Патриция была дочерью Сильваны Барбьери, рыжеволосой женщины из простой семьи, которая выросла, помогая отцу в ресторане в Модене – городе в Эмилии-Романье, в паре часов пути от Милана. Фернандо Реджани, сооснователь успешной транспортной компании с главным управлением в Милане, часто заезжал в этот семейный ресторан пообедать или поужинать, когда бывал в городе проездом. Он сам был родом из Эмилии-Романьи, и ему нравилась как аппетитная местная кухня, на которой он вырос, так и симпатичная рыжеволосая дочка владельца, которая проплывала между столиками и пробивала чеки на кассе. И хотя Реджани был старше пятидесяти, да к тому же женат, но он не смог устоять перед Сильваной, которой тогда было восемнадцать. Она считала его похожим на Кларка Гейбла.
– Он так ревностно за мной ухаживал, – вспоминала Сильвана, рассказывая, что их отношения продлились не один год. Она уверяет, что Патриция, которая родилась 2 декабря 1948 года, была на самом деле дочерью Реджани, но тот не мог признать ребенка, поскольку был женат. Однако, рассказывая о своем детстве, Патриция всегда называла Реджани своим patrigno, то есть отчимом. Сильвана вышла замуж за соседа Мартинелли, чтобы у дочери была фамилия, и сбежала со своим Кларком Гейблом в итальянскую деловую столицу.
– Я была возлюбленной, любовницей и женой одного человека, и только одного, – утверждала Сильвана. Она переехала вместе с дочерью в квартирку на Виа Тозелли в полупромышленном районе недалеко от главного управления компании Реджани.
С годами Реджани сколотил неплохое состояние благодаря «Блорт» – своей компании, названной по инициалам четверых основателей, которые еще до войны собрали средства на свой первый грузовик. И хотя впоследствии немецкая армия конфисковала у компании грузовики, после войны Реджани сумел восстановить дело, поочередно выкупая доли у партнеров, пока он не оказался единственным владельцем компании. Он стал уважаемым членом миланского делового и религиозного сообщества, щедро жертвовал на благотворительность и заслужил титул commendatore — командора. Жена Реджани скончалась от рака в феврале 1956 года, и к концу года Сильвана вместе с Патрицией въехала в его комфортабельный дом на Виа деи Джардини. Несколькими годами позже Реджани тихо обвенчался с Сильваной и удочерил Патрицию.
Сильвана с дочерью выяснили, что в доме они не одни. В 1954 году Реджани усыновил ребенка родственников, которые не могли заботиться о мальчике. Тринадцатилетний Энцо, трудный и неуправляемый ребенок, тут же невзлюбил новоприбывших.
– Сильвана будет твоей новой учительницей, – сказал ему Фернандо.
– Чему это она будет меня учить? – возмутился Энцо. – Она глупа и делает грамматические ошибки!
Энцо не ужился и с Патрицией: дети постоянно ссорились, и жизнь в доме Реджани стала невыносимой. Сильвана, которую растили в традиционном духе строгих правил и наказаний, безуспешно пыталась взять Энцо под контроль. Наконец она отправилась к Реджани.
– Мальчик не очень способный, он плохо учится в школе, – сказала Сильвана, и Энцо отправили в школу-интернат.
Патриция, которая пришла в восторг от нового отца и от семейной жизни, покорила сердце Фернандо. Он бессовестно баловал дочку – та с обожанием называла его Papino. Когда девочке исполнилось пятнадцать, отец подарил ей белую норковую шубу, которой она тут же похвасталась перед одноклассниками по «Колледжио делле Фанкуилле» – частной школе для девочек в восточной части Милана, рядом с городской консерваторией. На восемнадцатый день рождения Патриция обнаружила перед домом спорткар «Лянча-Фульвиа Загато», перевязанный огромной красной лентой. Девочка дразнила отца, донимала его неловкими вопросами о религии.
– Papino, а если Христос вечен, то зачем нужны его деревянные фигурки? – спрашивала она, и отец ворчал что-то в ответ. – Papino, а тот деревянный Христос, которого ты целовал на Пасху, когда-то был деревом!
И, пока Реджани пыхтел от гнева, дочка бросалась ему на шею:
– Papino, в воскресенье я пойду с тобой в церковь!
Реджани баловал Патрицию, а Сильвана – воспитывала. Сильвана перевезла дочь из Модены в Милан, от самой же Патриции зависел следующий шаг: в гостиные лучших семейств города. Патриция стала живым воплощением амбиций своей матери. Но машины, меха и другие символы статуса только вызывали волну слухов среди одноклассников Патриции: те громко шептались о простом происхождении ее матери и смеялись над ее вычурным стилем. Вечерами Патриция плакала матери в плечо.
– Что у них есть, чего нет у меня? – тоскливо спрашивала она. Сильвана отчитывала дочь и напоминала ей, что они оставили позади совсем другую жизнь – в маленькой квартирке на Виа Тозелли.
– Слезами ничего не добьешься, – учила она. – Жизнь – это бой, и нужно сражаться. Важна только самая суть; не слушай злые языки, они ведь тебя не знают.
Окончив школу, Патриция поступила на курсы переводчиков. Она была умна и обучаема, но ее больше всего интересовали развлечения. Одногруппники вспоминали, как она вваливалась в аудиторию в восемь утра, скидывала с плеч очередную нарочито пышную шубу и демонстрировала откровенное коктейльное платье в стразах, которое не снимала с прошлой ночи.
– Она развлекалась где-то каждый вечер, – рассказывала Сильвана, качая головой. – Выходила в гостиную попрощаться, прижимая шубу к груди, и говорила: «Papà, я ушла гулять». Фернандо смотрел на часы и отвечал ей: «Хорошо, но в четверть первого я запираю двери; если к этому времени не будешь дома – ночуй хоть на лестнице!» Когда дочь уходила, он смотрел на меня и говорил: «Вы меня держите за идиота, но я знаю, почему она так прячется за своей шубой. Тебе не следует отпускать дочь гулять в таком виде!» В этом всегда была виновата я!
И хотя Патрицию мало волновала учеба, она без труда освоила английский и французский в дополнение к итальянскому, радуя своего papino Реджани хорошими оценками. В то же время в Милане заговорили о ней и ее скандальном поведении.
– Впервые я встретила Патрицию на свадьбе своей подруги, – вспоминала ее бывшая знакомая. – Она была в чудесном вуалевом платье лавандового цвета – а под платьем ничего. По тем временам это было непристойно!
Маурицио был воспитан отцом в строгих правилах, тогда как все парни в компании знали, что за девица эта Патриция. Поговаривали даже, что знали слишком хорошо, но Маурицио отказывался слушать. Он был от нее без ума.
Родольфо был потрясен, когда Маурицио заявил ему о своей любви к Патриции.
– В твои-то годы?! – прогремел он. – Ты еще молод, ты даже не доучился и не начал стажироваться в семейном деле.
Маурицио слушал молча. Родольфо хотел выучить его и однажды передать ему компанию «Гуччи». Он видел, что ни один из сыновей Альдо с задачей не справится – и Альдо знал это ничуть не хуже.
– И кто же твоя счастливица? – недовольно спросил Родольфо. Маурицио ответил – имя ничего не сказало отцу: он надеялся, что вся эта история пройдет сама и сыну надоест его пассия.
Пожалуй, в глазах Родольфо ни одна женщина не была достойна Маурицио. Какое-то время он надеялся, что сын женится на подруге детства Марине Пальма – та потом вышла за Ставроса Ниархоса; ее родители жили в Санкт-Морице, недалеко от Родольфо. Марина и Маурицио играли вместе еще в раннем детстве.
– Только в ней Родольфо видел достойную партию своему сыну, – вспоминала Лилиана Коломбо, сначала работница Родольфо, а после – верная секретарша Маурицио. – Родольфо мечтал, что Маурицио женится на Марине, потому что та была из хорошей семьи и он знал ее отца. Насчет Патриции Родольфо не мог быть уверен.
Примерно через полтора месяца после начала отношений Маурицио и Патриции произошло то, что заставило скопившееся напряжение выплеснуться открыто. Патриция пригласила Маурицио на выходные в Санта-Маргерита, где у ее отца была небольшая двухэтажная вилла с утопавшей в цветах террасой и видом на воду. В этом доме, обставленном изящной венецианской мебелью, Патриция встречалась с друзьями.
– Этот дом напоминал портовый город, – вспоминала Сильвана. – Нандо приносил домой фокаччу, я делала целые подносы маленьких сэндвичей – и через пару часов не оставалось ни крошки!
Но в те выходные Патриции было все равно, сколько народа соберется в доме, ведь ее волновал лишь один человек: тот, кто не пришел. Она позвонила Маурицио домой и спросила, не случилось ли что-нибудь. К ее удивлению, он сам подошел к телефону.
– Я сказал отцу, что хочу приехать к тебе, и он меня не отпустил, – робко сказал Маурицио.
Патрицию изумила и возмутила эта покорность:
– Ты же взрослый мужчина! Тебе на все нужно спрашивать разрешения? Мы ведь любим друг друга, а тебе вдруг запрещено приехать ко мне искупаться? Может, просто приедешь на один день?
В воскресенье Маурицио, наконец, приехал. Он пообещал отцу, что вернется к вечеру, но за ужином Патриция уговорила его остаться на ночь. Когда Родольфо понял, что сын не собирается домой, он позвонил сам. Трубку взяла Сильвана, и Родольфо обрушился на нее, требуя позвать к телефону отца Патриции. Когда Фернандо Реджани подошел к телефону, отец Маурицио прорычал:
– Я не в восторге от того, что происходит между моим сыном и вашей дочерью. Она отвлекает Маурицио от учебы.
Реджани попытался успокоить Родольфо, но тот перебил его.
– Basta! Скажите своей дочери, что ей нельзя больше видеться с моим сыном. Я-то знаю, что она хочет от него только денег – и она никогда их не получит. Никогда! Слышали?!
Фернандо Реджани был не тем, кто способен проглотить обиду, а обвинение Родольфо глубоко его задело.
– Вы слишком грубы! Будто вы не знаете, что не у вас одного в мире есть деньги, – возразил он. – Моя дочь может видеться с кем пожелает. Я доверяю ей и ее чувствам, и если она хочет встречаться хоть с Маурицио Гуччи, хоть с кем угодно еще, то она вправе это делать! – прокричал он и бросил трубку.
Маурицио, который слышал весь этот разговор, пришел в ужас. Тем вечером Патриция увела его танцевать на пляж, но он никак не мог расслабиться, а наутро уехал с рассветом и направился в Милан. В тревожном ожидании он открыл массивную деревянную дверь в кабинет отца. Родольфо тяжело глянул на сына из-за своего антикварного деревянного стола и произнес те слова, из-за которых сын и ушел из дома.