Кальвино повертел в руках поддельную бронзовую гирьку для опиума в виде цыпленка. Поставил ее на место и взял другую, в виде слоника. Он перебрал весь ряд опиумных гирек, думая о весе героина, оставленного в доме духов в Клонг Той. На севере Таиланда гирьки – настоящие гирьки – использовали для точного взвешивания опиума. Фальшивые продавали туристам как пресс-папье. Кальвино выбрал двухсотграммового цыпленка; насколько он помнил, этот вес больше всего соответствовал весу оставленного героина. Заплатил, сунул его в карман, потом вышел на улицу и свернул на Сой 41. Пройдя несколько шагов, он открыл пакет, достал лосьон и натер им лицо и шею. Кожу жгло. Винсент выбросил пакет и лосьон в мусорный ящик рядом с калиткой. Посмотрел вверх, на туманное небо, перечеркнутое в разных направлениях стрелами строительных кранов над недостроенными домами, и фигурки рабочих из Исана, которые трудились под жарким солнцем. Снизу они казались маленькими точками.
Стоял ясный день, не слишком жаркий, и Кальвино думал о мертвом катои, о доме духов в Клонг Той и о том, как нежно Кико коснулась его руки, когда садилась в такси. Он понюхал тыльную сторону ладони; она слишком резко пахла лосьоном «Олд Спайс». Но чуткий нос уловил бы запах антисептика и липкую вонь нищеты Клонг Той. Полковник Пратт уже допросил Даенг с пристрастием. Наверное, будет пустой тратой времени снова расспрашивать ее. Его появление, возможно, напугает ее; обычно так и бывает, когда является незнакомец в деловом костюме и с лицом в синяках и задает вопросы о человеке, которого убили за два дня до этого. Кальвино собирался застать ее врасплох с помощью небольшого обмана. Обычно этот прием срабатывал: сыграть на тщеславии того, которого хочешь обмануть. Он теребил в кармане пиджака грубую бронзовую гирьку, шагая по улице, усаженной с двух сторон деревьями. Стоимость героина из дома духов на этих улицах равняется пятидесяти тысячам, по его прикидкам. Хорошая, круглая сумма для подношения раскрашенному крокодилу. Есть ли связь между наркотиками и смертью Бена Хоудли? Между наркотиками и такими фарангами, как Джефф Логан, убитый проститутками, которых снимали в таких барах Патпонга, как «Африканская Королева»? Связь есть, думал он. Это женщины. Такие девушки, как Тик. Полудевочка, полумальчик, как Бунма, он же Мей – под этим именем его знала Тик.
Только одно отделяло красивых юных девушек, работающих в швейных мастерских Клонг Той, от миа ной, живущих в больших квартирах, имеющих большие платяные шкафы и дорогие машины, припаркованные в тени. Стечение обстоятельств. Один из важных факторов, отделяющих невинных от виновных.
Винсент остановился у платного телефона и позвонил в бар «Техас» на Вашингтон-сквер. Горький Джон позвал через весь бар Люси, которая, вероятно, красила ногти на ногах. Кальвино слышал ее ответ.
– Нет, я не видеть Тик. Думаю, она сегодня больна. Не работает.
– Ты слышал? – спросил Горький Джон.
– Всё до единого слова, – ответил Винсент.
Вичай исчез, и Тик тоже затаилась. Он положил трубку, понюхал под каждой подмышкой, поморщился и пошел дальше.
Денвер Боб сказал однажды в баре «Техас»:
– Ты оскорбляешь шлюху, молясь за нее, думая, что ты можешь исправить ее, или полюбить, или обращаться с ней, как с грязью. Она просто такая, какая она есть. Шлюха.
Кальвино знал, что Денвер Боб пару раз погорел; некоторые предлагали дать ему кличку Горький Боб, но Горький Джон был против на основании того, что два «горьких» составят странный мартини. Тик сделала то, за что, как он считал, ей заплатили – подставила Кальвино, – но в последний момент она отбросила револьвер ногой в сторону от катои. Если бы не этот поступок, он бы лежал сейчас в морге полицейского госпиталя, шокируя служителей.
Кальвино был здесь впервые. Погруженный в свои мысли, он прошел мимо дома Даенг, потом вернулся обратно, проверил адрес и усомнился, не ошибся ли, когда записывал его. Он ожидал увидеть стандартный маленький нелегальный дом, втиснутый в один ряд с полудюжиной других домов в частное владение. Но у Даенг был большой тайский дом с тиковой верандой, садом и «БМВ» цвета пороха, стоящим на мощеной подъездной дороге. Винсент потрогал ладонью крышу автомобиля. Та был горячей от солнца. По его прикидкам, авто стояло здесь уже пару часов. Чей это автомобиль – Даенг или ее клиента? Дорогие тачки и большие дома создавали имидж и статус в Бангкоке. Кальвино истолковал эту сцену так: крупный политик, бизнесмен или джао по. Он считал Даенг обычной младшей женой, которая обрела легальный статус. Представлял ее себе, бродящей по однокомнатной квартире в пушистых шлепанцах на высоком каблуке и жующей импортный шоколад. Винсент глубоко заблуждался. У этой женщины были слуги. Охранник у ворот, старый садовник, подстригающий живую изгородь и обычные босоногие девочки-подростки из Исана, которые подметали или вешали выстиранное белье. Дверь была открыта, и он вошел.
В главной комнате дома – с громадными зеркалами в золотых рамах из парчи на противоположных стенах – были выставлены картины, скульптуры, предметы из тика, черного мрамора и серебра, отполированного настолько безупречно, что Кальвино видел в них свое побитое лицо. Он стоял рядом с высокой деревянной киннари, мифическим существом, женщиной сверху и птицей снизу. У двухсотлетней киннари были большие, крепкие, заостренные груди, а голову венчала многослойная диадема. Ее тонкая талия исчезала в резном лабиринте крыльев, хвостовых перьев и птичьих лап. Вот это религия! Она была богиней. Идеальная женщина, которая, будь она из плоти и крови, превратила бы завсегдатаев Вашингтон-сквер в новоявленных язычников, подумал Кальвино. На противоположной стороне стояла покрытая листовым золотом статуя бога Индры с шестью вытянутыми руками, образующими полукруг. Две статуи стояли, как игроки в хоккей, по обеим сторонам от больших резных дверей из тика. Музейные вещи, которые в других местах обычно сторожили охранники, сердито глядящие на всякого, кто захотел бы к ним прикоснуться.
Глядя на это небольшое состояние в антиквариате, Кальвино был потрясен. Он подумал о Бене Хоудли в морге полицейского госпиталя. Бен был полон сюрпризов, даже после смерти. У него была Тик, обычная девушка, работавшая в баре и ложившаяся в постель с любым (и даже не с одним) за уплаченный бару штраф в триста батов за услуги, плюс пара сотен батов за несколько часов в гостинице. Общий счет составлял около двадцати восьми долларов. Столько же стоил киллер из Клонг Той. Но в то же время Бен был каким-то образом связан с миром элиты Бангкока, миром супербогатых, через эту женщину, у которой хватило денег купить себе статусное положение в обществе.
Винсент знал фарангов, которые иногда заводили интрижки с младшими женами китайско-тайских купцов. Такие фаранги всегда плохо кончали. Но для некоторых парней – холеных, молодых, красивых, бедно живущих, любителей поживиться за чужой счет, парней, готовых на риск, – этот мир был лучше всех возможных – по крайней мере, на время. Привлекательная, образованная девушка, которую кто-то уже обеспечивал материально, искала спасения от скуки в дни ожидания визита своего покровителя. Но когда китайско-тайский купец раскрывал игру, которую она вела у него за спиной, срок жизни такого фаранга равнялся примерно сроку жизни мотылька. За сумму, равную короткому свиданию с инь с Вашингтон-сквер, фаранга ждала жестокая смерть, и равновесие восстанавливалось. Закон Кальвино для экономики Бангкока: пока цена короткого секса и наемного киллера остается постоянной, чужаки избегают смотреть на чужих жен, младших жен и респектабельных дочерей как на сексуальную добычу. Возможно, Бен поступил глупо, и в результате его убили. Такой сценарий вполне возможен, думал Кальвино, шагая по комнате. Пока что у него было много теорий и мало улик, чтобы их подтвердить.
Он стоял у окна и видел, как серый «БМВ» выезжает со двора. Красные тормозные сигналы вспыхнули, когда водитель притормозил у выезда на сой, потом машина резко повернула направо, прибавила ход и исчезла в направлении улицы Сукхумвит. Кальвино мельком увидел водителя. Китайско-тайский тип, около сорока лет, мундир полицейского, короткие волосы и прямые плечи.
Даенг вошла через парадную дверь. Она появилась у входа, словно кошка. Присутствие Кальвино застало ее врасплох.
– Чем могу помочь? – спросила она и остановилась, оглядывая комнату, не взял ли он чего-нибудь, пока ее не было.
– Дверь была открыта, – сказал Винсент, разглядывая статую киннари. – Поэтому я вошел.
– Эта статуя киннари – репродукция, стоит две тысячи долларов, – сообщила Даенг, так как он смотрел на статую.
Кальвино поднял брови.
– Две тысячи американских долларов, – прибавила она.
– Догадываюсь, вы не стали бы вкладывать в нее свои сбережения, – высказался он, глядя прямо на одну из грудей киннари.
– Не стала бы, – холодно согласилась она.
Винсент достал из кармана поддельную гирьку для опиума и протянул ей.
– Я подумал, что вы могли бы сказать мне, сколько это стоит.
Она взяла ее, нахмурилась, потом улыбнулась.
– Это подделка. Стоит сто – двести батов. Не могу сказать точно. Я не занимаюсь подделками. – И отдала ему гирьку.
– Подделка? – Сыщик постарался изобразить удивление. – Но я думал…
– Наверное, вы ошиблись. – Даенг была сильной женщиной, излучала уверенность, которую дают деньги – ту уверенность, которая позволяет вам командовать окружающими, не опасаясь последствий.
У нее было гладкое, ухоженное, элегантное лицо, оттененное длинными черными волосами, каскадом спускающимися по спине. Она обладала красотой модели из мира моды: бездумной, идеальной красотой, которую на следующий же день мгновенно забывают. Ни одного запоминающегося недостатка, крошечных дефектов, намекающих на уязвимость, застенчивость или повод для страданий.