— Духи? — переспросил между тем Матвей.
— Дай-ка вспомнить… Дуплич, Грибич, Аука, Зазовка, Дубыня, Листвич, Зеленица, лесавок без счета… лешаки опять же. Старый-то Леший у нас почти вовсе уж одеревенел, пень старый, да как раз молоденький лешачонок надысь прибился. Зелен еще, конечно, за весь лес ответ держать, ну да може и поучит его дед-то пока. Авось вместе и справятся...
— Лешачонок… — задумчиво повторила я. А что если мы не с того конца ищем? Ведь в тетради говорилось, что пропаданцы обычно попадают в критические моменты своих других судеб. Значит, надо искать того, в чьей жизни недавно случились или вот-вот случатся какие-то серьезные перемены. Лешачонок, который недавно пришел в новый лес и вот-вот примет в нем бразды правления взамен старого Лешего — хотя сам еще “зелен” и не готов к такой ответственности, вполне, пожалуй, подходит!
— А чем, говоришь, твой братишка увлекается?
Глаза Матвея расширились.
В самом деле, мы, увидев избушку на курьих ножках и подумав о Бабе Яге, почему-то решили, что здесь точно будет старуха Самохвалова. И вообще как-то казалось, что из всей семьи этот мир больше всего подходит именно ей. А между тем экологичный мир славянских сказок — просто рай для юного гринписовца. Не говоря уже о почетной должности ответственного за лес!
— Где его можно найти? — я вскочила на ноги одновременно с Матвеем.
— С утра рядом тут бродил. Тут у меня на поляне дверь неведомо откуда взялась, — Явлина хитро посмотрела на нас, — вот он и проверял, что это такое и не опасно ли оно.
— А как он выглядит?
— Да как все лешие, — она пожала плечами, будто внешний вид леших был чем-то само собой разумеющимся и общеизвестным. — кора, мох, ветки. Как сядет — так пень пнем.
Ой!
Мы с парнем переглянулись, забыв наконец про общее смущение. Не до того сейчас!
— Спасибо вам, Явлина! И тебе, Василий Артамонович! — На всякий случай я даже поклонилась. Как у них тут принято прощаться и благодарить, кто его знает, но лишняя вежливость никогда не повредит.
А вот Матвей такими предрассудками не страдал. Он только сухо кивнул и коротко поблагодарил за прием и чай — и выскочил за дверь. Я кинулась следом. Ая, обычно парившая над нашими головами, на этот раз предпочла только покрепче вцепиться в мое плечо, нервно оглядываясь на кота.
Стоило нам выскочить за порог, как дверь за нашими спинами захлопнулась, а избушка встрепенулась, отряхнулась и с кряхтением принялась подниматься на ноги.
— Ты помнишь, где шнурок завязывал? — крикнула я уже на бегу. Парень только энергично кивнул в сторону прохода в наш мир. Ну да, мы тогда, кажется, только-только вошли сюда.
Возле двери пенька не оказалось. Впрочем, этого и следовало ожидать, если у него есть ноги. Но покружив по поляне, мы все-таки нашли его — и выглядел он сейчас в точности так же, как когда Матвей мостился на нем. Довольно высокий для пня, кривоватый сверху, с парой обломанных веток. Но с краешку даже присесть можно. И мхом затянут.
Мы снова переглянулись. На кого-то живого и разумного пень походил меньше всего. Но в любом случае, если мы видели его — а кое-кто даже сидел на нем — на другом конце поляны, значит, пень уже не так-то прост. К тому же от проверки мы ничего не теряем.
— Степка? — неуверенно произнес Матвей.
Пень пошатнулся, а потом прямо посреди коры вдруг открылся зеленый глаз. А потом и второй. Ой, а вон тот сучок — это, похоже, нос. Пень приподнял одну из рук-веток и задумчиво почесал себя по мху на макушке, а затем внимательно осмотрел эту свою ветку.
— Матвей? — скрежетнул он, распахнув пасть прямо посреди ствола. — Что-то со мной не то…
— Еще бы! — с облегчением выдохнула я. Надо же — нашли! Действительно нашли!
— Я почему-то тебя забыл и совсем не помнил… ничего не помнил.
— Все будет в порядке, — парень смотрел на одеревеневшего братца с легким недоверием и, кажется, сам не был до конца уверен в том, что говорил. — Идем домой.
Я только хмыкнула. Домой… хотя, по большому счету, если точка отсчета — здесь, то домой — это что угодно в нашем родном мире. Так что не так уж он неправ.
Лешачонок с натугой вытянул из земли толстый корень, а затем второй, и тяжело покосолапил, переставляя их. Мда, это они, выходят, спят, как обычные деревья, закопав корни в землю? Или только маскируются так? Хотя какая мне разница, в общем-то.
Сделав несколько шагов, лешачонок вдруг остановился.
— А мы сейчас обратно? Ну… к маме с папой?
— Мы… — Матвей запнулся. Да уж, предстоит еще объяснить ребенку, что маму с папой тоже придется поискать. — Мы в наш мир.
— Понятно… — Степа опустил руки-ветки. — Я не могу. Тут… дедко-Леший, он старый совсем. Вот-вот совсем заснет. А лесу без хозяина нельзя. Здесь… здесь погибнет все! Я не могу… не могу их всех бросить! Мне нельзя!
Ничего себе! Интересно, а я бы смогла вот так — ради какого-то чужого леса и его обитателей отказаться от собственной жизни и семьи? Недетская ответственность так-то.
Хотя… если подумать, там у него тоже ответственность. Родные, которые волнуются. Не только взрослые связаны обязательствами перед своим ребенком, это работает в обе стороны. Он ведь не знает еще, что они о нем не помнят. И нашему миру он зачем-то тоже наверняка ведь нужен.
Я обошла наш упрямый пенек, присела перед ним на корточки — так было удобнее разговаривать — и, протянув руку, прикоснулась к его веточке.
— Степ, все будет в порядке. Ты сейчас — как бы два человека… существа. Тот ты, который местный леший, он здесь и останется. И у него даже твоя память теперь останется, все, что ты знаешь, он тоже будет помнить. И поможет лесу. Он — тоже ты, только из другой жизни. А ты-теперешний должен вернуться. Ты нужен своим родным.
— Точно? — интересно, как умудряется хмуриться кусок замшелой коры, который заменяет ему лицо? — он точно здесь останется?
Я уверенно кивнула. Никакой уверенности я на самом деле не чувствовала, я ведь не видела своими глазами, как это бывает. Но убедить его как-то надо было. Если он снова запустит корни в землю, мы его и вдвоем силком не вытащим.
В конце концов нашего юного лешего все-таки удалось убедить. Так что в дверь своего дома я вошла, держась за его руку-ветку, и с Аей на плече. Шаг через порог делал еще мелкий лешачонок, а в коридоре оказался уже мальчишка-подросток ростом немногим ниже меня, с изумлением ощупывающий свое лицо и руки. Неужели успел отвыкнуть?
А потом мы все одновременно оглянулись. По ту сторону дверного проема была все та же знакомая поляна, на которой топталась избушка на курьих ножках. Совсем рядом с ней неторопливо брел, угловато переставляя ноги-корни, кривоватый замшелый пенек. Мальчишка рядом со мной с облегчением рвано выдохнул. Кажется, он в самом деле боялся оставить Лес без присмотра.
И в этот миг дверь, едва слышно скрипнув, захлопнулась. Я переглянулась с Матвеем, схватилась за ручку и потянула на себя.
По ту сторону была пустая комната.
— Как это?! — Степа, еще не понимающий, как здесь все работает, только разинул рот.
— Значит, в этом мире больше никого не осталось, — я задумчиво покусала губу.
Ох, сколько придется ребенку рассказывать… зато у нас теперь есть еще один человек, хорошо (надеюсь!) знающий остальных пропавших!
Лишь бы не пытался увязаться за нами в чужие миры.
Интересно, есть вообще способ, чтобы как-то локализовать в пространстве Самохваловых и не дать им снова начать расползаться?
Глава десятая. Зачем нужен Дом
В родном мире, как оказалось, опустился уже вечер. Сумерки сгущались за окнами, как бы намекая, что дальнейшие исследования чужих реальностей стоит отложить на завтра. Надеюсь, парни согласятся со мной и здравым смыслом — все-таки вечер лучше потратить на поиск доступной информации и подготовку. Большой город в технологически развитом мире — это вам не избушка в лесу. А посетители смотровой площадки вряд ли сидят там и только нас и ждут. Ох, лишь бы никто из них не успел улететь на какую-нибудь другую планету… но если подумать, сделать это они могли и пока мы с Явлиной разговоры разговаривали.
Первым делом я громко вслух представила Семена Дому в качестве гостя. Во избежание.
Самохвалов-младший, не в пример старшему братцу, после объяснений и рассказов ни в чем меня обвинять не спешил, а расспрашивал обо всех моих злоключениях здесь с каким-то лихорадочным энтузиазмом. Ну еще бы — его-то приключение оказалось довольно безопасным, а в его возрасте — сколько ему, лет 12-13? — встреча с чудом вызывает прежде всего жгучее любопытство.
А еще он, как оказалось, действительно знал о своих родных кое-что полезное.
— В мире будущего должна быть Глашка, — сообщил он так категорично, что я растерялась. Мне почему-то думалось, что уж маленькая девочка наверняка оказалась бы скорее в сказке. Даже если ей не семь-восемь, как мне показалось поначалу, а девять лет — просто мелкая для своего возраста, в маму пошла, в отличие от братьев.
— Почему? — озвучила Ая мои сомнения.
— Да она ж у нас на железе всяком повернутая. Родители даже хотели ей какие-нибудь курсы по программированию найти.
Программирование? В таком возрасте?
— Сидит целый день со своим планшетом, считай, живет в Сети. А когда у нас что-нибудь виснет или ломается в компе, можно даже мастера не звать, Глашка все починит. Главное — папе не говорить, а то он мастера-то все равно вызовет, а мастера эти вечно чего-нибудь напортачат, Глашка потом ругается. Папа-то все думает, что она там в детские игрушки играется. А она как-то по приколу школьный сайт взломала. А еще в виртуальных дневниках все оценки перемешала и налепила двоек и выговоров… ну, всяким там. С кем в школе цапалась. В нынешней школе, как перевелись, она вообще со всеми подряд цапалась, только теперь ее там все боятся уже...
Я перевела обалделый взгляд на Матвея. Тот выглядел не менее ошеломленным такими новостями. Отличный братец, чего уж.