Глава 14Кому многое даноЭлинор
С того момента, как Элинор рассказала Уильяму о беременности, события помчались вскачь. Роуз Прайд взяла управление в свои руки и все дальнейшие меры предпринимала на максимальной скорости. Именно Роуз решила, что Элинор и Уильям поженятся в последнюю субботу июня в епископальной церкви Святого Луки, церкви, в которую ходила семья Прайдов, – тогда Элинор будет еще достаточно стройной, чтобы скрыть их секрет под свадебным платьем из шелкового тюля. Роуз даже предложила купить родителям Элинор билеты на самолет до Вашингтона.
Но мать Элинор уже и так была очень недовольна, что свадьба будет в Вашингтоне, а не в Элирии, в маленькой церквушке, где Элинор крестили и куда она ходила всю жизнь. Так что, когда Элинор позвонила от имени Роуз предложить билеты, мать вспылила.
– Мы в состоянии купить билеты, – фыркнула она таким голосом, что Элинор сразу поняла – родители лучше приедут на автобусе и остановятся в съемной комнате на верхнем этаже YMCA, как последние бедняки, чем примут подачку от будущих сватов. По тому, как мать цокала языком, Элинор поняла, что в голове у нее крутится что‐то вроде: «До чего же выпендрежные эти вашингтонские негры».
Хотя второй курс закончился, а на летние лекции Элинор не записывалась, она договорилась, что месяц до свадьбы сможет пожить в общежитии. Летом в кампусе мало кто оставался, и Надин вернулась к родителям в Петворт, так что Элинор досталась вся комната целиком.
Когда Элинор сказала Надин, что выходит за Уильяма, та схватила ее за руки, и они прыгали до тех пор, пока вконец не запыхались. Потом Надин поцеловала ее в щеку и воскликнула:
– О тебе весь город будет говорить. Погоди, я тобой займусь.
– Ты же понимаешь, что тебе придется быть подружкой невесты.
– Непременно, Огайо, непременно буду, – засияла Надин. Но потом, пока тащила к двери последний чемодан, она призналась Элинор: – Когда девушки выходят замуж, им становится не до своих незамужних подруг.
– Я ни за что тебя не брошу, – уверила ее Элинор.
– Не могу поверить, что мне придется терпеть новую соседку. Наверняка она мне не понравится.
– И наверняка она не позволит тебе разводить беспорядок, как позволяла я. Так что начинай убирать за собой, – поддразнила ее Элинор.
– Обещай, что мы летом встретимся пообедать.
Элинор обещала, и она твердо намерена была исполнить это обещание.
Каждый вечер она возвращалась в тихую, чистую и спокойную комнату, и в этой тишине у нее оставалось слишком много места для тяжелых мыслей, которые никуда не уходили. Наедине с собой она размышляла о том, не слишком ли быстро все происходит у них с Уильямом. Они встречались меньше года и уже собирались жениться, и как Элинор ни старалась, один вопрос зудел у нее глубоко внутри и никуда не уходил. Задать его прямо она не решалась, но ей отчаянно нужно было знать: женился бы на ней Уильям, если бы она не забеременела?
Он уверял, что женился бы, но вопрос никуда не уходил. Она видела его в своей тарелке с овсянкой, на плитках душевой, когда принимала душ, в книгах, которые читала, он вспыхивал у нее перед глазами, когда она закрывала их перед сном. Элинор потеряла способность чувствовать себя комфортно.
Роуз Прайд настояла на том, чтобы она бросила работу в «Уэр», потому что никому в ее кругу друзей не должно прийти в голову, что ее сын женится на простой продавщице, неважно, образованной или нет, но работу в библиотеке Элинор бросать отказалась. Миссис Портер повысила ее до ассистента-исследователя на полный рабочий день, так что перед свадьбой у нее оказалось больше работы и гораздо больше ответственности. Они как раз сортировали для коллекции материалы, относящиеся к Фредерику Дугласу, и Элинор всю смену бегала взад-вперед из хранилища на втором этаже в кабинет миссис Портер на третьем, таская книги, брошюры и письма, которые им только что пожертвовал богатый даритель из Балтимора. Когда ее смена закончилась, Элинор вышла из библиотеки и пошла по двору, чувствуя легкую боль в животе и пояснице. Она привыкла к тошноте и старалась по мере сил приспособиться к тому, что завтрак не держался у нее в животе, к потере аппетита и общей раздражительности.
Но это ощущение было какое‐то новое. С каждым шагом боль внизу живота становилась все сильнее. Возможно, она переработала. Завтра выходной, завтра она весь день будет отдыхать. Боль послужит оправданием, чтобы не ходить на очередной бранч к Прайдам, – она так и не чувствовала себя там членом семьи. Элинор надеялась, что ребенок поможет им сблизиться.
На прошлый бранч сходить пришлось – Роуз хотела как можно быстрее объявить о помолвке, чтобы не пошли сплетни. Грета и ее родители там тоже были, и когда Уильям Прайд-старший попросил всех поднять бокалы за жениха и невесту, Грета бросила на Элинор настолько холодный взгляд, что у нее мурашки побежали по коже.
Потом, когда Элинор вышла из уборной на первом этаже, Грета снова ее поджидала.
– Ну так что, Элинор? Мне надо знать – как ты умудрилась его захомутать? – поинтересовалась она, уперев руки в стройные бедра, блестя украшениями и раздувая ноздри.
Элинор нервно попятилась.
– Не представляю, о чем ты.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. – Она оглядела Элинор и хмыкнула. – Ты, наверное, беременна.
Элинор заставила себя не отводить взгляд.
– Ревность тебе не идет, Грета.
– И ты никогда не станешь членом Альфа Бета Хи. Ты никогда никуда не впишешься, уж я об этом позабочусь. – Она подошла так близко, что Элинор чувствовала, как у нее изо рта пахнет шампанским. – Ты не одна из нас. Убирайся обратно в крысиную нору, из которой ты вылезла, – выпалила она. – Вместе со своими дешевыми туфлями.
На Элинор вдруг накатил гнев, настолько внезапный и сильный, что она только рассмеялась.
– Занимайся своей жизнью, Грета. Лови другую рыбку, в море ее полно, и АБХ можешь оставить себе, никто из вас мне не нужен, – сказала она и зашагала прочь.
Живот болел все сильнее, и в голове крутились воспоминания о ссоре с Гретой, так что Элинор почувствовала, что ей надо прилечь.
Сосед Уильяма переехал в Филадельфию, чтобы пройти ординатуру в больнице Мерси-Дуглас, и Уильям дал Элинор ключ от своей квартиры. Вечерело; Уильям пошел с отцом покупать костюм к свадьбе. Находясь среди вещей Уильяма, Элинор ощущала себя удобно и спокойно, даже когда его не было рядом. Она прошла пешком несколько кварталов до его квартиры в Ледройт-Парк, надеясь, что от свежего воздуха и солнца ей станет лучше. Открыв дверь, она сразу направилась к холодильнику.
Роуз Прайд дважды в неделю присылала Уильяму еду в контейнерах «Таппервэр» с одинаковыми крышками, и, как Элинор и ожидала, сейчас в холодильнике нашелся контейнер с куриным салатом, сдобренным паприкой. Она положила себе на тарелку несколько больших ложек, потом отломила кусок багета из хлебницы. В животе и по спине продолжала разливаться боль. Неужели она и правда сегодня переработала? Съев пару кусочков, Элинор поняла, что аппетит пропал. Она сняла юбку и блузку и легла в комбинации поперек кровати Уильяма. Подсунув под голову обе подушки, Элинор свернулась в клубок и задремала.
Разбудили ее колики сильнее, чем в первый день месячных, сильнее, чем она когда‐либо в жизни испытывала. Она потянулась за стаканом с водой, который оставила на прикроватном столике, потом встала, но сразу согнулась от боли.
Держась за стену, она дошла до ванной, села на холодный стульчак и пописала. На туалетной бумаге, которой она провела между ногами, внезапно оказалось колечко крови. Элинор закрыла глаза, и ее охватило знакомое ощущение. Она стала мурлыкать про себя первый гимн, который пришел ей в голову, – «Огонек внутри меня», снова и снова. Элинор не знала, сколько прошло времени, прежде чем она услышала, как в двери поворачивается ключ Уильяма.
– Элли?
– Я здесь, – мрачно ответила она.
Уильям встал по другую сторону двери ванной.
– Я нашел костюм. Думаю, тебе понравится. – Он продолжал болтать про то, как провел время с отцом, какие они выбрали туфли и кого встретили в отеле «Уайтлоу», куда зашли на ланч. Через некоторое время он спросил: – С тобой там все в порядке? Почему ты молчишь?
Ее пронзила такая боль, что ответить не было сил. Через несколько секунд Уильям приоткрыл дверь.
– Малышка?
Элинор сидела на унитазе, согнувшись пополам, но подняла голову, чтобы посмотреть на него.
Уильям встревоженно нахмурился.
– В чем дело? Ты плохо выглядишь.
В глазах у нее помутилось. Уильям что‐то говорил, но его голос шел до ее ушей очень долго, казалось, что он ужасно далеко. Он наклонился к ней, глядя прямо в глаза.
– Скажи, чем тебе помочь. Это ребенок?
Уильям попытался помочь ей встать, но она не дала.
– У меня кровь.
Он закатал рукава и прошептал, что скоро вернется. Элинор слышала, как он возится на кухне, потом что‐то упало на пол. Он вернулся с пачкой бумажных полотенец.
– Вот, возьми. – Он сложил их, и получилась прокладка, которую Элинор засунула между ног.
Уильям устроил ее на тахте и накрыл стеганым одеялом.
– Я позвоню папе, он знает, что делать.
– Нет! – вскрикнула Элинор, не желая сейчас иметь дело с его семьей. – Позвони моему врачу, телефон у меня в бумажнике.
Уильям набрал номер на циферблате. Ему три раза пришлось объяснить, что происходит, и у него на переносице уже выступили капли пота, но наконец он протянул ей трубку.
– Здравствуйте, это Элинор, – сказала она вежливо, стараясь скрыть, насколько ей нехорошо.
Медсестра попросила ее описать симптомы, и Элинор рассказала обо всем, что с ней происходило в последние несколько часов, вплоть до того момента, как у нее между ног появилась кровь.
Она выслушала то, что сказала ей медсестра, потом дождалась доктора, который задал еще несколько вопросов. Ответив и на них тоже, Элинор поблагодарила доктора и повесила трубку.