– Нет!
– Миссис Прайд, зародыш не шевелится. Боюсь, у вас замершая беременность. Мне очень жаль. – Элинор даже не знала, что доктор Эйвери тут, пока не услышала его голос.
Воздух в комнате стал неподвижным, Элинор чувствовала, что давится собственной слюной. Она яростно затрясла головой.
– Нет. Я вне зоны опасности.
– Нам очень жаль, – ответил врач. – Это редкое явление, но так бывает.
– Вы ошиблись. Пожалуйста, перепроверьте, – сказала Элинор, обхватив свой живот.
Уильям попытался ее обнять, но она отдернулась.
– Этого не может быть.
– Мы знаем, что это трудно, миссис Прайд, и очень сочувствуем вашей потере.
Он негромко обратился к медсестре:
– Пожалуйста, подготовьте бумаги для направления ее в родовое отделение.
– Родовое? – дернулась Элинор.
– При замершей беременности нам нужно извлечь плод, заставить вашу матку его вытолкнуть. Мы индуцируем вам роды, и откладывать это нельзя.
Элинор поверить не могла, что все повторяется.
– Мы справимся, – прошептал Уильям. Но Элинор не хотела справляться, она хотела своего малыша. Живого, у нее на руках, в ее жизни, в их доме.
– Мне так жаль, любимая. – Голос у него сорвался, и Элинор ощутила его разочарование. Она вышла замуж удачно, а он женился на неисправности.
Двери лифта открылись на шестом этаже. Медсестра катила Элинор по коридору, и со всех сторон она слышала стоны женщин на разных стадиях родов. Потом, как раз когда ее закатили в палату, Элинор услышала слабый писк новорожденного, который требовал материнского молока. На глазах у нее выступили слезы, она вся сжалась.
Так нечестно.
Уильям остановился подписать бумаги. Сестра каким‐то образом переложила ее в постель. Потом пришел доктор Эйвери и принялся объяснять, что будет дальше.
– Я начну с питоцина. По тридцать капель в минуту, чтобы начались роды. Через несколько часов всё закончится. Благополучно. Я скоро зайду и проверю, как у вас дела.
Новая медсестра поставила ей капельницу, и Элинор оставили одну. Жалюзи были открыты, и она видела, как с дерева за окном летят по ветру розовые лепестки. По щекам у Элинор текли слезы. Открылась дверь, тяжело вошел Уильям. При виде его она зарыдала еще сильнее.
– Ну, ну. Все в порядке.
Элинор позволила ему себя обнять.
– Нет. – Она наклонилась к нему поближе. – Это я во всем виновата.
– Не надо так.
Элинор утерла слезы тыльной стороной ладони.
– У меня был такой ритуал. Каждое утро, когда ты уходил на работу, я шла в молитвенную кладовку и благословляла ребенка. Сегодня я первый раз пропустила. Я проспала, и Надин…
– Элли, это не твоя вина.
– Моя.
– Это необъяснимое природное явление. Не вини себя. Ты не могла этому помешать. Даже молитвой. – Он обнял ее, и она рыдала ему в плечо, пока в ней еще оставалась хоть капля слез.
Глава 7УльтиматумРуби
К началу августа мы так и не нашли решения для моей растущей проблемы. Мы с тетей Мари сделали перерыв и перестали об этом разговаривать, будто наше молчание могло заставить проблему исчезнуть. Она еще пару раз приносила домой снадобья, которые, как предполагалось, должны заставить яйцо извергнуться, но меня от них просто тошнило. Если я правильно посчитала, срок у меня был почти пятнадцать недель. Время для того, чтобы все исправить, почти закончилось.
В Филадельфии на три дня воцарилась жара, и как бы я ни пыталась остыть, кожа у меня вечно была влажная. У меня внутри будто все сварилось. Чтобы избавиться от ощущения влажной липкости, мужчины в нашем квартале гаечным ключом отвинтили тугую крышечку с гидранта. Для половины квартала пробежка под струей воды сходила за купание. Большинство бассейнов в Филадельфии предназначались только для белых, и даже в те редкие моменты, когда спасатели пускали нас поплавать, надо было следить, не высыпали ли они гвозди на дно или не добавили ли в воду кислоту или отбеливатель, чтобы нас отвадить. Про это ходили просто ужасные слухи.
Я стояла у окна, надеясь почувствовать ветерок. Внизу визжали дети в обрезанных джинсах, шлепая босыми ногами по черному гудрону. Пот скапливался у меня между тяжелыми грудями, стекал по позвоночнику.
– Давай-ка сыграем в джин рамми прежде, чем я уйду на работу. Разобью тебя в хлам, – заявила тетя Мари. Она сидела на тахте в растянутом лифчике и выцветшем комбинезоне и тасовала колоду карт.
– Ты хочешь сказать, дашь мне тебя разбить.
– Это я тебя научила играть!
– И ученик превзошел учителя.
– Не болтай чепухи, – ухмыльнулась она, раздавая карты.
Я уселась на тощенькую подушку на полу и принялась раскладывать свои пять карт по мастям, как вдруг в дверь постучали. Стук был настойчивый, как у полицейских. Тетя Мари сунула руку под тахту, чтобы проверить, на месте ли ее двадцать второй калибр, потом тяжело поднялась на ноги, подошла к двери и выглянула в глазок.
Обернувшись, я с изумлением увидела, как в дверь спокойно входит мать Шимми. Каждый волосок у нее на голове лежал гладко, ни на юбке-карандаше, ни на трикотажной блузке не было ни морщинки. Хотя все мы плавились от жары, она сложила руки перед собой, не снимая кружевных перчаток.
– Миссис Шапиро. Квартплата только в конце недели. – Тетя Мари выпятила бедро.
– Прошу прощения за вторжение, – отозвалась миссис Шапиро. Я видела, как она обвела глазами комнату. Выцветшие простыни, приколотые кнопками к окну вместо занавесок, облупившаяся краска на стенах, трещины в деревянном полу, в которых грязь начинала застревать через секунду после уборки, наши стираные трусы и лифчики, сушившиеся на спинках разномастных кухонных стульев и больше похожие на тряпки. Я только сейчас заметила, что в комнате до сих пор пахнет вчерашним ужином, жареной рыбой и окрой, а из крана, который мистер Шапиро так и не починил, подтекает вода. Невозможно представить, насколько жалкой выглядела наша жизнь под острым взглядом миссис Шапиро.
– Я быстро.
– Не хотите присесть? – Тетя Мари сняла белье с ближайшего стула и пододвинула его поближе.
Миссис Шапиро вскинула руку к горлу, но к стулу не подошла. Она словно бы специально не встречалась с нами взглядом, предпочитая глядеть на гвоздь в стене над печью.
– Не знаю, говорила ли она вам, что я застала их с моим сыном, – сказала она гвоздю. – Мы обе знаем, что они для такого слишком молоды. Это сломает им жизнь. А она ведь такая способная. Ты одна из кандидатов «Взлета», так ведь?
– Да, мэм. – Я встала с пола и подошла к печке, чтобы лучше ее видеть.
– Стипендию уже совсем скоро будут присуждать, вряд ли ты захочешь потерять такой шанс.
– Что вы предлагаете, миссис Шапиро? – По тому, как тетя Мари провела большим пальцем по указательному, я чувствовала, что ее начинает раздражать эта белая женщина в нашем доме. Пусть даже, строго говоря, миссис Шапиро владелица этого дома. Тетя Мари платила за жилье, так что она тут была главная.
– Я хочу вам помочь избавиться от проблемы. – Миссис Шапиро подняла подбородок и заставила себя наконец улыбнуться именно тете.
– Ну и? – отозвалась тетя, глядя на нее в упор.
– В тех редких случаях, когда в нашем сообществе случается такая неприятность, мы обычно отсылаем девушек.
– У нас на юге никаких родных нет, если вы про это.
– В приют для незамужних девушек с проблемами. – Она впервые посмотрела на меня. – Я потихоньку навела справки и нашла место в Вашингтоне, которое занимается такими вещами. Там дорого, но я готова все оплатить.
– Вы хотите ее туда отправить, и что дальше?
Миссис Шапиро сжала руки.
– Они возьмут ребенка и отдадут на усыновление в любящую семью с чудесными родителями. Так будет лучше для всех.
– Лучше для вас. – Тетя Мари цокнула языком.
– Честно говоря, я даже не уверена, что это моего сына, но я готова помочь.
Я опустила голову и сглотнула, хотя мне хотелось закричать, что я никогда не была ни с кем, кроме Шимми!
– Чушь, – отозвалась тетя Мари. – Если бы вы не были уверены, что ребенок вашего сына, вы бы сюда не пришли. – Она прихлопнула комара, раздавив его в своих широких ладонях, и сдунула его на пол. – Ваш парень без ума от этой девочки, и вы это знаете.
– Я одно хочу сказать, – напряженно ответила миссис Шапиро. – Так она сможет получить стипендию и поступить в колледж. Сделать вид, что всего этого кошмара никогда не было.
– А с чего вы так уверены, что я ее получу? – хрипло выдавила я. – Стипендию в Чейни?
– Я член комитета, дорогая. Я все устрою. Если мы договоримся, – сказала она, кивнув мне.
– Мы это обсудим. – Тетя Мари стояла широко расставив ноги и всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Миссис Шапиро отерла лоб тыльной стороной руки в перчатке.
– В этом доме только четыре места для негритянских девушек. И на сегодняшнее утро свободно из них было только одно. Нужно действовать быстро – пока шанс еще есть. Пожалуйста, не тяните с решением. – Она достала из сумки буклет и протянула мне. Глянцевую обложку украшала фотография величественного кирпичного особняка.
– Так правда будет лучше, дорогая. Позаботься о своем будущем.
– Я же сказала, мы об этом подумаем, – заявила тетя Мари и направилась к миссис Шапиро, заставив ту развернуться и выйти в коридор. – Всего хорошего.
Интересно, Шимми знал, что его мать пришла ко мне с такой настоятельной просьбой? Я его не видела с тех пор, как он сделал мне предложение в кладовке за кондитерским магазином. Пару раз он звонил, рассказывал, что мать отправила его в Бруклин под предлогом, что дяде нужна помощь, но мы оба знали, что она старается нас разлучить. Шимми обещал вернуться, как только сможет, и много раз повторил, что он меня не бросит, что это наша общая проблема. А в итоге я тут все равно разбиралась с этой проблемой одна.
Тетя Мари подошла к раковине и включила воду. Она подождала какое‐то время, потом налила себе стакан воды. На верхней губе у нее сразу выступили капельки пота, потом пот стал собираться на лбу. Тетя закрыла глаза и принялась покачиваться; у нее явно был прилив жара. Как‐то раз она сказала, что в таких случаях иногда заглядывает в будущее. Я надеялась, что и сейчас так.