнул носком туфли перевернутый лоток торговца. Из вырезанного в нем отделения для оружия на землю выпал фотоснимок. Он поднял его и увидел себя на старом снимке, сделанном однажды вечером в «Африканской Королеве». Бен Хоудли стоял на границе кадра; видна была его рука, обхватившая циветту.
Торговец лежал, слегка повернув голову, его нос был расплющен и сломан, в ране виднелась белая кость. Рот искривила уродливая маска сильной боли. Закрытые глаза за пустой оправой очков уже начали заплывать. Он был без сознания. Кальвино нащупал слабый пульс на шее торговца. Ногой он отбросил револьвер подальше от лежащего тела, потом аккуратно поднял его из грязи большим и указательным пальцем. Это был девятимиллиметровый «Стар Файерстар», легкий испанский импортный пистолет, который легко спрятать. Он проверил обойму: в нем находилось семь патронов «парабеллум» калибра 9 мм. Пуля того же калибра пробила голову Бена Хоудли.
Кальвино сунул «Файерстар» в карман своей куртки. Кто-то проделал большую работу, подумал он. Кто-то знал, что он посетит квартиру Бена Хоудли. Винсент вытер щеку и посмотрел на полоску крови на ладони. Фальшивый торговец лотерейными билетами начал кашлять, кровь и слюна текли по его щеке. Кальвино посмотрел на катои, который все еще лежал без сознания. Он рывком посадил торговца и сунул ему в лицо снимок. Похлопал дулом своего револьвера, как указкой, по призрачному изображению Бена на заднем плане.
– Ты прикончил его вчера ночью. Это правда?
– Не говорить английский, – прокашлял торговец.
– Я говорю по-тайски, задница. Ты понимаешь по-тайски? – спросил Кальвино.
Торговец содрогнулся, глаза его закатились под лоб. Он упал на спину. Кальвино понял, что мужик мертв. Труба загнала кость ему в мозг. Когда он поднял взгляд, катои на четвереньках полз к улице; правая сторона его лица висела, как флаг, болтающийся на ветру. Кальвино поправил галстук и снова пошел по улице к дому Бена Хоудли.
Это не обычная западня, подумал он. Обычно клиента заманивали в номер отеля, где его поджидала пара сообщников. В решающий момент, когда клиент обнаруживал, что у его ночной подружки нет нужного аппарата, банда бросалась на него. Клиент был не готов к битве. Эти катои спешили. Они работали с профессионалом, который был хорошо вооружен – и который сейчас лежал мертвым под огромным металлическим грибом.
Кальвино преградил путь истекающему кровью катои. Тот сел, смаргивая слезы.
– Мы никого не убивай. Фаранг убить – очень плохо для нас.
– Кто тебе заплатил, милашка? – Ответа не последовало. – Ты убила кхана Бена? Может быть, ты сядешь в тюрьму очень надолго.
– Мужчина платить мне пятьсот батов, чтобы я ему помогать, – сказал он. Жирные тени вокруг его глаз размазались, и он стал похож на енота. – Я не думай, что это плохо. Я говоряй правду.