– Мы возьмем малыша Января домой и будем его или ее любить. Все будет замечательно. – Уильям притянул ее лицо к своему.
– Нашего малыша. – Элинор обхватила его за талию.
Теперь им оставалось только придумать, как это все провернуть, чтобы никто не узнал.
Глава 2Дом МагдалиныРуби
Не успела я дойти до дома, как серебристая защитная дверь со скрежетом открылась. В дверях стояла женщина в монашеском одеянии, с покрытым морщинами суровым лицом.
– Добро пожаловать в Дом Магдалины. Меня зовут мать Маргарет.
Она была настоящая амазонка, как минимум сантиметров на десять выше меня. Посмотрела сверху вниз и сказала:
– Пойдем.
Я двинулась за ней, и по короткому коридору мы вышли на просторную кухню. Там было влажно, жарко и пахло тушащимся мясом. За столом сидели две светловолосые девочки-подростка, обе с тяжелыми животами, будто слишком большими для их худеньких тел, и чистили морковь и белый картофель. Та, которая чистила морковь, оглянулась, а потом быстро отвела взгляд, но веснушчатая девочка со свалявшимися волосами, чистившая картошку, слегка мне улыбнулась.
Идя за матерью Маргарет дальше в дом, я услышала плач, громкий и настойчивый. Чем дальше, тем более не по себе мне становилось. Плотное платье матери Маргарет шуршало вокруг ее ног, звук плача ее словно бы не беспокоил.
– Это столовая, тут тебя будут кормить три раза в день.
В столовой стояли параллельно друг другу два длинных стола, а чуть слева еще один, круглый, накрытый на четверых. Дальше справа находилось классное помещение «для еженедельных занятий этикетом, шитьем, уроков обаяния и изучения Библии».
Мы прошли мимо маленькой гостиной с двумя диванами, где мне раз в неделю предстояло встречаться с соцработником. Пол под ногами у матери Маргарет потрескивал и с каждым шагом становилось все холоднее. Я ощущала этот внезапный мороз всем телом, с головы до пят. Мы дошли до конца коридора. Мать Маргарет обернулась ко мне, и я не в состоянии была расшифровать выражение ее лица.
– Это комната позора. Туда мы отправляем плохих девушек. – Она уставилась на меня так, что я застыла в неподвижности. – Надеюсь, тебе не придется выяснить, что за этой дверью.
– Да, мэм, – прошептала я.
– Да, ваше преосвященство. – Она продолжала выжидательно сверлить меня взглядом. После продолжительного молчания, которое казалось мне бесконечным, я поняла, что мне полагалось повторить титул. Я сделала, что требовалось.
Удовлетворенная мать Маргарет развернулась ко мне спиной и пошла вверх по лестнице. Поднявшись на два пролета, она остановилась перед арочным дверным проемом темного дерева и снова повернулась ко мне, прямая как статуя, сложив руки на животе.
– Девушек мы здесь называем только по имени. Никакие личные дела не обсуждаются. Миссия у нас простая. Спасти ваши души.
Мне хотелось в туалет примерно с самого момента прибытия, но от страха я об этом забыла. Теперь же капелька мочи все‐таки вытекла, и я сжала бедра, чтобы дальше ничего не текло. С тех пор, как внутри меня выросло яйцо, у меня ни разу не было проблем с удержанием мочи – до сих пор.
Мать Маргарет без стука распахнула дверь. Внутри я увидела четыре кровати и два небольших комода, придвинутых к крашенным в синий цвет стенам. На трех из четырех кроватей сидели девушки-подростки с кожей разных оттенков коричневого и на разных стадиях беременности. Увидев мать Маргарет, девушки встали.
– Добрый день, ваше преосвященство! – хором выкрикнули две. Третья встала, но смотрела себе под ноги.
– Девушки, это Руби. Лоретта, пожалуйста, помоги ей устроиться.
Лоретта сунула в передний карман блузы листок бумаги, который держала в руке, и улыбнулась. Ее волосы с золотистыми прядями были собраны в высокий хвост, добрые глаза смотрели на меня легко и спокойно, и я поняла, что мы с ней прекрасно сойдемся.
– Ужин подается в половине шестого. Перед тем, как спуститься вниз, вымойте руки и лицо. – Мать Маргарет указала на маленькую раковину. – Чистоплотность сродни праведности, – гаркнула она и закрыла за собой тяжелую дверь.
– Черт, вечно она без стука вламывается, – сказала девушка со щелью между передними зубами. Волосы у нее были заплетены в две косы, загибавшиеся вбок пониже ушей.
Я подтащила свои сумки к пустой кровати и плюхнулась на подушку. Девушка со щелью между зубами сунула руку под подушку и достала пачку «Лаки страйк». Сунув сигарету в губы, она принялась изображать, что курит.
– Меня это успокаивает, – сказала она, показав на незажженную сигарету. – Меня все зовут Баблс. Лоретту ты уже знаешь, но я ее называю Златовласка – много ты знаешь девушек вроде нас со светлыми прядями в волосах? – хихикнула Баблс.
Лоретта закатила глаза.
– Болтай больше – как раз ребенок выйдет похожим на меня. Так всегда моя бабушка говорила – ребенок выходит похожим на того, на кого ты злишься.
Лоретта вытащила из кармана листок, который убрала, когда я пришла, и снова его развернула.
– А вон там Джорджия Мэй. – Баблс указала на тихую девушку, которая притянула колени к груди и теребила ногти на ногах. – Она не разговаривает.
Девушки были все разных оттенков – Лоретта светлая, как сливочный крем, Джорджия Мэй темная, как ореховое дерево, а Баблс где‐то посередине, карамельного оттенка.
– Тебе когда рожать? – Баблс еще раз изобразила, что затягивается.
– В конце января.
– А мне в начале, – сказала Лоретта.
– Джорджии Мэй в ноябре, мне в декабре. Значит, ты здесь младшая. Тебе больше будет поручений по хозяйству. – Баблс снова затянулась.
Возле кровати стоял небольшой комод, на нем лампа и Библия. Лоретта показала, какие два ящика мои. Пока я распаковывала то немногое, что привезла с собой, рыдания начались снова.
– Что это за звуки? – спросила я, поглядев на соседок.
– Просто девушка, которая отдала ребенка. Сожаления – ужасная вещь. – Баблс выдула воображаемое кольцо дыма.
– Привыкнешь, – сказала Лоретта, убирая письмо обратно в карман. Края у него были обтрепанные.
– Вот почему ребенка я оставлю, что бы эти белые там ни говорили.
Баблс убрала сигарету обратно в пачку и засунула ее под подушку.
Лоретта бросила печальный взгляд на Баблс.
– Ты же знаешь, почему ты тут. Будет проще, если ты это примешь.
– Хм, приму, почему нет. Пну кого‐нибудь из них под зад, так и приму, – гордо заявила Баблс.
– Лучше не думай об этом, – сказала мне Лоретта. – У тебя еще полно времени до перехода. Постарайся просто радоваться жизни, как я.
– Перехода? – переспросила я.
– Ну, когда ты рожаешь, ты как бы переходишь на другую сторону, – объяснила Лоретта.
– Перечитывать одно и то же письмо – что‐то это непохоже на радость жизни, – резко заметила Баблс.
– Ну, я просто скучаю по Ракеру, что тут скажешь? – Лоретта прикоснулась к нагрудному карману.
– Лучше б читала те скучные книжки в углу. – Баблс показала на книжную полку, которую я раньше не заметила. – Они тебя уж точно отвлекут.
В одну из сумок я запихнула несколько небольших холстов, кисти и несколько тюбиков краски и теперь сунула все это под кровать. Внезапно меня накрыло такой усталостью, будто я пришла сюда пешком из Северной Филадельфии. Жалобный плач продолжался, но я уткнулась одним ухом в подушку, а другое прикрыла рукой.
По системе оповещения, которая была подключена и к нашей спальне на чердаке, раздался звонок. Мы все встали, по очереди вымыли руки и лицо в крошечном умывальнике у окна, а потом вереницей вышли из комнаты. В столовой Баблс направилась к маленькому круглому столу, накрытому на четверых. Там стояли корзинка с хлебом и блюдо с тушеным мясом, запах которого я учуяла, когда приехала. За длинным столом сидели блондинки, брюнетки и одна рыжая – восемь девушек, и все белые.
Мать Маргарет встала перед незажженным камином, молитвенно сложив руки.
– Давайте склоним головы. Благослови Боже нас и эти дары, которые мы получаем от щедрот Твоих через Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.
Ложки застучали о миски.
– Ох уж эта еда белых. – Баблс потянулась за солонкой и перечницей прежде, чем попробовала еду.
Ели мы в основном молча. Баблс была права; тушеное мясо оставалось довольно безвкусным, сколько бы я его ни солила, но я слишком проголодалась, чтобы обращать на это внимание. Когда мы поели, я взяла пример с остальных и помогла убирать. Кто‐то из девушек пошел в кухню мыть и вытирать тарелки, другие протирали стулья и подметали пол. В кухне Баблс почистила кастрюли, а Лоретта вымыла плиту. Мы с Джорджией Мэй собрали весь мусор, завязали мешки и вынесли их к помойным ведрам за домом.
Когда мы всё прибрали, Баблс прошептала мне:
– Готовься. Дальше ежевечерняя молитва.
Мы все вошли в гостиную с большими окнами и балками красного дерева на потолке. Там стояли два мягких дивана, и я направилась к одному из них, но Лоретта схватила меня за руку.
– Наше место тут, – сказала она, указав на металлические складные стулья у широкого окна.
– Диван для фарфоровых, – Баблс постучала себя по ладони.
Я удивленно посмотрела на нее.
– Я так этих белых зову.
Белые девушки втиснулись на диваны, и я поняла, что Баблс имела в виду.
Вошла мать Маргарет, прижимая к груди Библию. Две девушки с животами среднего размера раздали присутствующим Библии из стопки, лежащей на столе. Нам выдали только две, так что я наклонилась к Джорджии Мэй, чтобы нам с ней хватило одной.
Мать Маргарет опустила иглу проигрывателя, и заиграла музыка. Джорджия Мэй открыла сборник гимнов, лежавший у нее под сиденьем, и показала мне нужное место. Я шевелила губами, пока другие девушки пели: «Не бойся, Я всегда с тобой, иди за мной, познаешь ты покой».
Через два куплета мать Маргарет выключила музыку и уставилась на нас.
– Простит ли меня Бог за блуд до брака? Как я могу раскаяться в своих грехах? Вот о чем вы должны себя спрашивать каждое утро, девушки.