— Нимея, ты просто влюбилась, это нормально. Но, если хочешь, я буду делать вид, что у тебя кардиомегалия и отток крови.
— Или ты мне что-то подсыпал, пока лечил.
— Или так.
— Я скучала по тебе эти сутки…
— Я в курсе.
— Откуда?
— Мне тоже пришлось не очень.
— Уф… Как это все сложно, раньше было проще.
Она опять переворачивается на бок и поджимает ноги, а Фандер прижимает ее к груди и закрывает глаза:
— Она была бы рада, верно?
— Омала? О, она думала, что мы с Энгом встречаемся. Она пустила устойчивый слух, что у нас с ним что-то было во время вечеринки у бассейна летом, перед первым курсом, и всегда смотрела на меня, будто я вру, утверждая обратное. Я устала ее убеждать, что это не так, и позволила выбирать по лунному календарю имена будущим внукам.
— Ты останешься со мной?
— Сейчас я пойду к Энграму. Но я вернусь к тебе, обещаю. У моей болезни один из симптомов — необходимость целоваться с тобой. Мерзость какая, поверить не могу, что подцепила эту дрянь.
Она лежит на кровати ровно три минуты, а потом встает и обнаруживает Фандера спящим. И еще три минуты просто за ним наблюдает. А потом в очередной раз про себя повторяет, что это кардиомегалия, но все-таки, наверное, любовь, потому что она, не задумываясь, призналась в этом Энгу. Энгу смогла, а себе и Фандеру — нет.
Глупая Нимея.
21. Только не на похоронах друга
Нимея Нока
— Покойся с миром, Омала Хардин. — Нимея бросает на гроб желтую розу, и она распадается на лепестки, будто капли солнечного света. — Я знаю, что ты любила эти флорибунды или как их там. Ты как-то рассказывала, что сорт называется «Королева Эмбер». В общем, я не купила эти розы, а нарезала их в твоем саду, не обессудь. Надеюсь, Черные феи хорошо поработают над твоим нарядом на том свете, потому что у этих цветочков роскошный оттенок. Тебе к лицу.
Нимея разворачивается и делает шаг назад, вставая между Энграмом и Фандером. Снова заунывно поет монахиня, а почтенные леди топчутся в сторонке, обвешавшись амулетами, чтобы не заразиться от усопшей.
— А эти похороны повеселее твоих, — бормочет Нимея, вызывая у Фандера улыбку.
Он закатывает в ответ глаза и утыкается носом в ее плечо.
— Никогда к этому не привыкну, — бормочет Энграм, косясь на них. Потом переводит взгляд на глубокую черную яму. — Как же мы без мамы? Дом просто рухнет.
— Значит, придется найти новый. — Нимея пожимает плечами.
— И что, вы тоже уединитесь, как эти двое, и выберете тихую жизнь? — Энграм кивает на Рейва и Брайт, стоящих в сторонке. Те синхронно поднимают головы.
— Молодые люди, вы, может, не будете болтать на похоронах? — шипит какая-то почтенная леди, которую Нимея в жизни не видела, практически прожив с Омалой год в одном доме.
— На похоронах друга не грех и поболтать, — парирует Нока и улыбается портрету Омалы.
Там миссис Хардин молода, красива и не измучена постоянным отматыванием времени назад. Да, такой ее стоит помнить.
— Омала любила болтовню.
— И тебя, — кивает Энг Нимее. — Я не уверен, что мне можно рассказывать, но она очень тебя любила и ценила.
— Мне она тоже это сказала, — кивает Фандер. — В Доме грозы.
— Каково это — оказаться там?
Энг впервые обращается прямо к брату, и между ними чувствуется подобие тепла. Нимее хочется сбежать, чтобы не спугнуть, но она боится, что кто-то из них непременно потащится следом. Эти двое как неодимовые магниты с одинаковыми полюсами. Им был необходим разговор, но они никак не могли к нему прийти.
— Как будто на своем месте. Нигде я себя так не чувствовал. Это потрясающе.
— Не жаль было расстаться с этой штукой? — интересуется младший из братьев, имея в виду магию времени.
— Легче, чем когда-то перестать пить токсин. Когда я понял, что могу делать без помощи всяких там ядов, мне никакая магия времени уже была не нужна.
— Научишь? Ну… быть магом земли.
— Да. — Фандер по-настоящему, искренне, широко улыбается, и в глазах Энга читается абсолютное неверие, будто он видит такое впервые.
— Спасибо, — слабо откликается Энграм.
— Пока не за что.
— Ты спас мне жизнь.
— Прости меня, — тихо говорит Фандер. Оба они не смотрят друг на друга, обращаясь к яме, на дне которой уже лежит гроб.
— Неужели я и правда это слышу? — с хохотом спрашивает Энграм, на что Нимея и Фандер синхронно закатывают глаза. — Ладно, брось. Я давно тебя простил. Точнее, не так. Я давно тебя понял. И… пожалуй, это и моя вина тоже. Кто-то должен остаться с мамой. И это был ты, а я решил стать героем, так что… я тебя не виню. Ей был нужен хотя бы один сын.
— Надеюсь, ее это утешило.
— А теперь и мы остались одни, — говорит Энг то, что сказал за последние дни уже не раз.
Едва восстановившийся после тяжелой борьбы за жизнь, Энграм кажется потерянным ребенком. И взгляд очень молодой, какой был лет в четырнадцать-пятнадцать, когда ни с кем не нужно было прощаться навсегда.
— Он там?
Фандер хмурится, не сразу понимая о чем речь, Нимея следит за направлением взгляда Энграма, прикованного к горизонту, на линии которого ровным счетом ничего нет. Но где-то в той стороне тюремное кладбище.
— Ваш отец? — осторожно спрашивает Нимея.
Энграм кивает.
— Да, Энг, он там, — отвечает она и сжимает руку друга.
Фандер и Нимея были единственными на похоронах мистера Хардина, состоявшихся этим же утром. Энграм ехать отказался, но долго стоял перед портретом отца, как будто о чем-то хотел его спросить, но так и не решился.
— Я буду скучать… по ним, — продолжает Энг, глядя теперь на потрет матери. — Даже по нему, к сожалению.
— Это нормально, дружище. — Нимея хлопает его по плечу, не зная, какие слова подобрать. — Он же твой отец. Ты можешь по нему скучать.
Когда приходит время, Фандер приближается к яме и опускается рядом с ней на колени под шокированные шепотки аристократов. Чтобы в новеньком с иголочки костюме сесть на голую землю?
— Немыслимо, — вздыхает одна из женщин.
Фандер кладет обе ладони на землю и просит ее о помощи. Работники кладбища отступают, не веря, что один хилый маг сможет зарыть целую могилу, но, выслушав просьбу и не увидев в ней ничего непристойного, капризная сила поддается, земляной холмик сам собой перетекает в яму и накрывает гроб, будто одеялом.
Фандер смотрит, как земля сама собой аккуратно утрамбовывается. Он садится на корточки перед холмиком, втыкает в землю несколько семечек и начинает с ними разговор, а спустя пару минут вырастает и оплетает надгробный камень актинидия, у изножья распускается куст желтой флорибунды любимого сорта Омалы. А рыхлую землю покрывает мягкое одеяло из клевера.
Траминерцы молчат, глядя, как Фандер спокойно встает с земли и отряхивает руки. Когда к нему подходит Нимея и обнимает за талию, а с другой стороны встает Энграм и хлопает по плечу, городские сплетницы приходят в полный экстаз.
— И ты можешь все это без наших прежних сил? — тихо спрашивает Энг.
— Могу. И ты сможешь.
— Это сложно? Больно?
— Нет. Совсем нет.
— А что нужно?
— Просто верить.
— В… магию? — Брови Энга ползут вверх, он настроен крайне скептически.
— В себя.
— Если что, я в деле, — ухмыляется подошедший Рейв. — Достало быть немощным, который ни черта не может. Профессор Хардин, набираете учеников?
Нимея с гордостью смотрит, как сияют глаза Фандера. Он больше не считает себя ни на что не годным. Он кажется абсолютно самодостаточным, будто в его жизни наконец все встало на свои места.
— Вы разозлитесь, когда я расскажу, в чем фишка.
— Погодите, а не вас ли мы хоронили на прошлой неделе? — хмурится один из рабочих.
Фандер в ответ пожимает плечами.
— Разве такое возможно? Вы видели, чтобы мертвецы с того света возвращались?
Рабочий качает головой, на лицах присутствующих мелькает понимание, но они не спешат вступать в дискуссию.
— И ты не будешь скрываться? — шепчет Нимея.
— Нет, буду плыть по течению.
— Ты свободен. Можешь жить где угодно. — Она пытливо смотрит Фандеру в глаза.
— Я остаюсь в Траминере. Это мой дом, и ему нужна помощь. Ты со мной?
Нимея кивает раньше, чем успевает обдумать предложение. Ненавистная страна и ненавистный город становятся светлее, увидев проблеск надежды, похожий на яркую вспышку молнии.