Ее отвлек Уильям, подошедший с двумя бокалами.
– Тебе апельсиновый сок или что покрепче?
– Сок, пожалуйста. – Она взяла бокал, гадая, не стоило ли взять «что покрепче», чтобы успокоиться.
Ее отцу никогда не требовался повод для выпивки, а мать отвергала алкоголь лишь в воскресенье, Господний день. Самой же Элинор редко доводилось выпивать. Она боялась выглядеть несдержанной в присутствии всех этих светских гостей. Элинор пила свой сок и разглядывала четырех белых женщин, которые сидели в пушистых вельветовых креслах с бокалами шампанского и хихикали. Уильям их познакомил, и женщины оказались довольно милые, но их присутствие Элинор озадачило. Может, из-за того, что она столько времени провела в Говарде среди исключительно темнокожих людей, ей даже в голову не пришло, что на бранче соберется смешанная компания.
Уильям повел Элинор дальше по дому. В каждой комнате, в которую они заходили, на потолке была красивая лепнина, а на стенах резная обшивка. Повсюду висели тяжелые зеркала, стояли вазы с распустившимися экзотическими цветами желтых, сиреневых и мятно-зеленых оттенков. Элинор разглядывала элегантный декор, от стеклянных столиков до персидских ковров, невольно ощущая, что попала туда, где ей не место.
Уильяма такие мысли не тревожили. Он ожил, с каждым разговором держась все более прямо и гордо. Уильям представил Элинор еще нескольким белым, а она все продолжала высматривать людей, похожих на нее. Почему у его семьи нет друзей-негров? Для города, в котором такую важную роль играли законы Джима Кроу, это было странно. Кто вообще его родители?
В следующей комнате фонограф играл струнную музыку, а на ее фоне смеялись и громко спорили гости. Двое немолодых джентльменов, оба белые, напряженно дискутировали, сжимая полупустые бокалы.
– Эти сельские негры вечно нас тянут вниз своей ерундой насчет поколений рабства, – сказал один.
– По-моему, важно помнить, где наши корни.
– А по-моему, важно забыть и идти дальше.
У Элинор буквально чуть челюсть не отвисла. Белые вот так разговаривают о неграх прямо у них дома? Потрясенная, она обернулась к Уильяму.
– Не обращай внимания, – сказал он, махнув в сторону мужчин, которые уже раскраснелись от спора. – Это очень старые друзья отца. Они вместе в Говарде в общежитии жили, и каждый бранч спорят об одном и том же.
– В Говарде?.. – Элинор невольно обернулась и снова взглянула на мужчин. Вот эти двое одной с ней крови? Она напрягла зрение и мозг, но так и не разглядела в их лицах ничего, что выдавало бы негритянское происхождение. Возможно, насчет женщин в гостиной она тоже ошибалась. Но не успела Элинор задать Уильяму уточняющий вопрос, как он приветственно раскинул руки.
– Папа! – Уильям обнял мужчину с таким же бежеватым цветом кожи, как у него. Они были очень похожи, только у старшего уже появился небольшой животик, а в волосах и усах проглядывала седина.
– Элинор, это мой отец, доктор Уильям Прайд-старший.
– Очень приятно.
– Это мне приятно. – Отец Уильяма тепло пожал ей руку, и Элинор сразу вздохнула свободнее.
– Уильям, а ты мне не говорил, что ты второй в семье с таким именем!
– Мне казалось, что говорил.
– Я бы такого не забыла. – Она игриво хлопнула его по руке. К ним подошла плотная светлокожая женщина в снежно-белом платье, расшитом стразами, и удивленно приподняла брови, переводя взгляд с Элинор на Уильяма.
– Мама.
– Уильям, я тебя не видела уже… не скажу точно, сколько времени.
– Неделю, мама. – Он наклонился и чмокнул ее в щеку. Она вытерла воображаемую пушинку с его лацкана, но глядела при этом на Элинор.
– А кажется, что дольше. По тебе можно подумать, что Ледройт-Парк на другой стороне планеты.
– Я занимался.
– Только вот чем занимался, интересно. – Она посмотрела на Элинор в упор.
– Приятно познакомиться, миссис Прайд. У вас чудесный дом.
Элинор представилась, улыбнувшись и протянув матери Уильяма руку, но та по-прежнему плотно сжимала накрашенные красной помадой губы.
– Куорлс? – Она оглядела Элинор с ног до головы. – Вы из тех Куорлсов, что в Маклине?
– Прошу прощения? – Элинор оглянулась на Уильяма.
– Мама, Элинор из Огайо.
– А-а. – Роуз Прайд еще раз ее оглядела, потом переключила внимание на темнокожую женщину в форме служанки, которая подошла и что‐то прошептала ей на ухо. Роуз кивнула и подняла два пальца.
– А из какой вы части Огайо? – спросила она, склонив голову набок, будто хотела расслышать получше.
– Из маленького города к юго-западу от Кливленда.
Выражение лица у Роуз сделалось такое, будто она съела что‐то горькое.
В этот момент служанка зазвонила в серебряный колокольчик.
– Бранч подан!
Элинор и Уильям двинулись за его родителями в столовую, которая находилась по соседству. Стол был накрыт пышно, с золотистыми подставками под тарелки и столовым бельем цвета слоновой кости. По центру стола на шелковой дорожке стояли зажженные свечи и рассыпаны были лепестки магнолии. Тарелки были из красивого костяного фарфора с рисунком. За столом свободно расселись шестнадцать человек. Уильям отодвинул Элинор стул с высокой спинкой, потом сел рядом. Она посмотрела на двух женщин, которых она раньше приняла за белых, – те как раз усаживались рядом с краснолицыми мужчинами. Приглядевшись, она заметила, что у одной из них был широковат нос, у другой полноваты губы.
И тут Элинор поняла, что вокруг нее сплошь светлокожие негры. Поглядев на свои руки, она пришла к выводу, что за этим столом у нее самая темная кожа. Темнее были только две служанки, подававшие на стол, и человек, открывший им дверь. Она стала слушать, как гости разговаривают – произношение у них было не чисто белое, но и не вполне такое, как говорили люди вроде нее. По мере того, как Элинор наблюдала, она начала замечать негритянское в их внешности – выражение лиц, форму губ, ширину носов и громкость смеха. Ее первое впечатление оказалось неверным.
Мистер Прайд начал молитву.
Как раз когда они склонили головы, в коридоре зацокали каблуки. Когда Элинор подняла голову, то увидела, как в комнату входит в сопровождении немолодого джентльмена не кто иная, как Грета Хепберн. Грета прошагала прямо к Роуз Прайд и расцеловала ее в обе щеки.
– Мама очень извиняется. У нее сегодня с утра ужасно болит голова. Она обещает позвонить вам, чтобы договориться пообедать на этой неделе.
Элинор удержала на лице нейтральное выражение, но подмышки у нее взмокли. Грета прошествовала вдоль стола, здороваясь со всеми. Ее чудесное сапфирово-синее платье с широким бантом на поясе выглядело дороже, чем весь гардероб Элинор. Когда Грета наконец села за стол, то выбрала место прямо напротив Элинор и Уильяма. Она коротко кивнула им, потом отец Уильяма благословил еду. Когда начали подавать первую перемену, весенний салат и томатный суп, Грета с интересом взглянула на Элинор.
– Элинор, правильно? Не ожидала тебя тут увидеть.
– Я тоже рада увидеться, – ответила Элинор, прекрасно зная, что Грета помнит ее имя.
Грета переключилась на Уильяма.
– Уильям Прайд, ты мне задолжал теннисный матч. Я тебя сто лет не видела в Херитедж-клаб, – заявила она, перекрывая шум ложек и вилок.
– Да, давненько.
– Давай уже сыграем. Как насчет завтра? – жизнерадостно предложила она.
Уильям положил руку на спинку стула Элинор.
– Сейчас я немного занят, давай попозже уточним.
Грета поглядела на Уильяма, потом на Элинор и сказала:
– Я тебе напомню.
Бранч закончился фруктовым салатом и мятным мороженым, потом все стали расходиться из-за стола. Несмотря на то что был январь, кое-кто из мужчин вышел на задний дворик выкурить сигару у костровища; женщины же курили сигареты в гостиной. Элинор не знала, куда себя приткнуть, и пошла в дамскую комнату на первом этаже, обдумывая все, что увидела в этом доме. Когда она вышла, за дверью ждала Грета.
– Что у тебя с Уильямом? – спросила она сквозь зубы.
Элинор вспомнила пролитый лимонад.
– А тебе‐то что?
– Просто любопытно – наши семьи давно дружат. – Грета глянула на нее, потом открыла пудреницу и стала пудрить нос.
– Да, ты говорила.
Грета обратила взгляд на Элинор.
– Хочу тебе кое-что посоветовать, так, между нами, девушками. Лучше тебе с ним расстаться. Не тратить время зря. – Элинор изумила ее наглость, но не успела она ответить, как Грета продолжила: – Я помню твою заявку в АБХ с описанием того, как ты активно работаешь в библиотеке, а тут еще увидела тебя за витриной «Уэр», ты свитера складывала. Не представляю, откуда у тебя время на кавалеров со всеми своими работами. – Слово «работа» она произнесла так, будто это ругательство.
– Ты что хочешь сказать? – процедила охваченная яростью Элинор.
Грета закрыла пудреницу и убрала ее в сумочку.
– Я о тебе же забочусь. Он не твоего поля ягода, милочка.
– Ты меня не знаешь.
– Слушай, – Грета шагнула к ней, – ты хочешь в следующем семестре в Альфа Бета Хи? Тогда лучше следуй моим советам.
Элинор тоже пододвинулась ближе, так что они оказались нос к носу.
– Это угроза?
– В университете полно мужчин, с которыми ты можешь гулять, сколько хочешь. Уильям принадлежит нам, – сказала Грета раздраженно, и Элинор показалось, что она разглядела искорку отчаяния в ее светло-карих глазах.
– Это пусть он сам решает.
Элинор развернулась на каблуках и пошла искать Уильяма.
По пути обратно в университет Элинор молчала, снова и снова прокручивая в голове свой разговор с Гретой. Да кем она себя возомнила? И что она имела в виду под «он принадлежит нам»? Светлокожим неграм? Или неграм с несчетным количеством денег?
– Я пойду немножко позанимаюсь в библиотеке. Не хочешь со мной, малышка? – Уильям погладил ее по колену и только потом взялся за рычаг переключения передач.
Она отказалась, сказала, что голова болит.
Когда Элинор влетела в комнату, Надин красила ногти.