На улице Шимми открыл отцу пассажирскую дверь автомобиля, прикрыл ему голову ладонью, чтобы тот не стукнулся, и осторожно помог сесть. Делал он это так ласково, будто укладывал в постель младенца. Судя по всему, Шимми часто этим приходилось заниматься. Хороший он парень. Хороший парень, которому я нравлюсь, несмотря на то что мы такие разные. Шимми остановился у водительской двери дорогой машины своего отца и поднял голову. Он помахал мне, а я прижала ладонь к стеклу.
И в этот момент я почувствовала, что больше всего на свете хочу дать шанс чувству, которое расцветало между нами. Несмотря на все препятствия и на предупреждение тети Мари.
Глава 10Дурной вкусЭлинор
Элинор и еще одна продавщица, стройная девушка по имени Арлин, дежурили в секции женской одежды в «Уэр», когда колокольчик на стеклянной двери звякнул. В отдел вплыла Роуз Прайд в ярко-зеленой накидке с широкими рукавами, а с ней так же хорошо одетая женщина ее возраста. Когда Элинор увидела миссис Прайд на расстоянии нескольких метров, у нее засосало под ложечкой. Мать Уильяма она не видела с того неудачного знакомства на бранче несколько недель назад, но часто о ней думала.
– Возьми их, пожалуйста, – прошептала она Арлин. Та поправила бедж с именем и незамедлительно поприветствовала клиенток.
– Добро пожаловать в «Уэр», меня зовут Арлин, – пропела она.
Пока посетительницы изучали новинки возле входа, Элинор спряталась за вешалкой с пальто, чтобы они не могли ее видеть, а она их могла. До нее донесся разговор Роуз с подругой.
– Мы столько работаем ради этих детей, что, казалось бы, им лучше просто делать, как велено. – Роуз взяла в руки атласную матросскую шапочку.
– Да, у меня часто ощущение, что я превратилась в заевшую пластинку, – поддержала ее подруга.
– Представляешь, в прошлом месяце Уильям привел на бранч оборванку со Среднего Запада. Когда я ее спросила, чем занимаются ее родители, она сказала, что отец работает на заводе, а мать печет пироги.
Элинор похолодела и застыла. Это они о ней разговаривали. Из своего укрытия она видела, как подруга Роуз повернулась к ней и поморщилась.
– У Уильяма с ней примерно столько же общего, сколько с садовником.
– Никакого воспитания. Господи, да она, наверное, до сих пор ест свиные желудки и требуху, – насмешливо сказала Роуз.
– Грета что‐то такое упоминала, – отозвалась ее подруга. – Похоже, это тот бранч, который я пропустила.
– Знаешь, Дини, мы в этом возрасте делали, что велели родители. Особенно в том, что касалось выбора супругов.
– Верно. Но нынешней молодежи объяснять бесполезно. Они думают, до их рождения и не было ничего. Все традиции для них старомодные.
– А что Грета насчет Уильяма говорит? Она что‐нибудь знает про эту Элинор со Среднего Запада?
– Ну, она не думает, что это серьезно, Уильям просто приятно проводит время.
Дини – как поняла Элинор, это была мать Греты Хепберн – перешла от юбок к блузкам.
– Ума не приложу, почему Уильям и Грета не встречаются. Мы сделали все, что могли, только что дом им не построили.
Дини пожала плечами.
– Все вопросы к Уильяму, дорогая. Грета‐то давно готова. Весной она заканчивает Говард, и у нее уже есть кавалеры, хотя ни один ей не подходит так, как Уильям.
Элинор напряглась.
Роуз протянула Арлин несколько блузок, и та отнесла их в примерочную.
– Нехорошо, что милой Грете приходится ждать. Попробую привести в чувство моего глупого сына.
Роуз и Дини двинулись за Арлин в салон мерить выбранные наряды. Элинор не выходила, пока они не ушли.
Как только двери за ними закрылись, она нашла своего начальника в отделе мужской обуви, где пахло кремом для обуви и кожей.
– Можно я схожу пообедаю? – спросила она.
– Вообще‐то рановато, – отозвался он, постучав по циферблату часов.
– У меня голова кружится, я сегодня не завтракала, – умоляюще сказала Элинор.
Наконец он кивнул, и она отправилась в комнату отдыха, правда, влезло в нее всего несколько морковных палочек. Роуз Прайд назвала ее оборванкой и оскорбила ее родителей. Элинор в жизни не чувствовала себя настолько униженной, а то, что все это говорила негритянка возраста ее матери, делало обиду еще сильнее. Это неправильно. Их послушать, так Уильям принц, связавшийся с жалкой служанкой.
Ну да, папа всегда просил на новогодний обед требуху, а еще вигну и листовую капусту, и что с того? И почему они так нервничают из-за Греты? Она же красавица, ей достаточно пальцами щелкнуть, чтобы заполучить любого мужчину в Говарде. Чем дольше Элинор сидела и обдумывала услышанное, тем больше злилась.
К тому времени, как перерыв закончился, она собралась и заставила себя улыбаться. В переднее окно ей видны были Роуз и Дини, которые неторопливо шествовали с пакетами по 14‐й улице. Шел небольшой снег, и Элинор пожалела, что не захватила галоши. На ней были приличные туфли, не хотелось их испортить.
Остаток смены тянулся вечно. Когда рабочий день наконец закончился, Элинор схватила сумочку и торопливо выскочила на зимний холодок. Морозная свежесть воздуха ни капельки не остудила накопившееся в ней нервное возбуждение.
– Элинор! – позвал ее Уильям, высунув голову в окно машины.
Она не ожидала, что он за ней заедет, и не хотела быть пятном на его репутации. Раз его мать не хочет, чтобы они были вместе, Элинор облегчит ей задачу. Она зашагала по тротуару, не отвечая Уильяму.
Но к тому времени, как она дошла до угла, он припарковал машину, вышел и догнал ее, потом схватил за локоть.
– Элли, что случилось?
От ласкового прозвища и тревоги в его взгляде Элинор почувствовала, что ведет себя глупо, и ее решимость расстаться с ним испарилась.
– Ничего. – Она опустила голову.
– Что‐то явно не так. Давай я отвезу тебя домой. – Он взял ее под руку и повел к машине.
Не спрашивая у нее разрешения, Уильям отвез ее к себе. По выходным они обычно именно там проводили время между сменами Элинор и комендантским часом в общежитии. У Уильяма был сосед, но она только раз его встретила. Он открыл дверь квартиры, потом стал снимать с нее пальто.
– Иди сядь, малышка, я сделаю тебе чаю.
На журнальном столике у Уильяма был целый ворох журналов «Эбони» и «Лайф», и она принялась листать один из номеров «Эбони», толком не глядя на страницы. Через несколько минут вернулся Уильям и принес на бамбуковом подносе кружку теплого мятного чая со сливками и сахаром. Он определенно умел себя вести.
– Ну как, ты готова мне рассказать, почему ты сейчас меня игнорировала? – Уильям осторожно поднял ее ступню себе на колени. Пока Элинор дула на кружку с чаем, он начал массировать сквозь колготки подъем ее стопы, нажимая на все чувствительные точки. Она чуть не застонала.
– Детка? – Уильям посмотрел на нее снизу вверх. – В чем дело? – Он явно встревожился, а взгляд у него был такой ласковый, что она чуть не бросила эту тему. Но ей все‐таки хотелось все выяснить. Она оглядела просторную квартиру, где обстановка вполне подходила для съемок в журнале, который Элинор сейчас держала в руках.
– Тебе мать квартиру обставила?
– Как ты догадалась?
– Чувствуется тот же вкус, что и в доме твоих родителей. Совсем не так, как в моем. – Последнюю фразу она проговорила очень тихо.
– Ну, маме только дай волю, – Уильям кивнул в сторону картины на стене.
Элинор посмотрела в кружку, пытаясь набраться мужества.
– Слушай, мне с тобой было очень хорошо все прошедшие месяцы, просто сказать не могу, как хорошо. Но людям твоего круга не нравится, что мы вместе.
– Людям моего круга?
Она кивнула.
– Состоятельным. Важным шишкам, как сказала бы моя мать. Я совсем не из такой семьи. – Элинор сжала кружку крепче. – Я выросла в «прострельном» доме. Ты хоть знаешь, что это?
Он покачал головой.
– Это значит, что когда ты открываешь входную дверь, то видишь весь дом насквозь до самой кухни. Одним выстрелом можно прострелить. Мой папа всю мою жизнь работал в «Ридж тул компани». Это самая крупная фабрика в округе. Когда он дослужился до оператора третьей категории, то сказал маме, чтоб уходила с работы в школьной столовой. Но долго мама без дела не сидела.
Пальцы Уильяма перестали двигаться.
– Мама решила, что я должна поступить в колледж. Печь она всегда любила, но тогда решила сделать из этого бизнес. Ночью она замешивала тесто и пекла, а днем развозила заказы. Вот так я и попала сюда, в Говард. У меня нет красивой фамилии, которая открывала бы передо мной двери. В эту дверь меня протолкнули мамины пироги и папина работа на заводе. И мои собственные занятия и старание.
– Я рад, что ты поделилась со мной частью себя настоящей. Это много для меня значит.
– Я тебе все это рассказала потому, что считаю, что Грета тебе лучше подходит.
Он фыркнул.
– Грета? С чего вдруг?
– В прошлом месяце, когда мы были у твоих родителей, она меня отвела поговорить и сказала оставить тебя в покое. Сказала, ты не моего уровня.
Он нахмурился.
– Наши с Гретой родители нас со второго класса пытаются свести.
– И?
– И ничего. Между нами нет искры. – Он отпустил ее левую ступню и взял правую. – Я ее воспринимаю скорее как кузину.
– Из тех, с которыми нежничаешь по-семейному?
– С чего ты вообще вдруг об этом заговорила?
Осторожность не позволила Элинор рассказать Уильяму, что в магазине она подслушала разговор его и Гретиной матерей.
– Ну просто если тебе полагалось встречаться с кем‐то другим, понимаешь, с кем‐то из девушек, с которыми ты вырос… – Она не договорила. У нее не было сил сказать «с кем‐то богатым, светлокожим и со связями».
Уильям помолчал.
– Малышка, меня не волнует вся эта чепуха с классами и оттенками кожи. Мне не важно, откуда ты родом. Я просто хочу быть с тобой.
Элинор прикусила губу. Когда она услышала его слова, ее накрыло волной облегчения. И все же Элинор постаралась не поддаться этому чувству – не была уверена, насколько в это можно верить.