– Это была моя идея, Пратт, – сказала она.
Он посмотрел на нее и вздохнул, длинно и тяжело.
– Может, это не очень удачная идея, Кико. – Затем поднял брови и переглянулся с Кальвино. Это был сигнал, означающий: хорошо бы тебе увести ее подальше от места убийства.
– Позволь мне взглянуть первым. Ты подожди здесь. Хорошо? Я ненадолго. Но я должен взглянуть.
Он не оставил ей выбора. Кико посмотрела на Кальвино, потом на Пратта, который стоял в тусклом свете, и внутренний голос подсказал ей, что спорить не надо. Сейчас не надо, не тот момент, она это чувствовала. Кико кивнула головой, и Кальвино ушел.
В номере Винсент понял, что имел в виду Пратт, когда произнес по телефону слово «тяжело». Не бывает двух одинаковых убийств, но некоторые производят определенное впечатление, нечто вроде личной подписи или закодированного послания: «Вот что может случиться, если ты идешь против нас». Это послание читалось в кровавой расправе, устроенной в восьмом номере.
Стены с двух сторон были покрыты зеркалами от пола до потолка. Тик – с открытыми глазами, приоткрытым ртом и высунутым языком между зубами, – распростерлась на кровати, приподнятая на двух положенных друг на друга подушках. Волосы ее были покрыты запекшейся кровью. На лице удивленное выражение. Или это боль? Кальвино не мог сказать точно, он недостаточно хорошо знал ее. Но это не был страх. Он помнил выражение страха на ее лице на Вашингтон-сквер и потом наверху в «Африканской Королеве». Ее безжизненные глаза смотрели в потолок. Кальвино обошел вокруг двуспальной кровати. Потрогал постельное белье. Простыни были еще мокрыми от крови.
– Посмотри на ее руки, – сказал Пратт.
– Они над ней поработали.
Ее запястья были привязаны колючей проволокой к изголовью, и на них остались раны от колючек. Она сопротивлялась. От основания горла до пупка ее разрезали острым инструментом; нижнюю часть кишечника вырвали и швырнули в зеркало справа; кишки напоминали какое-то расплющенное морское животное. Часть кишок еще соединялась с полостью в теле и тянулась, подобно резиновым шлангам, по полу, свернувшись похожими на змей петлями прямо под огромным зеркалом. На подошвах обеих ног виднелись ожоги от сигарет.
– Может быть, это неудачный аборт, – сказал Пратт, указывая на сгустки крови на полу, где рядом с зеркалом лежал синеватого цвета эмбрион, окутанный слизью, похожий на котенка с содранной кожей.
– Ты в это не веришь.
Пратт вздохнул и отвернулся от эмбриона.
– Кто-то очень потрудился, чтобы сделать ей больно, – сказал он.
– Максимум боли перед тем, как разрезать ее вдоль, – прибавил Кальвино, перешагивая через еще свежую лужу крови. На ее краю виднелись черные точки, и Кальвино пригляделся: насекомые жадно лакомились кровью Тик.
– Винсент.
Кальвино поднялся и посмотрел на Пратта.
– Мы поехали в Клонг Той после твоего звонка.
Кальвино понял по тону Пратта, что сейчас услышит плохую новость. Он потер ладони, зная, что последует дальше.
– Вы опоздали.
– На час. Когда мы приехали в ват, Бунму уже кремировали. Остались только кости и пепел.
Пратт закончил и подождал, пока полицейский передаст ему рацию. Он отдал какие-то распоряжения и вернул аппарат. Голос Кальвино опустился до еле слышного шепота: он сознавал, что некоторые другие полицейские могут понимать по-английски.
– Они работают быстро, – сказал Винсент. – Здесь замешаны бирманцы. И еще, Пратт, в этом должен быть замешан кто-то из полиции. Я это понимаю, и ты это понимаешь. Похоже на сеть распространения наркотиков. Возможно, Бен Хоудли на нее наткнулся, и они его убили. Они пытаются прикрыть свою задницу.
Пратт сначала ничего не сказал, потому что не было ничего, что он мог и хотел сказать. Все люди в Клонг Той рассказывали одно и то же: Бунму нашли мертвым в трущобах. Монахи сказали, что его следует кремировать немедленно. Это было странно, но все равно эти истории подтверждались.
– Они сказали, что Бунма погиб от несчастного случая – произнес наконец Пратт, нарушив молчание.
– Профессиональный риск киллера – это больше похоже на правду.
Полковник откашлялся и посмотрел на Кальвино в зеркало.
– Пару часов назад еще одного фаранга нашли мертвым в частной гостинице «Ди Джейз». Это за отелем «Малайзия».
– Передозировка наркотиков? – спросил Винсент, поймав взгляд Пратта в зеркале.
– Из его номера все исчезло. Камера, паспорт, деньги, одежда. Его регистрационная карточка гостиницы исчезла. Никто ничего не говорит. Никто о нем ничего не знает. Мы отправили его в полицейский морг под именем Джона Доу.
Кальвино чуть не вышел из себя – один из смертных грехов в Таиланде – и попытался обрести глубинное самообладание и вытащить себя из пустоты гнева. Вокруг него царило насилие; одна насильственная смерть за другой обрушивались на него. Он посмотрел в зеркало на свое побитое лицо и начал смеяться. Это была самая неподходящая из эмоций.
– А с мистером Джоном Доу произошел несчастный случай. Или сердечный приступ, – произнес он и смеялся, пока по его лицу не потекли слезы.
Кико вошла в комнату за спиной у Кальвино. Он увидел в зеркало ее искаженное лицо. У нее вырвалось сдавленное рыдание; это был ужасный дребезжащий звук, словно что-то застряло у нее в горле. «Возьми себя в руки, – сказала она себе. – Не смотри сейчас, не чувствуй, не думай». Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание.
– Смерть Бунмы не была случайной. Старуха видела, как двое мужчин вынесли его тело из машины с дипломатическими номерами около трех часов утра. Он был уже мертв. На машине стоял номер восемьдесят шесть – кто-то подделывает номера американского посольства. Можно парковаться везде, где захочешь. Разрешения не нужно. Избавляться от трупов – и валить все на американцев. Эти парни умны.
– Ты знаешь имя этой старухи?
Момент истины, подумал Кальвино.
Кико вопросительно взглянула на него.
– Помни – Пратт на стороне хороших парней, – произнес Винсент.
– Я уже не знаю, кто хороший. – Она расплакалась и закрыла лицо руками.
Полицейский делал снимки, стоя на коленях на полу, целясь камерой в эмбрион. Сверкнула вспышка. Кальвино повернулся, осторожно обошел вокруг кишок, вытянутых, как бельевая веревка, и быстро вытащил Кико наружу. Она плакала у него на груди, задыхаясь и всхлипывая, как ребенок.
– То, как они убили эту девушку… это… – Она содрогнулась и не закончила.
– Бесчеловечно, – договорил Винсент, гладя ее по голове. Кико с трудом сглотнула и собиралась что-то сказать. Он прижал палец к ее губам. – Оставайся здесь.
– Вини, не возвращайся туда. Пожалуйста.
– Это моя работа, Кико. – Он стер слезы с ее щеки.
– Мне не надо было говорить Пратту о старухе. Они ее тоже убьют. Правда, Вини? Скажи мне, черт возьми. Ее убьют, да? – крикнула она, вырываясь из его объятий, лицо ее горело от гнева.
– Дело не в одной старой женщине из Клонг Той. И не просто в Леке и Бене Хоудли. Если ты не поможешь, будут другие Тик, которых найдут мертвыми.
Он повернулся и пошел обратно в номер. Оттуда вышел полицейский с фотоаппаратом.
– Вини, – окликнула Кико, и он замер.
– Да. – Винсент оглянулся и посмотрел на ее распухшее от слез лицо.
– Ты прав. Это ужасное чувство. Та старая женщина доверилась мне, рассказав об этом. Община мне доверяет. Так это работает. Проходит много времени, прежде чем они впускают тебя в свою жизнь.
Кальвино кивнул и понял, что она чувствует. Тик в конце концов на каком-то уровне поверила ему. Только никак не выразила своих чувств, кроме того, что отбросила ногой револьвер. И ее убили.
– Я поговорю с Праттом, – сказал он.
– Спасибо, – ответила Кико.
В дверном проеме появился полковник и постучал пальцем по наручным часам.
– Поговоришь с Праттом о чем? – спросил он, поглядел сначала на Кико, а потом перевел взгляд на Кальвино.
– О росте числа трупов, – ответил тот.
Кико вытерла слезы.
– Я буду ждать тебя в кофейне, – сказала она Винсенту.
– Это может занять много времени, – заметил он.
Она кивнула и пошла прочь.
* * *Пратт, с видом полицейского, руководящего расследованием, держался возле кровати. В данном случае причина смерти не вызывала вопросов.
– Как давно она уже мертва? – спросил Кальвино, восстановив равновесие. Его смутило собственное недавнее поведение.
– Два-три часа, – ответил Пратт.
Тело было еще теплым. Кровь остывала; через пару часов оно застынет.
– Парень за стойкой администратора видел того, с кем она пришла? – спросил Кальвино, снова глядя на выражение лица Тик. Что она видела в этом комнате за два-три часа до этого?
– Таец, двадцати – двадцати одного года. Белая футболка, синие джинсы, кроссовки. Мотоцикл с двухтактным движком. Говорил на тайском с исанским акцентом.
– И работает на Чанчая, – прибавил Кальвино.
Пратт закрыл блокнот и смотрел, как двое служителей завернули труп Тик и положили на носилки.
– Ты не можешь этого доказать, – сказал он.
Тело вынесли за дверь. Кровавые очертания тела Тик остались на кровати.
– Он видел Тик со мной в «Африканской Королеве» вчера вечером. Они использовали ее, чтобы устроить на меня покушение. – Кальвино сунул руки в карманы и зашагал по комнате, размышляя вслух. – А я воткнул ручку через глаз Бунмы в его мозг. Она убежала. Это было грязное дело. Она понимала, что они придут за ней, выследят ее. Чанчай приказал найти ее и… не просто убил. Ее изуродовали.
Пратт подождал, пока Винсент прекратил шагать, и поднял глаза.
– Или это было что-то личное. Ее парень приревновал. Слетел с катушек. Возможно, он токсикоман, или кокаинист, или еще что-то в этом роде… и он обезумел, – произнес полковник.
В Бангкоке было много молодых парней из провинции, с большими мечтами, но без работы, семьи и связей. Убийца Тик мог быть мотоциклистом. Мог даже быть ее дружком. Если это правда, подумал Кальвино, у него должна быть веская причина убить такую гусыню, несущую золотые яйца. Он вернулся к тому, с чего начал. Самым вероятным объяснением было следующее: мотоциклист получил приказ от своего