Дом грозы — страница 25 из 60

— Видимо, там освободилось место, раз ты тут, — не удержался Фандер, и понеслось.

Когда он демонстративно добавил фольетинцу пару недостающих монет, чтобы тот оплатил свой сэндвич, у оборванца чуть ли пар из ушей не пошел. Но преследовать их никто не стал, и все закончилось за порогом забегаловки.

На прощание близкий к помешательству звероподобный фольетинец присвистнул, глядя на «ФастерМаркос», а Фандер, высоко задрав нос, сел за руль.

— Не стоит тебе так выделываться, — пробормотала Нимея. — Ты не в Траминере.

— А что, верный страж в случае чего не защитит свою принцессу? — съязвил Фандер, и разговор был признан закрытым.

От нечего делать Нимея теперь рассматривает единственное живое существо поблизости — Фандера Хардина. Всю ночь она ворочалась с боку на бок и думала о его несчастной любви. Не могла выбросить из головы образ его возлюбленной и пришла к выводу, что он слишком романтичный и трагичный — не в ее вкусе. Но с утра все равно пришлось пережить встречу с Хардином и понять, что так просто от навязчивых мыслей о нем она не отделается.

Случилось страшное: он стал вызывать в ней что-то вроде сочувствия и какого-то иррационального интереса. Так интересуют совершенно непривлекательные на первый взгляд вещи. Например, попсовые книги, которые Нока игнорировала, пока подружки сходили с ума, а потом как-то заглянула на первую страницу, заранее закатив глаза, и после тайком прочитала ее полностью, а потом еще одну. Или группы, которые Нимея никогда не слушала до «той самой» песни. «Господи, да только сопливые подростки слушают Гилберта Гейла! Лю, выключи эту дрянь!» — вопила Нока соседке по комнате, а потом сидела, попивая кофе на кухне, слушая проклятого Гейла в наушниках.

Кто-то назвал бы Нимею трусихой или лицемеркой. Но она держится до последнего, делая вид, что она выше всех этих человеческих слабостей.

Или вот еще, кофе. Когда-то Нимея ненавидела кофе и всегда упорно пила только чай. Даже пробовать кофе не хотела. Она с презрением поглядывала на банку, стоящую в шкафу, не понимала предпочтений кофеманов и даже не думала, что войдет в их ряды. Кофе казался ей мерзким и горьким. Но однажды она сделала первый глоток бодрящего напитка, потом второй и так выпила первую кружку, а после целых две.

Фандер чем-то напоминает Нимее именно кофе (спасибо, что не Гилберта Гейла), и она надеется, что чувства, которые он в ней вызывает, не перейдут в одержимость.

Ну конечно, не перейдут.

Пока у Нимеи возник маниакальный интерес к Фандеру. Она начала его воспринимать как какого-то незнакомца с чистыми страницами биографии, потому что понятия не имела, кто сидит рядом в машине. Сейчас даже его внешность кажется ей незнакомой. Никогда Хардин не выглядел так неформально, даже дома он носил безукоризненно чистую, выглаженную, купленную именно для того, чтобы носить исключительно дома, одежду. Нимея же ходила в одежде, в которой стыдно было бы выйти «в свет». Сейчас он похож на простого парня больше, чем когда-либо.

В Аркаиме по-прежнему жара, так что Фандер давно снял кофту и остался в футболке, которую, видимо, успел постирать, и она уже не пахла так кошмарно, как вчера. Теперь Фандер пахнет мылом из одноразового мотельного набора. Такой вот не аристократичный запах.

У него не зализаны волосы, как в день похорон. Не сбиты в неряшливый колтун, перехваченный резиночкой. Он хорошенько расчесал кудри и затянул их на макушке в аккуратный пучок. Одна непослушная тонкая прядь падает на лоб. Фандер сразу выглядит серьезнее, старше.

А еще он улыбается. Постоянно. Смотрит в окно, провожает взглядом придорожные кафе, рекламные вывески и туристические объекты с абсолютно довольным видом. Это не тот оскал, что видела Нимея, когда попадалась ему на охоте; это что-то другое, беззащитное. Складывается впечатление, что Хардин никогда столько не улыбался за всю свою недолгую жизнь.

— Ты пялишься.

Где-то Нимея это уже слышала. Она вскидывает вверх одну бровь, ведет подбородком, но не отворачивается.

— Нельзя? — Вопрос вылетает легко, и ей даже не стыдно.

Флиртовать шутки ради с Хардином кажется так же просто, как язвить, потому что невозможно поверить в то, что он вызывает у нее симпатию. Флирт с Фандером — насмешка, совершенно безопасная зона, где они оба могут творить что хотят.

— Можно. — Он, кажется, смущается, и у Нимеи это вызывает недоумение. Который раз она уже замечает, что во время их разговоров его бледная кожа расцветает легким румянцем.

Конечно, она множество раз видела такое выражение лица у Энграма. Тот отчаянно флиртовал и кокетничал со всем, что движется и дышит. Ему было безразлично, кому и что говорить, и, разумеется, частенько это приводило к неловким ситуациям. Энг мило краснел, бормотал глупости и так нарочито старательно извинялся, что все хохотали в ответ.

Смущение Фандера ощущается иначе. Оно глубоко личное, и причины не так очевидны, а Нимея злится, когда не знает что-то, что ее касается.

— Ну что? — Фандер оборачивается, и они пару секунд смотрят друг другу в глаза.

Нимея держится из последних сил, она уверена, что абсолютно зла. Яростное нечто бурлит в груди, толкает вперед, чтобы начать выяснять, что же это за несанкционированное смущение в ее присутствии, а потом не выдерживает и выдает нервный смешок, который невозможно удержать. Потом еще один, и, наконец, она в голос хохочет, и тут же становится легче. Фандер подключается через пару секунд, хоть и не знает причину, и его смех врывается в уши Нимеи совершенно неожиданно. Он смеется искренне.

Как же это странно.

Оба отворачиваются друг от друга, успокаиваются, снова смотрят и снова смеются.

— Что? — выдыхает Фандер.

— Ничего… не знаю. Может, нервное? — У Нимеи уже живот болит и из глаз бегут слезы.

— Я, кажется, в жизни не слышал, чтобы за сутки ты столько говорила… И столько смеялась.

— А я не видела, чтобы ты столько улыбался. И не преувеличивай, я умею говорить и определенно умею смеяться.

— Да. Вы с Энгом все детство трепались во дворе. Я слышал.

— Ну вот, а говоришь, за всю жизнь…

— Со мной. Ты никогда столько не говорила со мной. — Он перестает улыбаться.

— А мне это было и ни к чему. Мы скоро разъедемся и больше не будем разговаривать, верно?

— Верно. — Хардин делает большую паузу и так и не отвечает.

— Все закончится. Будешь свободен. Найдешь свою девчонку и скажешь ей все, да? — Нимея закидывает ноги на панель и высовывает в открытое окно руку, шевелит пальцами в воздухе, ловя воздушные потоки. — Как только придумаю, чем тебя зацепить, возьму на слабо, чтобы нашел ее и все рассказал, вот увидишь. Значит, иная? — Нимея даже не надеется на ответ.

— Разве это был не секретный разговор между нами, девочками?

И все-таки они с Энграмом очень похожи. Она даже не подозревала насколько. Поймав себя на этой мысли, Нимея поворачивает голову к Фандеру и снова засматривается на него, делает это неосторожно, полностью отдавая себе отчет, что ведет себя неправильно.

Читает вторую страницу, делает новый глоток мерзкого кофе.

— Ну я же предупредила, что не сдержу слово, — тихо отвечает она.

— Значит, Энграм? — Фандер слишком печально улыбается, и Нимея хмурится.

— Что произошло между вами?

— А? — Фандер дергает в ее сторону подбородком и параллельно начинает рыться на полке между сиденьями, видимо, в поисках очков. Солнце садится и неприятно слепит глаза.

— Ты и Энг. Всякий раз, как о нем заходит речь, ты меняешься в лице и становишься каким-то тоскливым, что ли. Что случилось между вами?

— Ничего. Просто он умирает, а я хотел бы это исправить.

— Нет. Тут что-то другое.

— Ну… Мы на разных сторонах, и это несколько тоскливо. Как ты и отметила.

— Не то. — Нока как будто перебирает одну догадку за другой в поисках верного ответа, ищет правильный, шаря взглядом по лицу Фандера в надежде, что оно не солжет.

— Это какая-то личная история? Он увел у тебя ту девчонку?

— С чего ты взяла? — Фандер хохочет, его смех звучит неестественно.

Вот оно.

— Да ладно… Кто она?

— Нимея, это не твое дело.

Нимея.

Ей в первую секунду кажется, что это вообще не ее имя. Иначе с чего бы его произносил Фандер Хардин. Потом она удивленно смотрит вниз, на свой живот. Кажется, что там что-то болит, а потом проходит. Подозрительное ощущение изжоги или отток крови от желудка; кажется, такой симптом зовут бабочками в животе.

— Я… я не… — Она растерянно бормочет в ответ и осекается. — Какого черта?

У нее в голове окончательно все смешалось.

— Я попросил тебя не вмешиваться в мои дела. Окей? Ни мои отношения с братом, ни мои отношения с девушками тебя не касаются, поняла? Мы напарники или типа того, и, как ты верно сказала, мы с этим покончим и разойдемся. Будь добра, не лезь не в свое дело, Нока!

Вот так-то лучше.

Нимея невольно улыбается, услышав привычное «Нока», а потом начинает визжать, потому что машина вдруг слетает с трассы, будто кто-то со всей силы ее столкнул в кювет.

* * *

— Как вообще можно было пробить оба колеса? — все еще не отойдя от шока, спрашивает Нимея.

— Я даже не знаю, что тебе ответить на этот вопрос, — спокойно говорит Фандер.

— Например, пообещать впредь быть внимательнее!

— Я был внимателен. Ай, осторожнее!

— Нет, ты не был внимателен. Черт возьми, потерпи, пожалуйста. Ты, как всегда, на меня пялился!

— С чего ты вообще решила, что я мог бы на тебя пялиться? Чем ты там меня мажешь?

— Ой, ну хорошо, ты сверлил меня презрительным взглядом. Это просто вода, я промываю рану.

— Да-а, конечно. И это не ты меня донимала всю дорогу расспросами о моей девушке?!

— Всю дорогу? Серьезно, Хардин?! Я только заикнулась, и мы тут же пробиваем оба колеса! И она же вроде тебе не девушка? Кто-то уже размечтался?

— Да уж, как же жаль, что мы оба — бездари. — Фандер упирается руками в согнутые колени и выдыхает. По носу из только что промытой раны на лбу стекает струйка крови. Он хорошо приложился им о металлический шильдик, приклеенный к рулю. — И о чем я размечтался — это не твое дело. Радуйся, что не о тебе.