ь зло большим злом. Фандер Хардин оказался в тюрьме по той же причине: отмщение. И Нимея могла поклясться, что видела улыбки на губах тех, кто закапывал его тело.
Теперь уже все покинули тюремное кладбище. Над ним стоит тихая осенняя ночь, даже ветер сжалился и утих. Нимея ежится в ожидании напарников, сидя на той самой скамеечке, у которой прощалась с ними два часа назад.
Когда-то тут хоронили аристократов. Надгробия украшают скульптуры и высохшие чаши крошечных фонтанчиков с вычурной резьбой, окруженные черными, блестящими от только что прошедшего дождя оградками и коваными лавочками. Быть похороненным тут — в живописном месте недалеко от океана и траминерского черного леса — было привилегией. Сюда водили экскурсии, чтобы показывать могилы знаменитостей, тут стояли настоящие родовые склепы старинных траминерских семей. Но кладбище стремительно приходило в упадок. Надгробия и склепы сносили, когда требовалось место для очередного почившего заключенного. На месте фонтанчиков и скульптур стоят воткнутые в землю таблички с выгоревшими на солнце портретами и скупой информацией о мертвеце.
Однако, если не смотреть в сторону новых захоронений, все еще может показаться, что Нимея прикасается к истории. Она борется с желанием встать и прогуляться мимо надгробий, почитать имена, поискать знакомых. Тут не могло быть ее родных. Родина оборотней — Фолье, им нечего делать в земле траминерских аристократов. Для таких, как она, есть отдельное кладбище в районе порта Небиолло, но, быть может, она могла бы найти тут знакомые фамилии своих нынешних друзей?
Забавно, что товарищами Нимеи стали истинные маги из чистых семей, которые когда-то были по другую сторону баррикад. Рейв, Якоб, Листан — лучшие друзья Фандера. Мерзкая компашка старост из Академии Весны, где когда-то Нимея даже не успела окончить первый курс из-за грянувшей революции, стала теперь и ее компанией. Никто не решался называть произошедшее гражданской войной, хотя в чем, в сущности, разница?
От каждого выдоха в воздухе образовывается облачко пара. Одежда кажется неудобной и слишком тесной. Отсутствие ветра не спасает от холода, ботинки промокли. Тишина давит. Дух смерти невозможно не чувствовать. И больше всего на свете хочется уйти, но малодушной или трусливой Нимея не была, а пребывание тут стало вопросом жизни и смерти.
— Нимея?
— Наконец-то! — Она встает навстречу друзьям и сглатывает.
Сейчас? Сейчас.
— Давайте живее, не хочу тут долго торчать. Справитесь без лопат?
— Разумеется. — Якоб манерно кланяется, и его светлые кудряшки падают на лоб.
Якоб, Листан и Рейв встают у могилы друга, переглянувшись.
— Портрет убрать нужно, — роняет Рейв. Ему не по себе. Он переминается с ноги на ногу и смотрит на свежую землю так, будто она сейчас разверзнется и поглотит всех в свои недра следом за Фандером.
Нимея не ждет, что это сделает кто-то из парней, она давно хочет заняться хоть чем-то, чтобы не торчать у могилы столбом в ожидании развязки. Подходит и с силой тянет за погребальный шест. Здоровенный портрет Фандера оказывается у нее в руках, и, замерев на пару секунд, Нимея опускает его на скамейку, не решившись бросить в кусты. Собирает траурные лампадки, цветы, которыми усыпали свежую землю. В памяти воскресают люди, которые принесли сюда эти похоронные атрибуты, становится даже жаль, что приходится тревожить то, что они считали важным.
Пока Рейв, Листан и Якоб, подняв руки, напевно шепчут длинную формулу, состоящую из нескольких заклинаний, Нимея укладывает букеты в аккуратную кучку и никак не может посмотреть на то, что происходит с могилой ее врага.
Парням, кажется, сложно достать гроб из земли с помощью магии, хотя три года назад каждый из них мог бы это сделать не напрягаясь. Все так изменилось, Нимее их даже жаль.
— Нем, мы закончили, — негромко зовет Рейв и отступает, открывая ей обзор.
Идеальные черные фраки парней все в земле, они отряхивают руки и вытирают взмокшие лбы. Магия будто запустила какой-то хитрый механизм: земля пенится, трясется, и черный гроб появляется на поверхности. Почва, рвущаяся наверх вместе с ним, всасывается обратно и спустя пару минут становится совершенно ровной, даже притоптанной, а гроб стоит сверху совершенно чистый.
— Ого, — шепчет Нимея, пока парни самодовольно отряхиваются. — Ну хоть где-то пригодилась ваша великая сила. Может, вам открыть ритуальное бюро?
И все трое, закатив глаза, начинают ворчать, что в Нимее нет ни капли уважения и благодарности.
— Что верно, то верно, — бормочет она, подходя к гробу.
У Нимеи к горлу подкатывает тошнота, потому что встретиться с тем, что там спрятано, совсем непросто.
— Нем? Мы можем сами…
— Вы шутите, девочки? — усмехается она, и это звучит убедительно.
Нимея привыкла быть сильнее всех и уж тем более не может допустить, чтобы кто-то решил, будто у нее труп Фандера Хардина вызывает какие-то особенные эмоции.
Она касается гладкой ледяной крышки, остро пахнущей сырой землей и смертью. Эта деревяшка стоит как ее съемная квартирка, не меньше. Массивная, с вычурной резьбой, серебряными украшениями и множеством светящихся рун.
Один за другим Нимея открывает замки, с глухим звуком они ударяются о дерево, и это звучит почти оглушающе, потому что и парни, и кладбище, и птицы на ветвях деревьев — все затихло в ожидании, когда с делом будет покончено. Крышка приоткрывается, и хватает легкого усилия, чтобы ее откинуть.
Фандер Хардин, одетый в черное, лежит на белом шелке. Даже его рубашка, застегнутая под самое горло, оттеняет мертвенную бледность, соревнующуюся с белой обивкой гроба. Как ни старались нанятые Омалой сотрудники похоронного бюро сохранить лицо нетронутым, смерть оставила на нем отпечаток. Щеки впали, губы ссохлись. Чересчур длинные волосы кто-то зачесал назад при помощи геля, последнее выглядит просто глупо.
— Ему совсем не идет… — тихо произносит Нимея, а потом напрягается, поняв, что ее могли услышать.
— Что?
— Быть трупом, разумеется, — тут же отвечает она и закатывает глаза, делая вид, что парни, как обычно, ничего не понимают.
— Как мы это сделаем? — сипит Рейв.
— Омала… Она уже должна была прийти, — шепчет в ответ Нимея, глядя на мертвое тело перед собой.
— Меня сейчас стошнит, — бормочет Листан. — Если ничего не получится, ты, Нимея Нока, отправишься в эту же могилу. — Он отходит от гроба и садится на скамейку.
По лицу Рейва трудно понять, о чем он думает, но Нимее кажется, что ему как минимум жаль ушедшего друга. Якоб опускается перед гробом на корточки и рассматривает Фандера, сдвинув широкие брови на переносице.
— Ты как? — спрашивает у него Рейв.
— Странно… не знаю. Мы с ним всего пять лет назад… Да что там, три года назад он стоял рядом с нами и… — Он трет лицо руками и утыкается носом в крепко сжатый кулак. — Мы столько всего пережили вместе. Он наш друг. Самый близкий. И он лежит тут…
Якоб не говорит больше ни слова, видимо, сдерживая рыдания, а у Рейва по щеке катится слеза. Это трогательно, и Нимея почти в состоянии поверить, что Фандер кому-то настолько дорог.
— Как думаете, — тихо спрашивает она, рассматривая Хардина; его лицо такое застывшее, что сложно представить, как всего неделю назад на нем могли проявляться эмоции, губы шевелиться, а веки открываться и закрываться, он больше похож на идеальную фарфоровую куклу, — он хоть кого-нибудь в своей жизни любил?.. Хотя бы так, как вы любите его.
В ее голосе столько ледяного презрения, что парни дергаются и смотрят на Нимею с одинаковым ужасом и сожалением.
— Ты не поверишь, но да, — хрипло отвечает ей Рейв, пальцами зачесывая назад волосы.
— И не представляешь насколько… — шепотом подтверждает Якоб, снова возвращая свое внимание Фандеру.
— Все будет… — Но Рейв не договаривает. Сглотнув, отворачивается, будто не верит, что «все будет».
— Я пойду встречу Омалу, — вздыхает Нимея, когда тишина начинает сводить ее с ума.
— Я с тобой, — подрывается Листан, он явно хочет убраться подальше от мертвеца. — Куда она подъедет?
— К старой сторожевой будке. Ей не стоит светиться у главных ворот, на них выходят окна тюремной администрации.
— Зачем тебе все это? — Листан идет, на ходу ударяя кулаком по торчащим из старых оградок кустам. Алые и бордовые лепестки последних еле живых роз сыплются на землю кровавым следом.
— Ты прекрасно знаешь зачем.
— Ты могла бы уехать из Траминера навсегда. Но ты вернулась. Неужели ради Энграма ты готова пойти на такие жертвы?
— Это не жертва. — Нимея останавливается, чтобы смерить Листана полным недовольства взглядом. — Это… цена. Энграм — то немногое, что у меня осталось в жизни. Пока вы с парнями играли в игры, мы с Энгом играли в свои. Мы всегда были в одной лодке, даже…
— Вы не общались почти пять лет…
— Неправда. Мы общались. Просто не делали это так… как прежде.
Нимея и Энграм Хардин всегда были родственными душами. Холеный аристократ в розовых очках из большого красивого дома и его нищая соседка, маленькая лохматая девочка-оборотень. Вместе они облазали все заброшенные трущобы Бовале, изрыли прекрасный сад Омалы Хардин в поисках тайных кладов. Нимея научила Энграма гордо задирать нос, приходя домой в грязи и с разбитыми коленками, а он научил ее притворяться невинной девочкой, когда спрашивают, кто стащил все конфеты из буфета.
— Вы же тоже примчались в Траминер по первому зову… Каждый из нас преследует свою цель, верно? Вы ради Фандера, я ради Энграма. И, чтобы достичь желаемого, нам нужно вытащить из могилы этого паршивца.
— Всех свели с ума чертовы Хардины, — усмехается Листан. — Они всегда были популярны, совершенно не заслуживая этого. Я так считаю!
— Шевелись, Лис, у нас мало времени. — Нимея закатывает глаза и отворачивается от Листана Прето.
Омала уже ждет у старой будки охраны. Крутит в руках перчатки, то и дело поглядывая на городские часы, которые хорошо видны с расположенного на холме кладбища.