Пока Уильям принимал душ, Элинор паковала ему ланч с собой. Сегодня она приготовила запеченную в духовке индейку на багете с майонезом, несколько ломтиков маринованного огурца и два овсяных печенья с изюмом. Иногда они утром вместе пили кофе на кухне перед тем, как Уильям уходил в больницу, но по средам ему нужно было уходить совсем рано, так что Элинор ему и кофе налила с собой, в термосе.
– Спасибо, детка. – Уильям обвел взглядом кухню, и Элинор поняла, что он ищет свои ключи. Она указала на крючок рядом с холодильником, где всегда их вешала. Уильям улыбнулся.
– Как я вообще без тебя справлялся?
– Понятия не имею.
Он застегнул кожаный портфель.
– У тебя ведь сегодня занятия, так?
– Да, где‐то в пять закончу.
– Заберу тебя от библиотеки. Береги малыша. – Он поцеловал ее живот и вышел через заднюю дверь.
Закрывая за ним раздвижную дверь, Элинор слышала, как где‐то вдали летит самолет. Она несколько минут постояла в дверях, глядя на дорогу. Вдруг Уильям что‐то забудет и вернется? Когда стало ясно, что он точно уехал, Элинор закрыла дверь и поднялась наверх. У нее вырвался глубокий вздох облегчения.
В запасной спальне было хорошее естественное освещение; она отлично подойдет ее родителям, когда они приедут погостить после рождения ребенка. Еще немного расслабившись, Элинор прошла в глубь комнаты и открыла дверь в кладовку, служившую ей комнатой для молитв, потом дернула за шнурок, включая свет.
В кладовке не было ничего, кроме ее сундука и мантии с атласными манжетами и воротом, в которой она в старших классах пела в хоре. Элинор вдела руки в рукава мантии и застегнула ее. В молитвенной кладовке едва хватало места опуститься на колени, но она каждый день втискивалась туда, складывала руки поверх живота и молилась.
Молилась она не так, как это делали в епископальной церкви Святого Луки, как полагалось молиться правильной жене будущего доктора. У Святого Луки молились шепотом, сидя прямо, сложив руки на коленях. В кладовке Элинор молилась от души, так, как это делали ее мать и члены Второй Баптистской церкви в Элирии. В Вашингтоне она забросила ежедневные молитвы, но теперь, во время беременности, Элинор молилась каждый день, не пропуская ни дня.
Бога она призывала громко, гортанно, то и дело вставляя в свои мольбы «смилуйся» и «я недостойна, Господи», пока хватало сил. Закончив хвалу Господу, она залезла в сундук, который мать вручила ей после свадьбы. Сундук сделал из кедровых досок ее отец, а мать наполнила содержимым – два стеганных вручную лоскутных одеяла, детские одеяльца, пинетки, серебряные ложки, салфетки. В углу сундука стоял маленький флакон со святой водой, и Элинор нарисовала ею крест у себя на животе. На этом ее ритуал заканчивался.
Уильям настаивал, чтобы она ездила в университет на такси, но Элинор все равно села в трамвай. Хоть она и вышла за богатого, но тратить деньги просто так все еще не привыкла. Время до занятий еще оставалось, так что она решила зайти в библиотеку. Двери с двойным остеклением едва успели закрыться у нее за спиной, как Элинор услышала, что ее зовут.
– Элинор, ну надо же! Я как раз о тебе вспоминала. – Миссис Портер, спускавшаяся по главной лестнице, помахала ей рукой. Волосы у нее были расчесаны на пробор по центру и туго завиты, черное платье в белый горошек сидело свободно.
– Здравствуйте, миссис Портер. – Элинор держала сумку обеими руками, стараясь не приплясывать от возбуждения при встрече с бывшей начальницей.
– Брак тебе к лицу, дорогая. Щечки округлились. – Она потрепала Элинор по руке.
– Спасибо, – ответила Элинор, хотя и не была уверена, комплимент ли это. Миссис Портер не знала, что Элинор ждет ребенка, но сейчас был неподходящий момент ей об этом рассказывать.
– Я как раз говорила своей новой практикантке – абсолютно бесполезной, – что мне понадобится от тебя кое‐какая помощь. Мы только что получили замечательно интересную коллекцию музыкальных сочинений Джастина Эли с Гаити и Амадео Ролдана с Кубы. – Она бурно жестикулировала, глаза у нее сияли, как медные монеты.
– Это чудесно! – Элинор раньше не слышала ни об одном из этих музыкантов, но энтузиазм миссис Портер был заразителен.
– Множество листов их музыки, личные записи и дневник жены Амадео. И не только; пойдем, я хочу тебе это показать. – Не дожидаясь ответа, миссис Портер поспешила наверх с такой скоростью, что Элинор, старавшаяся идти осторожно, еле за ней поспевала. Они поднялись на третий этаж, потом прошли мимо уборных в комнату рядом с кабинетом миссис Портер. Там на кипах бумаг и стопках коробок скопилось столько пыли, что Элинор тут же три раза подряд чихнула.
– Хелен Ченнинг Поллок, дочь великого драматурга Ченнинга Поллока, подарила нам всю библиотеку своего отца. Там рукописи его пьес, журнальные статьи, заметки к лекциям, театральные сувениры. Вообще все.
– Поллок? Откуда он?
– Мать у него была англичанка, а отец еврей, так что эту коллекцию мы поместим в зале для просмотра. Выдавать на руки не будем, только использовать для справок и исследований.
– Что‐то это не тянет на африканскую диаспору.
– Ну да, но если богатым белым очень хочется поспособствовать обучению негров в качестве частичного искупления за страдания, которые причинила атлантическая работорговля, кто я такая, чтобы им мешать? – Она подмигнула. – К дару также прилагалось существенное денежное пожертвование, которое мы используем для продолжения работы над нашей коллекцией.
Коллекции Мурленд-Спрингерн всегда требовались деньги. Миссис Портер частенько звонила издателям и просила пожертвований. У нее было множество друзей по всему миру, которые постоянно покупали для нее материалы и отправляли на архивирование.
– Когда ты на втором курсе начала здесь работать, то сказала, что хочешь стать архивистом. Я предлагаю тебе шанс.
– Но я же теперь замужем, – выпалила Элинор. В ушах у нее звучал голос Роуз.
– Замужем, но не поглупела же. Понимаешь, дорогая, в этой библиотеке когда‐то была всего одна комната для исследований, а я создала тут крупный научный фонд, и мне нужны твои молодые глаза и острый ум, чтобы продолжать работу.
Элинор посмотрела на экспонаты и почувствовала, как сердце у нее забилось быстрее. Она скучала по запаху старых книг, по тому ощущению, когда держишь в руках редкие документы и слушаешь давно забытую музыку. Возвращение в библиотеку сделает ее жизнь более осмысленной, пока Уильям будет проходить ординатуру.
– Я буду тебе платить как подрядчику. Можешь взять двадцать часов.
– Миссис Портер, я жду ребенка.
– Правда? – Она сжала руки Элинор.
– Да. Пока мало кто знает.
– Поздравляю, это просто чудесно. Ну тогда давай на совсем маленькое время, может пятнадцать часов? Я прослежу, чтобы у тебя был удобный стул.
Элинор очень хотелось согласиться, но Роуз настаивала, чтобы она сидела дома в ожидании родов. Было очень сложно убедить ее даже в том, что Элинор следует доучиться. С другой стороны, мать Элинор всегда ей говорила, что женщинам полезно иметь собственную заначку на черный день. Ведь именно так она и попала в Говард – на деньги, которые откладывала ее мать.
Миссис Портер наклонилась к ней поближе.
– Хочу тебе кое-что посоветовать. Чтобы брак был счастливым, нужно держаться за то, что делает тебя тобой. Я знаю, как ты любишь библиотеку. Используй эту страсть.
– С радостью! – выпалила Элинор прежде, чем успела убедить себя в обратном.
– Чудесно. Давай зайдем ко мне и составим тебе расписание. С возвращением! – Миссис Портер хлопнула ее по спине. – Я добавила к нашей системе кое‐какие новые категории, хочу скорее их тебе показать, и к черту Дьюи.
Позже тем вечером в постели Элинор рассказала Уильяму о работе в библиотеке. Сначала он был против, говорил, что будет достаточно зарабатывать, так что ей работать необязательно, но после поцелуев и уговоров все‐таки начал к ней прислушиваться. Элинор прямо сказала ему, что ей это очень надо. Потом она почувствовала, как ребенок внутри нее зашевелился, и Уильям прижал ладонь к ее животу, чтобы тоже это ощутить. Он был в таком восторге, что со спорами было покончено. Элинор добилась своего.
Глава 5КаюкРуби
Я успела натянуть через голову трикотажную кофточку, но еще не застегнула лифчик, когда в кладовку ворвалась худая женщина в синем платье и белом берете. Она изумленно оглядела наше самодельное любовное гнездышко. Шимми встал передо мной, будто мог скрыть меня от ее глаз.
– Симон Шапиро! – Женщину трясло. – Ты что, вконец рехнулся?
– Ма!
– Тут «ма» не отделаешься! – Из ее накрашенных губ летели брызги слюны. – Как ты мог так предать наше доверие и развлекаться с этой… этой шлюхой? – Ее слова были наполнены таким гневом, что причиняли мне физическую боль. Я попыталась спрятаться от нее, прикрывшись руками, но она нажала на кнопку переключателя, и комнату залил свет, высветив нашу тайну. Мне всегда нравился наш запах, но тут меня вдруг затошнило от него.
– Мне позвонила Эстер Хоффман и сказала, что ты водишь в кладовку цветную девушку. Я ни секунды в это не верила! Я думала, она с кем‐то спутала моего Шимми, но теперь вижу, как ошибалась.
– Мам, я могу все объяснить, – умоляюще произнес Шимми, но он весь съежился от стыда.
Мне больше всего хотелось, чтобы пол разверзся и проглотил меня.
– Наденьте на себя что‐нибудь! – крикнула она, потом повернулась и вышла в переднюю часть магазина.
Мы с Шимми быстро и молча оделись. Я поднялась на ноги, разгладила юбку и попыталась расчесать волосы пальцами, зная, что особенно это ничего не изменит. Шимми вышел из кладовки, а я за ним.
Миссис Шапиро была маленького роста, с тонкими губами и темными волосами до плеч. Глаза у нее так потемнели от ярости, что, казалось, она бы убила меня на месте, если б знала, что это сойдет ей с рук.
– Мам, это не то, что ты думаешь, – сказал Шимми, шагнув к ней.