– Ты ела?
– Чуть-чуть.
– Тебе нужно беречь силы.
– Уильям? – Она наконец поймала его взгляд. – Я совсем недолго знала, что беременна. Не успела я решить, что делать, как у меня случился выкидыш. Мама сказала, что Бог дает мне второй шанс. Она сказала, мне нужно новое начало, поэтому я записалась в Говард, а не в какой‐нибудь университет поближе к дому.
Уильям молчал, сжимая зубы.
– Извини. Это единственный мой секрет от тебя. Пожалуйста, прости меня.
Уильям большим пальцем повертел на пальце обручальное кольцо.
– Все это было и прошло. Теперь нам остается только сосредоточиться на нашем будущем.
Элинор выдохнула с облегчением. Уильям ее не бросит. Они справятся с этим вместе.
– Больше никаких секретов, – сказал он, когда медсестра вкатила тележку с ужином. Комковатое пюре с фрикадельками, овощной салат, апельсиновый сок и горячая вода вместо чая.
Когда сестра ушла, Уильям поднялся на ноги.
– Мне пора на работу. Когда смогу, загляну проверить, как у тебя дела. – Он чмокнул ее в лоб, но его губы едва коснулись ее кожи.
Той ночью Элинор спала беспокойно, а когда проснулась, Уильяма в палате не было. На ночном столике стояли кувшин с водой и пластиковый стаканчик, и она как раз тянулась к нему, как вдруг в дверь постучали. Элинор думала, это медсестра с осмотром, но когда она подняла голову, то увидела в дверях пожилую белую женщину.
– Здравствуйте, миссис Прайд, я мать Маргарет, – сказала монахиня, уверенным шагом входя в комнату. На ней было черное одеяние, а кожа под подбородком так отвисла, что Элинор вспомнила про индейку на День благодарения. На груди у монахини висел тяжелый золотой крест.
– Как я понимаю, вы пережили тяжелое испытание. Сочувствую вашей потере. Вы позволите? – спросила она, указав на стул.
– Да, конечно. – Элинор поправила одеяло.
Монахиня пододвинула стул к кровати и положила руку на бедро Элинор.
– Вы, наверное, думаете, это худшее, что могло с вами случиться. Но я пришла рассказать вам, что пути Господни неисповедимы.
– Простите? – Элинор резко повернулась к ней. Бог явно ее оставил. Он не ответил на ее молитвы, хотя она столько месяцев стояла перед Ним на коленях.
Мать Маргарет сложила руки и помолчала, похоже дожидаясь, когда Элинор уделит ей все свое внимание.
– Миссис Прайд. Я заведую домом для незамужних матерей неподалеку отсюда. У нас есть некоторое количество здоровых младенцев, которых родили негритянские девушки, попавшие в сложную ситуацию. Большинство из хороших образованных семей, есть несколько смешанной расы.
Элинор сжимала и разжимала край одеяла.
– Зачем вы мне это говорите?
– Я знаю, вы ошеломлены всем произошедшим. – Монахиня полезла в складки своего черного одеяния, достала визитку и протянула Элинор. – Буду рада повидаться с вами и вашим мужем, когда вы выйдете из больницы. Думаю, такой вариант вам обоим отлично подойдет. Жаль будет, если такая прекрасная пара лишится радостей родительства.
Элинор не хотела чьего‐то ребенка – она хотела родить своего. Она хотела ребенка с улыбкой Уильяма и с ее глазами.
Монахиня встала и протянула Элинор руки.
– Могу я за вас помолиться?
Элинор хотела только одного: чтобы ее оставили в покое. Она кивнула, готовая на что угодно, лишь бы монахиня ушла.
Руки у матери Маргарет были холодные как лед и обветренные, но голос ее звучал твердо.
Радуйся, Мария, благодати полная!
Господь с Тобою;
благословенна Ты между женами,
и благословен плод чрева Твоего Иисус.
Святая Мария, Матерь Божия,
молись о нас, грешных,
ныне и в час смерти нашей.
Аминь.
Мать Маргарет перекрестилась, потом поднесла свой золотой крест к губам.
– Надеюсь, это принесло вам утешение.
Элинор кивнула из вежливости к монахине, но не ощутила ничего, кроме грусти, – ну и еще писать очень хотелось.
– Миссис Прайд, мы работаем так аккуратно, что никому, кроме вашего мужа, необязательно знать об усыновлении. Подумайте об этом. На свете существует младенец, который предназначен именно вам.
Она закрыла за собой дверь.
Элинор повертела визитку в руке, потом сунула под подушку.
Глава 9Как правильноРуби
За следующие несколько дней я столько раз перечитала буклет дома для «заблудших девушек», что некоторые его куски выучила наизусть. Тетя Мари высказала свое мнение, но мне надо было поговорить с Шимми. С тех пор, как неделю назад к нам пришла его мать, я пыталась до него дозвониться, но мы все время пропускали звонки друг друга.
В пятницу я понадеялась, что в эти выходные родители позволят ему приехать домой из Бруклина. Несмотря на жару, я надела розовую футболку и шорты, вышла с книжкой наружу, уселась на ступени и стала ждать. Каждый раз, когда я слышала, как открывается дверь в магазин красок, я вздергивала голову, но Шимми не было. По улице прошел продавец фруктового льда в ковбойской шляпе. Я заплатила пять центов за вишневый, и у меня от него покраснели язык и пальцы.
К тому времени, как солнце перешло на мою сторону улицы, футболка на спине промокла от пота. Я взяла книжку и ушла в дом, но в квартире на третьем этаже было немногим прохладнее. От жары и попыток принять решение у меня гудела голова. Я попробовала еще раз позвонить Шимми домой, но после первого звонка трубку сняла его мать.
– Ты обдумала мое предложение, дорогая? – спросила она вместо приветствия.
«Дорогая» из ее уст совсем не похоже было на ласковое обращение.
– Мэм, я хотела бы поговорить с Шимми, пожалуйста.
– Шимми останется в Бруклине на неопределенный срок, но я тебя уверяю, что по этому вопросу у нас одинаковые взгляды. Он признал, что недостаточно взрослый для того, что вы там планировали. Так будет лучше для вас обоих.
Я помолчала.
– Вы не могли бы дать мне номер, по которому я смогу до него дозвониться? По тому номеру, который у меня есть, никто не отвечает.
– Боюсь, что нет. – Помедлив, она добавила: – Хочу дать тебе совет. Когда у девушек возникают проблемы, лучше им принимать решение в своих собственных интересах. Вспомни о своем большом будущем. Ребенок только помешает тебе достичь цели.
Я сглотнула комок, вставший у меня в горле, и произнесла:
– А вы уверены, что сможете мне гарантировать полную стипендию на все четыре года?
– Да, абсолютно. – Голос ее вызывал доверие. Она хотела этого не меньше, чем я.
У меня затряслись колени. Если Шимми отсутствует «на неопределенный срок», как она выразилась, вариантов у меня остается немного.
– Ладно. – В желудке у меня забурлило, словно в знак протеста, но я выдавила из себя слова, о которых думала весь день. – Пожалуйста, устройте все необходимое, – попросила я.
Она удовлетворенно вздохнула.
– Чудесно! Ты не пожалеешь. Я займусь всеми деталями и вскоре с тобой свяжусь.
Когда я рассказала тете Мари о своем решении, она попросила хозяина «У Кики» составить контракт, где будут перечислены все факты и все наши договоренности. Принеся бумаги домой мне на подпись, она объяснила свою логику.
– У белых короткая память. Так мы исключим возможность всяких фокусов. Не хочу попасть в тюрьму за то, что набила морду белой. – Она кинула мне черную перьевую ручку.
Всю эту неделю я старалась не думать о яйце, которое росло внутри меня. Когда меня тошнило, я себе говорила, что это грипп. И про Шимми я тоже старалась не думать. Мог бы за все это время и позвонить. Меня возмущало, как легко парню ускользнуть от ответственности, а девушке приходится разбираться со всем этим в одиночку. Шимми без проблем вернется на второй курс колледжа, а вот я пропущу весь осенний семестр последнего класса старшей школы. Миссис Шапиро сказала, что я смогу в отъезде проходить обычные занятия и что она договорится с миссис Томас, чтобы мне прислали все задания для «Взлета», чтобы я не отстала и могла все еще претендовать на стипендию. Еще она придумала объяснение для моего отсутствия – якобы я на несколько месяцев уехала в Вашингтон, чтобы участвовать в престижной программе стажировки. Так я сказала и Инес на случай, если ей вдруг вздумается меня найти, а меня не будет в городе.
Оставшееся время я провела почти в одиночестве – в основном сидела в квартире с холстами и красками, но даже это не прогоняло мою тоску. Мою вину и постоянный стыд.
В конце августа, когда срок моей беременности составлял девятнадцать недель, позвонила миссис Шапиро и сказала, что на следующий день на рассвете за мной заедет и отвезет в дом для незамужних матерей. Я подозревала, что отвезти меня лично она решила только затем, чтобы убедиться – я действительно там.
На следующее утро тетя Мари встала рано и сделала мне в дорогу сэндвич с двумя кусочками хрустящего скрэппла.
– Ты достаточно чистого белья с собой взяла?
Я показала на две муслиновые сумки у двери и кивнула.
– Обязательно стирай трусы каждый вечер. Не хочу, чтобы ты там бегала в грязных и чтоб эти белые говорили, мол, ты плохо воспитана, – напомнила мне тетя, и тут я внезапно перестала сдерживаться и зарыдала.
– Держись, мелочь, – сказала тетя. – Ты же знаешь, что в любой момент можешь позвонить домой.
– Я боюсь, – прошептала я.
– Будь сильной. Когда вернешься, сосредоточишься на том, чтобы стать круче всех в нашей семье, поняла?
Я вытерла слезы о ее цветастое платье.
– Ну, иди. – Она легонько подтолкнула меня.
Я взяла сумки и поплюхала вниз по лестнице. Синий «форд» стоял в переулке. Когда я открыла заднюю дверь, то увидела, что на переднем пассажирском сиденье рядом с матерью сидит Шимми. Он перегнулся через сиденье и обнял меня.
– Это не развлекательная поездка, – прошипела миссис Шапиро, оттаскивая Шимми от меня обратно на переднее сиденье. – Шимми, я тебе напоминаю, что ты здесь только потому, что приличные женщины в одиночку по шоссе не разъезжают. Веди себя соответствующим образом, пожалуйста.