Комната затихла. Я огляделась, чтобы понять, как будут себя вести остальные девушки, но лица у них были как каменные.
Мать Маргарет открыла свою Библию.
– Откройте Первое послание к Коринфянам, глава шесть, стих восемнадцать. Виола, прочти, пожалуйста.
Виола, девушка с голубыми глазами и темными волосами, откашлялась. «Бегайте блуда; всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела».
– Это про вас, девушки. Вы совершили главный грех, поддавшись искушению блуда. – Она посмотрела на нас, и я опустила глаза. Я редко ходила в церковь, так что не готова была к религиозной лекции, которая, казалось, тянулась вечность. Когда мать Маргарет пришла к выводу, что мы усвоили то, что она хотела нам сказать, нам выдали по два сахарных печенья и стакан теплого молока и отправили в кровать.
Когда свет выключили, я подтянула колени к груди и обхватила себя руками. Я была пристыжена и напугана. Во что я влипла? Это не тот приют для девушек, о котором я читала в буклете. Но это все равно лучше, чем разрушить свою жизнь. Надо просто не высовываться и пережить это все.
Глава 3Мать-тигрицаЭлинор
Элинор стояла у раковины, вытирая последнюю тарелку, оставшуюся после завтрака, и думала про свою мать. Они не разговаривали уже три недели, дольше откладывать было нельзя. Элинор твердо решила держать усыновление в секрете, но соврать матери про ребенка будет нелегко. Она напомнила себе, что это мать учила ее, как важно все держать в секрете, чтобы начать жизнь сначала. Ну и потом, тут хотя бы это их общий с Уильямом секрет.
Она поставила последнюю тарелку в шкафчик, внутренне готовясь набрать номер матери, и тут услышала, как захлопывается дверь машины. Выглянув из окна, Элинор увидела, как по подъездной дорожке идет Роуз Прайд. Не успела она взять себя в руки, как Роуз уже постучалась в окошко их задней двери.
– Доброе утро, я вас сегодня не ждала, – сказала Элинор в качестве приветствия, но Роуз, проигнорировав условности, прошла мимо нее в кухню.
В одной наманикюренной руке у Роуз была сумка-шопер, а в другой папка с бумагами. Судя по жакету-пеплуму и юбке в тон, у нее сегодня были какие‐то дела, и Элинор почувствовала, что выглядит неказисто в невнятном халате и без лифчика. Да и волосы у нее до сих пор были накручены на бигуди и убраны под тюрбан.
– Уильям уже ушел в больницу, – сказала она, надеясь, что Роуз не задержится надолго. Чайник вскипел, и она планировала поболтать с матерью за лавандовым чаем, а потом прочесть несколько глав о древних цивилизациях для курса истории.
Если Роуз и поняла, что Элинор пытается от нее избавиться, то никак не отреагировала, а поставила сумку на кухонный стол и раскрыла папку, разложив листы бумаги с диаграммами и датами.
– Так, чтобы у нас все получилось, с этого момента каждое твое движение нужно делать с умом.
– Что, простите? – изумилась Элинор. О чем это Роуз? Не могла же она иметь в виду…
– Раз ребенок должен появиться в январе, давай отсчитывать назад от этой даты.
– Уильям вам сказал?
– Конечно. Без меня вы бы не справились. – Она многозначительно посмотрела на Элинор. – Я немедленно взялась за дело. Слава богу, тебя смотрел доктор Эйвери, а наши с ним семьи дружат уже три поколения.
Она достала из сумки очки для чтения.
– Да, и очень сочувствую вашей потере. Мой Уильям был вне себя от горя. Потому‐то я и взялась за дело.
Элинор лишилась дара речи.
– Но, как обычно говорила моя мать, когда жизнь дает тебе лимоны, лучше учиться жонглировать. Именно так и поступают Прайды. Сейчас я тебе все объясню. – Она жестом пригласила Элинор сесть за кухонный стол.
Она прямо сказала Уильяму, что хочет, чтобы про усыновление никто не знал, а он все рассказал матери. А Элинор‐то думала, что они вдвоем против целого мира.
– Доктор Эйвери уверил меня, что никто из его сотрудников никому ни слова не скажет о твоем печальном пребывании в больнице. Так что у нас появляются все возможности для осуществления плана.
– Плана? – Элинор поджала пальцы ног в тапочках.
Роуз через стол пододвинула к Элинор листы бумаги, та взяла их и прочитала. Роуз составила для нее календарь выходов в свет.
– Если ребенок родится в январе, думаю, после первого октября лучше тебе нигде не показываться.
Элинор сглотнула. Прошло меньше двух суток с момента, когда они приняли решение, а Роуз уже взяла командование на себя.
– Хорошо, что я умею шить. – Роуз достала из сумки подушку телесного цвета с тонкими завязками. Прокладку, которую Элинор придется носить на талии.
– Еще я принесла тебе каталог «Лейн брайант». Это чуть ли не единственное место, где продается стильная одежда для беременных, скрывающая твое состояние. Я пометила несколько моделей, которые тебе могут подойти. – Она протянула брошюру с красными закладками и, не дожидаясь ответа, продолжила излагать свой план.
Через две недели Элинор появится на благотворительном ланче в Ассоциации христианских молодых женщин, но вскоре уйдет, объяснив, что ее подташнивает. Последний же раз она выйдет в свет на ужине в ознаменование шести месяцев с момента безвременной кончины доктора Чарльза Дрю.
– Это будет мероприятие для сбора средств, чтобы его исследования по переливанию крови не прекращались, – объяснила Роуз.
Элинор придет туда достаточно надолго, чтобы все увидели, как она расцвела, но недостаточно для серьезного разговора. Эти два мероприятия дадут Роуз достаточно материала, чтобы всем рассказать, мол, Элинор тяжело переносит беременность и ей прописали постельный режим.
– Уильям сходит на пару ужинов без тебя и поддержит эту тему. Тебе неплохо бы поехать в Огайо и провести несколько месяцев у матери. С глаз долой, так сказать. А потом вернешься к родам.
– Я не собираюсь покидать свой дом, – сказала Элинор с большим напором, чем рассчитывала. И своего мужа, добавила она про себя.
Роуз закрыла каталог.
– Ну что ж, как только сезон праздников начнется всерьез, люди будут интересоваться прежде всего своими собственными делами. Придется тебе пропустить поездку в Нью-Йорк на День благодарения, на вечеринку в честь помолвки Теодора. Мы не можем рисковать.
Теодор собирался жениться на дочери крупного нью-йоркского адвоката. Ее мать, известная танцовщица, преподавала в Школе искусства и исследований К. Д., которую создала в Нью-Йорке Кэтрин Данэм [7]. У Роуз всегда слегка розовели щеки, когда она говорила об этом браке.
– Мне пора бежать. – Она поднялась. – У нас ланч в отеле «Уайтлоу», будем обсуждать кампанию АБХ по сбору средств для нуждающихся девушек-издольщиц на сельском Юге. А ты начинай обдумывать цветовую гамму для комнаты ребенка. На следующей неделе пришлю плотника переделать одну из гостевых спален в настоящую детскую. Это будет подарок от нас, – подмигнула она.
Роуз достала контейнер этуфе с креветками и поставила на кухонный стол.
– Любимое блюдо Уильяма. Надеюсь, тебе тоже нравится.
– Спасибо. – Элинор выдавила из себя что‐то, что, как она надеялась, напоминает улыбку.
Когда машина Роуз отъехала от тротуара, Элинор накрыло волной гнева. Как он мог? За все время их брака она ни разу не звонила Уильяму в больницу, но сейчас направилась прямиком к телефону.
– Элли, все в порядке? – сказал он вместо приветствия.
– Ты рассказал матери?
– Что рассказал?
– Уильям, не строй из себя дурачка. Мы договорились держать это в секрете.
– Детка, ну она же нам поможет.
– Ты должен был сначала спросить у меня.
– Пожалуйста, успокойся. Я не знал, что тебя это так заденет.
– Правда? То есть ты не в курсе, что такое секрет?
Он какое‐то время помолчал.
– Давай поговорим, когда я вернусь домой.
Элинор с такой силой грохнула трубкой, что телефон упал на пол. Дрожа от гнева, она принялась выдирать из волос бигуди, царапая ногтями кожу головы. Как можно доверять Роуз? Она не была уверена, что Роуз можно доверять. Она ведь хотела аннулировать их брак! Кому еще скажет Роуз – матери Греты? Если Уильям рассказал ей об усыновлении, то, может, и о первом выкидыше в Огайо тоже?
Элинор слишком разозлилась, чтобы звонить матери или работать над заданиями по курсу древних цивилизаций, как планировала. Ей хотелось свежего воздуха и солнца на коже, но она уже боялась на кого‐нибудь наткнуться. Жирок беременности на ее лице и животе таял, как жир на горячей сковородке. Дело того не стоило. Вместо этого она открыла стоявшую на другом конце кабинета коробку с пластинками, которые миссис Портер прислала на прошлой неделе. Музыка всегда успокаивала Элинор, так что она села на пол, скрестив ноги, и стала по очереди ставить пластинки, записывая происхождение мелодий и используемые инструменты, пока ее гнев немного не отступил.
Стоило ей погрузиться в транс, день прошел быстро. Только глянув на часы, Элинор поняла, что уже почти обед. Через несколько минут задняя дверь заскрипела. Уильям вернулся пораньше и принес коробку с логотипом ее любимой кондитерской на Т-стрит.
– Пришел на переговоры с белым флагом, – заявил он, держа коробку перед собой, с улыбкой, которую Элинор обычно считала неотразимой, но не сегодня.
– Уильям, я думала, что все ясно сказала. Что я не хочу, чтобы кто‐нибудь об этом знал.
– Детка, я не думал, что ты имеешь в виду мою мать.
– Именно твою мать я и имела в виду. Я же тебе говорила, какие ощущения у меня вызывают она и ее подруги. Надо было сначала спросить меня. – Она уперла руки в бока.
– Слушай, Элли, я этого хочу не меньше тебя, и моя мать тоже. Обещаю, она не только сохранит наш секрет, но и поможет нам все провернуть. Она нам нужна.
– Это касается нас, Уильям. А не меня, тебя и твоей матери.
Элинор протянула ему расписание, которое составила для нее Роуз, включая диаграммы того, насколько большим ее живот должен быть для каждого выхода на публику.