Наманикюренные пальцы она уперла в бока.
– Огайо, я надеюсь, ты не собираешься в таком виде идти завтракать.
– Надин! – Элинор завела ее в прихожую, чтобы Надин не стояла на утреннем солнце. – Я так рада тебя видеть.
Они обнялись. Поскольку Элинор, выйдя замуж, поселилась вне кампуса, в последние полгода виделись подруги редко. Две недели назад они столкнулись в библиотеке, долго обнимались и радовались встрече, и Надин уговорила Элинор позавтракать вместе.
– Почему у тебя такой вид, будто ты только проснулась? Ты что, забыла про нашу встречу?
– Проспала, – извиняющимся тоном сказала Элинор. – Во всем виновата беременность.
– Ну ладно. Там жутко жарко, давай никуда не пойдем, а я тебе тут что‐нибудь приготовлю. – Надин скинула туфли и отпихнула их в угол.
– Еды у нас полно, я недавно ходила по магазинам, – сказала Элинор, идя за Надин в кухню.
– Отлично. Если я что и умею готовить, так только завтрак.
– Фартуки висят в кладовке, – подсказала Элинор. – Ты умеешь обращаться с кофейником с фильтром?
– Разберусь.
– Ты только не обожгись. Я скоро спущусь.
– Мне нравится, как ты тут все обустроила; с тех пор, как вы въехали, стало гораздо лучше, – крикнула Надин с кухни.
На верхней площадке Элинор заглянула в гостевую спальню, но раз у нее в гостях Надин, времени на утренний ритуал не оставалось. Вместо этого Элинор по пути в душ прочитала молитву, надеясь, что этого хватит.
Когда Элинор на запах бекона и яичницы вышла к столу, Надин как раз положила в тостер ломтики белого хлеба.
– Потрясающе выглядишь, Огайо! – воскликнула она.
На Элинор было платье с запа́хом, застегивавшееся на корсаже жемчужными пуговицами, а волосы она убрала наверх.
– Мне сегодня к врачу. Не могу допустить, чтобы среди коллег мужа пошли слухи, что у него жена затрапезно выглядит, – сказала она Надин, а про себя подумала, что это тем более важно, поскольку Роуз Прайд очень хочет продемонстрировать всем, что Элинор не их круга.
– Отец одолжил мне машину, так что могу тебя подвезти.
– Отлично. – Элинор налила себе кофе, а Надин выключила горелки на плите.
– Надеюсь, ты не против, что я навела беспорядок на твоей красивой кухне.
– Ох, да брось ты. Мне только приятно, когда для разнообразия готовлю не я, а кто‐то другой. А у тебя какие на сегодня планы?
– Отвезу тебя и вернусь к отцу в офис. Он все лето меня терроризирует. Напомни мне, чтоб я больше никогда у него не работала. – Она пододвинула Элинор полную тарелку еды.
– Я думала, у вас хорошие отношения.
– В семье хорошие, а на работе не очень. – Надин положила еды и себе на тарелку, села и взяла чашку с кофе.
За завтраком она рассказала Элинор все последние новости. Кто выходит замуж, кого бросили.
– Я слышала, Грета пошла работать в школу Данбер Хай. Может, подцепит там учителя биологии себе в мужья.
Элинор вытерла жир от бекона на уголке губ.
– Я была бы только рада, чтоб она от меня отстала, но сомневаюсь, что семья Греты позволит ей выйти за простого учителя.
– Ну, она не молодеет. Роуз Прайд все так же от нее без ума?
Элинор пересказала Надин подслушанный разговор. Та разозлилась именно настолько, насколько Элинор ожидала.
– Надеюсь, после рождения ребенка она от меня отстанет. – Элинор откусила кусочек тоста – Надин обильно намазала его маслом, именно так, как Элинор любила. – Кстати, о ребенке – я надеюсь, ты окажешь мне честь стать крестной.
– Правда? – Надин прямо‐таки взвизгнула от восторга.
Элинор кивнула.
– И Уильям не против?
– Нет, конечно.
– Я с радостью! – заявила Надин с широкой улыбкой. – Буду баловать этого ребенка от всей души.
– Ну, в пределах разумного, – отозвалась Элинор.
Надин посмотрела на часы.
– Так, нам все‐таки пора. Не хочу, чтобы ты опаздывала, и очередной лекции от отца тоже не вынесу.
Надин подъехала к кольцевому перекрестку перед университетской больницей Говард. Именно тут работал и Уильям, но Элинор никогда с ним не пересекалась, когда приходила на осмотры, – он был слишком занят как ординатор.
– Ну, пока, не пропадай, – крикнула Надин из окошка машины.
Элинор помахала ей рукой и зашла в больницу. Ее сразу накрыло запахом спирта и дезинфектанта, и она постаралась задержать дыхание, пока не добралась до лифта, на котором в одиночестве поднялась на второй этаж.
В маленькой приемной было ужасно холодно, и Элинор пожалела, что не сунула в сумку шарф. Записавшись у приемной стойки, она села и принялась листать последний номер «Лайф», на обложке которого маленькие девочки держались за руки посреди пляжа.
В вестибюле ждали еще две беременных. У той, что сидела по диагонали от Элинор, огромный живот, казалось, вот-вот вырвется из комбинезона. Несмотря на холодок, она обмахивалась рукой, а у ее опухших ног возился с кубиками еще один малыш. У второй пациентки, одетой в платье с запа́хом почти как у Элинор, срок, похоже, был всего на несколько недель больше. Она встретилась с Элинор взглядом и вежливо улыбнулась. Женщину с большим животом вызвали к врачу первой.
Когда она ушла, женщина с милой улыбкой наклонилась к Элинор и спросила:
– У вас первый?
– Да. – Элинор откашлялась. – А у вас?
– Тоже. Вы когда ждете?
– В начале января.
– А у меня должно быть где‐то в районе Дня благодарения.
– Как раз к праздникам.
– Настоящее благословение. Давайте обменяемся телефонами. Как только малыши родятся, все наши бездетные подруги нас покинут. Приятно будет иметь с кем поговорить.
Такая прямота ошарашила Элинор, но одновременно и успокоила. Она достала из сумки листок бумаги и записала свой номер.
– Я Лоис, – сказала женщина и взяла листок.
– Элинор.
Женщину вызвали в кабинет прежде, чем она успела дать свой телефон Элинор.
– Я вам позвоню, – сказала она, оглянувшись через плечо. – Рада познакомиться.
Вскоре медсестра вызвала Элинор и провела ее в смотровую, сказав, что доктор подойдет через несколько минут.
Элинор рассматривала нейтрального вида плакаты с цветами на стенах, гадая, как будет выглядеть ее ребенок. Будут ли у него симпатичный нос Уильяма и ее высокие скулы? И какого он будет цвета? Она знала, что Роуз надеялась на светлокожесть ребенка, но сама Элинор считала, что немного смуглой кожи этой семье не помешает.
В дверь постучали, и вошел седеющий мужчина в очках с проволочной оправой.
– Миссис Прайд, рад снова вас видеть.
– Доктор Эйвери, – Элинор села прямее.
Он подошел к крошечному умывальнику помыть руки и начал объяснять:
– Сегодня я осмотрю ваш живот, как требуется при осмотре на сроке в восемнадцать недель. Если вам станет больно, скажите, и я буду давить слабее. Еще мы сделаем несколько замеров, а потом я проверю сердцебиение плода.
Левой рукой он мягко прощупал ей живот, потом с силой нажал в районе таза. Элинор не сводила глаз с флуоресцентной лампы под потолком, но при этом чувствовала, как ладонь доктора движется из стороны в сторону, сверху вниз.
– Стетоскоп Пинара. – Доктор Эйвери протянул руку, и сестра вложила в нее металлический полый на вид рог.
– Я прижму стетоскоп к вашему животу, чтобы услышать движения и сердцебиение плода.
Доктор Эйвери нажал на рог посильнее, и это заставило Элинор взглянуть ему в лицо. Она заметила, что он хмурится. Кожа у него была такая светлая, что Элинор видела, как щеки начинают краснеть.
– Сестра, давайте попробуем фетоскоп.
Сестра протянула ему что‐то похожее на стетоскоп, но с закругленным колоколом внизу. Вставив наушники в уши, он снова нажал на ее живот этим устройством.
– Когда вы последний раз чувствовали, что ребенок шевелится?
Элинор задумалась. Она бы вспомнила, если б такое случилось за завтраком, потому что тогда бы рассказала об этом Надин.
– Обычно он вечером активнее. Сегодня я не припомню особенного шевеления. Все в порядке?
– Попрошу вас раздеться ниже пояса. – Он убрал фетоскоп. – Мне нужно провести внутренний осмотр. Не стоит беспокоиться. Иногда они на этой стадии упрямятся.
Сестра протянула ей больничную рубашку.
– Мы вернемся через минуточку, – доброжелательно сказал доктор Эйвери, но Элинор почувствовала прилив паники.
Она дрожащими руками сняла юбку и хлопковые трусы, но чулки оставила – решила, что так будет приличнее. Элинор пыталась прогнать тревожные мысли, но ничего не получалось, они завладевали ею все больше.
Доктор и медсестра вернулись с каменными лицами. Элинор так отчаянно молилась про себя, чтобы с ребенком было все в порядке, что не могла сосредоточиться на том, что они говорят, – их слова волнами обтекали ее. Тем временем Элинор подвели к гинекологическому креслу, раздвинули ей бедра, принялись тыкать ее холодным инструментом и пальцами, теребить и дергать.
– Ой! – Она дернула ногой, но пухлощекая медсестра доброжелательно поправила ее положение в кресле, а потом придержала лодыжку Элинор рукой.
От света под потолком у нее разболелась голова. Когда доктор снял одноразовую перчатку, Элинор увидела кровь на пластиковом пальце.
– Что происходит? – спросила она в тревоге.
Доктор Эйвери что‐то прошептал медсестре.
– С ребенком все в порядке?
– Минуточку, миссис Прайд. Мы скоро вернемся.
Элинор отметила, что он не встречается с ней взглядом. Что‐то не так. В комнате как будто стало еще холоднее. Она принялась водить пальцами по плечам.
Когда они вернулись, первым в комнату вошел Уильям, и в горле у Элинор встал комок. Он никогда к ней на прием не заглядывал. Уильям сильно побледнел; Элинор смотрела на него, пытаясь по его взгляду понять, что происходит.
– Они тебе позвонили? Что с ребенком?
Уильям не мог больше сохранять спокойствие.
– Доктор Эйвери сказал, что сердце не бьется.
Ее мир будто разбился на части.
– Пусть еще раз проверит.
Уильям потянулся взять ее за руку, но она отдернулась.