Забавно, что мы обе попали в Вашингтон под прикрытием престижных стажировок и обе встречались с парнями, сильно отличавшимися от нас по социальному положению.
– Может, его письмо потерялось в пересылке? – сказала я, но она встряхнула головой.
– Пока мы сюда ехали, мама велела мне забыть про Ракера. Разобраться с этим, чтобы сосредоточиться на поступлении в колледж Спелман, где она сама училась. В колледже даже рассматривать мою заявку не станут, если узнают про всю эту историю. – Лоретта погрызла ноготь. Какое‐то время мы обе молчали, потом она спросила: – А твой парень тебя ждет?
– Может быть, но у нас все кончено.
– Ты его любишь?
Я кивнула.
– Но все сложно. Мой парень скорее вроде тебя, а я вроде Ракера.
Лоретта почесала лодыжку носком другой ноги.
– В смысле?
Я рассказала Лоретте про Шимми, про то, как мы встретились, как полюбили друг друга и что это его еврейская мама привезла меня в Пряничный домик и взяла обещание больше с ним не видеться.
– Белый еврейский парень? – Она изумленно распахнула блестящие глаза. – Ну ты даешь! А что твоя мама сказала?
Я напряглась.
– Мы с ней не близки. – Я отвела взгляд, надеясь, что она не станет расспрашивать. – Мы с мамой Шимми договорились. Я поеду сюда, а она обеспечит мне полную стипендию в Чейни. Иначе у меня не получится поступить: моя семья не может себе это позволить, – сказала я таким тоном, чтобы создать впечатление, что у меня двое родителей и вообще обычная семья, как у нее.
– Ну, ты хоть что‐то с этого получишь. – Лоретта прижала подушку к груди. Я не была уверена, за меня она грустит или за себя. Потом я вспомнила про марки, которые дал мне Шимми. Я ему писать не собиралась – миссис Шапиро ясно дала понять, что будет, если я напишу. Достав из сумки лист трехцентовых марок, я протянула его Лоретте.
– Попробуй еще разок ему написать. Я к обеду собираю следующую порцию писем. Если и на это письмо не ответит, забудь про него.
Лоретта взяла марки, вытащила из-под кровати блокнот и вытерла глаза.
– Спасибо, Руби. Дам ему еще один шанс.
– Молодец, и на этом все. – Я похлопала ее по бедру.
Глава 5Будущая матьЭлинор
Элинор осторожно провела кончиками пальцев по календарю, который держала в верхнем ящике. Сегодня у нее было бы шесть месяцев беременности. Потеря до сих пор ощущалась острой, болезненной и мучительной. Она перестала вычеркивать дни, но продолжала отслеживать стадии беременности, читая книгу «Будущая мать».
Убрав календарь обратно в ящик, она пошла в ванную приготовиться к новому дню. Под глазами у нее были мешки, и, глядя на них в зеркало, Элинор жалела, что ее телу не хватает совести дать ей выспаться. Каждую ночь она просыпалась часа в три, чтобы сходить в туалет, хотя у нее на мочевом пузыре больше не лежал зародыш. Может, тело до сих пор привыкает, или это фантомные симптомы.
Поплескав в лицо теплой водой, она поплелась по коридору к молитвенной кладовке, на утренний ритуал. Теперь, надевая свое одеяние, она молилась за младенца, которого родит кто‐то другой. Опустившись на пол, Элинор проделала все положенное, но в последнее время у нее не получалось молиться от души. Поднявшись с колен, она продолжала тревожиться насчет того, смогут ли они все провернуть, и думать о женщине, носящей ребенка, которого не смогла выносить она.
Мать Маргарет сказала об этой девушке только то, что она из хорошей семьи, образованная, симпатичная и незамужняя. Спускаясь в кухню, Элинор думала – если б она доносила того первого ребенка еще в школе, то оказалась бы с другой стороны системы, отдала бы ребенка женатой паре, которая не могла иметь детей. Она испытывала благодарность за то, что этого ей делать не пришлось.
Элинор поставила кипятиться кастрюлю воды, чтобы сварить на завтрак яйца. Глядя, как вода начинает закипать, а потом идет пузырьками, она снова задумалась о том, сможет ли Уильям любить генетически чужого ребенка. Она знала Прайдов почти два года, и все это время они шумно гордились своим происхождением, всеми поколениями образованных, богатых светлокожих негров со связями. Поэтому Элинор сложно было поверить, что Уильям и Роуз действительно смогут принять, что из-за нее их род закончится. Ну у них хотя бы оставались Теодор и его идеальная невеста. Они наверняка без проблем родят ребенка.
Звонок в дверь отвлек ее от размышлений. Элинор остановилась у зеркала в прихожей, чтобы проверить, на месте ли накладка на живот, которую сделала для нее Роуз Прайд. Убедившись, что всё в порядке, она открыла дверь и на мгновение заморгала от ослепившего ее яркого солнца.
– Доброе утро, миссис Прайд. Миссис Портер попросила это вам доставить. – Подросток в шерстяной кепке держал две стоящие друг на друге коробки.
Элинор жестом предложила ему зайти.
– Отнеси это в кабинет, пожалуйста.
Порывшись в кармане, она дала ему десять центов.
– Спасибо.
Когда она сказала миссис Портер, что врач велел ей никуда не ездить до родов, та настояла, чтобы Элинор продолжила работать над мелкими проектами.
– Тебе нужно, чтобы мозг продолжал работать, – сказала она по телефону.
Чтобы Элинор могла продолжать помогать миссис Портер и учиться в Говарде, Уильям договорился, чтобы курьер доставлял ее письменные работы в университет и забирал для нее еженедельные задания от профессоров. Элинор не представляла, что бы делала, если бы ей пришлось полностью отказаться от архивной работы, особенно если учесть, что Уильям теперь проводил в больнице по двенадцать – четырнадцать часов в день.
Хотя Элинор пряталась всего несколько недель, изоляция уже действовала ей на нервы, так что, когда через час после доставки коробок позвонила Надин и спросила, нельзя ли заскочить к ней и принести ланч, Элинор так хотелось с кем‐то повидаться, что она согласилась, не задумываясь.
За пятнадцать минут до прибытия Надин Элинор старательно выровняла и закрепила на животе прокладки, убедившись, что они сидят точно так, как надо. Потом она сменила простой домашний халат на одно из новых платьев с запа́хом, которые Роуз заказала из каталога «Лейн брайант», а сверху кардиган в резинку. Когда пришла Надин, Элинор специально открыла дверь, держа в руках стопку книг, чтобы не обниматься, а обойтись поцелуем в щеку.
– Огайо, ну ты хороша, – засияла Надин.
– Здорово, что ты зашла.
Элинор повела ее в столовую слева от прихожей. Они редко ею пользовались, но деревянный стол там был большой и массивный, идеальное место, чтобы сидеть спокойно, не беспокоясь, что тебя будут трогать. Между ними стояла хрустальная ваза с герберами. Стол был заранее накрыт, с зелеными льняными салфетками и тарелками из фарфорового сервиза Элинор.
Надин поставила на стол еду.
– Не стоило так беспокоиться ради меня. Очень уж парадно.
– Никакого беспокойства. Зачем иметь красивые тарелки, если никогда ими не пользоваться? – усмехнулась Элинор.
– Ну ладно, как у тебя дела? – Надин распаковала ланч – салат с морепродуктами, припущенный шпинат, коктейльные креветки, кусок хорошо пахнущего сыра и крекеры «Риц».
– Да ничего. Периодически ужасный геморрой, трудно долго сидеть, – сказала Элинор, пересказывая прочитанное о симптомах первых шести месяцев беременности.
– Ну, у тебя хотя бы осталось красивое личико. В моей семье у женщин во время беременности нос становился ужасно широким. А ты выглядишь совсем как раньше, не считая круглого животика, – улыбнулась Надин.
Элинор заставила себя улыбнуться в ответ, легонько положив руку на живот с накладками.
– Изжога просто ужас, – вставила она еще один факт, – но дело того стоит.
– Точно, стоит. – Надин сунула в рот кусок сыра и крекер. Выглядела она, как обычно, великолепно. – А имя вы уже придумали?
– Если мальчик, то Уильям хочет Уильяма Третьего. Что тут можно возразить? – Элинор специально опустила голос пониже и усмехнулась.
– А если девочка?
Элинор вздрогнула. Она вспомнила о мертворожденной дочери и прогнала из памяти образ ее крошечной ножки.
– Еще думаем.
– Может, Эмма или Эмили? Дочку нужно назвать в честь тебя. Я Надин, а моя мать Нэнси.
– Очень мило. Я добавлю в список. – Элинор потеребила вилкой салат.
– Не забывай по утрам и вечерам втирать в живот масло какао, чтобы не жить всю оставшуюся жизнь с этими ужасными растяжками.
– О, я очень за этим слежу.
– У матери они есть, и поэтому я никогда ее не видела в трусах и лифчике. Говорит, я ей на всю жизнь шрамы оставила.
– Зато смотри, что она получила взамен, – промурлыкала Элинор, заставив Надин улыбнуться.
Они принялись за еду, а Надин стала рассказывать университетские новости, которые Элинор еще не слышала. Она цеплялась за каждую деталь каждой вечеринки, которую описывала Надин, даже не ожидая, что так соскучилась.
– В пятницу я наткнулась в «Клубе Бали» на Грету Хепберн. – Надин помахала в воздухе вилкой.
– И как, она нашла себе мужчину?
– Насколько я знаю, нет, но много болтала про вечеринку в честь помолвки Теодора Прайда в Нью-Йорке. Хвасталась, как проведет День благодарения с лучшими друзьями семьи, сколько будет гулять по магазинам.
У Элинор застучало в висках. Грета едет в Нью-Йорк, а ей придется сидеть дома и делать вид, что она слишком плохо себя чувствует для поездки.
– Если она начнет тебя бесить в Нью-Йорке, просто поставь ей подножку. Может, это ее заткнет.
– Хороший совет, – сказала Элинор с притворным смехом.
Они поболтали про девочек из их общежития, кого взяли в какое сестринство, кто, по мнению Надин, станет королем и королевой осеннего бала. Элинор кольнуло печалью: она пропускала все праздники последнего курса, но дело того стоило. Ребенок того стоил. Когда они наелись досыта, Надин встала.
– Ладно, я пойду. У меня дважды в неделю вечерние занятия по статистике, чтобы пересдать экзамен, который я завалила в прошлом семестре.