Меньше чем через час Маурицио поставил большой чемодан с красно-зелеными фирменными полосками на порог дома Патриции на Виа дель Джардини и позвонил в дверь. Когда Патриция открыла ему, ее изумило увиденное: и тяжелый чемодан на пороге, и печальные голубые глаза возлюбленного.
– Я все потерял! – воскликнул Маурицио. – Мой отец сошел с ума. Он лишил меня наследства, он оскорбил нас обоих: я даже не могу передать тебе, что он мне сказал.
Патриция молча обняла его, погладила по затылку. А затем обвила руками его шею и улыбнулась в глаза.
– Мы с тобой как Ромео и Джульетта, а наши семьи – как Монтекки и Капулетти, – сказала она и сжала его руку, чтобы успокоить дрожь, а затем нежно поцеловала.
– Что же мне теперь делать, Патриция? – пожаловался Маурицио, чуть не плача. – У меня за душой ни цента!
Патриция взглянула на него серьезнее.
– Заходи, – сказала она и потянула его за руку в гостиную. – Отец скоро вернется домой. Ты ему нравишься. Нам надо с ним поговорить.
Фернандо принял дочь и молодого Гуччи в своем кабинете – простой, но изящно обставленной комнате с книжными полками, антикварным письменным столом из дерева, двумя маленькими креслами и диваном. Несмотря на то, как Фернандо разозлили оскорбления Родольфо, Маурицио ему в самом деле нравился.
– Commendatore Реджани, – тихо произнес Маурицио. – У меня вышла размолвка с отцом, и он выгнал меня из дома и из семейного бизнеса. Я еще учусь, и работы у меня нет. Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней, хотя теперь мне нечего ей предложить.
Внимательно выслушав Маурицио, Фернандо расспросил его о ссоре с Родольфо. Он верил словам юноши – и в том, что касалось размолвки, и насчет чувств к Патриции. Ему было жаль Маурицио.
– Я дам тебе работу и впущу тебя в свой дом, – наконец сказал он, тщательно подбирая слова, – при условии, что ты окончишь учебу и что вы с моей дочерью будете держаться друг от друга подальше. Я не потерплю никаких глупостей под своей крышей, и, если они начнутся – наш договор расторгнут.
Фернандо строго взглянул на юношу. Тот молча кивнул.
– Что же касается свадьбы – об этом мы еще поговорим: во-первых, я до сих пор зол из-за того, как со мной обошелся твой отец, а во-вторых, я хочу быть уверен, что вы оба настроены серьезно. Этим летом мы с Патрицией уедем в долгое путешествие, и если ты все еще будешь влюблен, когда мы вернемся, тогда мы подумаем.
В той манере, которой потом следовал всю взрослую жизнь, Маурицио разорвал отношения с Родольфо, который критиковал его и ограничивал, и нашел новый источник силы и защиты: Патрицию и ее семью. Семье Реджани Маурицио показался таким добродушным и уязвимым, что они рады были принять его в свою жизнь и спасти от гневливого и необдуманного поведения Родольфо. Диван в кабинете служил Маурицио постелью еще несколько месяцев: днем он работал на Реджани, а ночью занимался учебой.
Новости о том, что влюбленные теперь живут под одной крышей, разлетелась по миланскому обществу как пожар. Друзья Патриции заваливали ее вопросами: каково это, жить вместе со своим молодым человеком? Патриция незаметно играла свою роль.
– Papà следит, чтобы мы даже близко мимо друг друга не проходили, – жаловалась она, упиваясь жадным вниманием слушателей. – Мы с Маурицио совсем перестали видеться. Днем он работает на Papà, а по ночам готовится к экзаменам.
Пока Маурицио изучал основы работы в транспортной компании, Родольфо всерьез переживал: он не мог принять то, что Маурицио бросил его так рано и готов был отказаться от всего, что его ожидало, ради какой-то женщины. Гордость не давала Родольфо пойти на примирение. Он скучал по совместным ужинам с сыном, поэтому все дольше и дольше засиживался вечерами в кабинете, а повару отдавал распоряжение готовить холодный ужин, который затем ел в одиночестве, обычно довольствуясь фруктами и сырной тарелкой. Когда братья Альдо и Васко заходили его навестить, беспокоясь из-за ссоры между отцом и сыном, Родольфо пресекал эти разговоры.
– Для меня этого bischero, этого болвана, больше не существует, ясно вам?! – кричал он.
– Отец Маурицио не принял меня не за то, что я была Патрицией Реджани, но за то, что я была женщиной, которая украла его любимого сына, – позже рассказывала Патриция. – Маурицио впервые в жизни не подчинился его слову, и это приводило его в ярость.
Тем временем Реджани с дочерью отправились путешествовать по всему миру. Когда они вернулись в сентябре 1971 года, Патриция и Маурицио любили друг друга еще сильнее прежнего. Управляющие Фернандо подтвердили, что Маурицио показал себя серьезным работником и сообразительным молодым человеком. Он не работал вполсилы, принимаясь даже за тяжелый ручной труд, например разгрузку контейнеров в порту. Проблемы компании он воспринимал как свои, старательно координируя расписания водителей. Через несколько дней после возвращения домой Реджани пригласил дочь в кабинет на разговор.
– Va bene, – сказал он, – хорошо. Вы оба убедили меня, что настроены серьезно. Я одобряю твой брак с Маурицио. Очень жаль, что Родольфо такой упрямец, ведь он по собственной вине потерял сына, а я обрел.
Свадьба была назначена на 28 октября 1972 года, и под внимательным надзором Сильваны приготовления к церемонии шли быстро. Когда Родольфо понял, что Маурицио не откажется от своей возлюбленной, он решился на крайние меры. Однажды утром, в конце сентября 1972 года, он отправился на встречу с кардиналом Милана Джованни Коломбо – и не для того, чтобы спросить духовного совета. После долгого ожидания в здании прямо за Миланским собором, под высокими торжественными сводами зала перед кабинетом кардинала, Родольфо изложил свою просьбу:
– Ваше высокопреосвященство, – попросил он кардинала, – мне нужна ваша помощь. Брак между моим сыном и Патрицией Реджани нужно предотвратить!
– На каких основаниях? – спросил кардинал Коломбо.
– Он мой единственный сын, мать его умерла, и он все, что у меня есть, – дрожа, сказал Родольфо. – А эта Патриция Реджани ему не пара, и мне страшно. Только вы теперь можете их остановить!
Кардинал выслушал Родольфо.
– Простите, – сказал он, наконец, и встал, показывая, что аудиенция закончена. – Если они любят друг друга и хотят пожениться, я никак не могу этого предотвратить.
И с этими словами он указал Родольфо на дверь.
Горюя по потерянному сыну, Родольфо ушел в себя. В то же самое время Маурицио точно заново родился. Он получил ученую степень в юриспруденции в миланском Католическом университете. За те месяцы, которые он прожил с семьей Реджани, он осознал, что мир не вертится вокруг его отца. Он повзрослел, ощутил больше контроля над собой и своим будущим – хоть и не в связи с семейной компанией. У него все получалось, и ему нравилось работать с отцом Патриции, к которому он привязался. А Реджани привязались к нему: Маурицио даже называл Фернандо Papà Baffo[17] за его пушистые седые усы – правда, всегда за глаза.
– Маурицио честно говорил, что ему нравится разгружать грузовики! – удивлялся один из его друзей. – Это были годы студенческого движения в Италии. В Милане, как и везде, начались протесты и стычки между бандами, даже применялся слезоточивый газ прямо в центре города. Маурицио в протестах не участвовал: его восстанием была Патриция, – говорил о нем друг. – Он уже обрел свою независимость.
И все же Маурицио был не вполне в ладу с собой. За несколько дней до свадьбы с Патрицией он наведался на исповедь в Дуомо – великолепный миланский собор четырнадцатого века. Он зашел в величественный полутемный неф и направился к одной из кабинок для исповеди около стены. Ему нравилось чувство конфиденциальности, нравилось быть одним из многих, слышать тихие голоса, легкое эхо шагов, видеть игру света в высоких витражах.
– Простите меня, падре, ибо я согрешил, – пробормотал он, встав на колени на невысокой обитой скамейке в исповедальне. Он опустил голову к сплетенным пальцам рук, стоя перед выцветшей бордовой шторкой. – Я нарушил одну из десяти заповедей: я ослушался отца своего. Я собираюсь жениться против его воли.
Базилика Санта-Мария-делла-Паче – здание четырнадцатого века из красного кирпича – стояла в зеленом внутреннем дворе прямо позади здания миланского суда, построенного в XX веке. По итальянской традиции Сильвана покрыла церковные скамейки бордовым бархатом и украсила букетами полевых цветов. Papino Реджани раскошелился и нанял «Роллс-Ройс» старого образца, чтобы отвезти дочь к церкви, а также шестерых служащих во фраках, которые провожали гостей к их местам. За церемонией следовал недолгий прием в залах Ордена Сан-Сеполькро прямо под церковью, а затем пять сотен гостей собирались за ужином при свете канделябров в клубе Деи Джардини – том самом миланском клубе для встреч, в котором двадцать три года спустя, при ярком свете и грохочущей музыке, прошел первый за долгое время показ современной моды от дома Гуччи.
Свадьба Маурицио и Патриции была одним из самых значимых общественных событий года, однако ни один из родственников жениха на нее не явился. Семья Патриции, зная, что Родольфо против этого брака, не прислала ему приглашения. Рано утром того дня Родольфо позвал своего водителя Луиджи и под случайным предлогом распорядился отвезти его во Флоренцию.
– Казалось, будто весь город справляет эту свадьбу, – вспоминал Луиджи. – Родольфо ничего не оставалось, кроме как уехать.
Церковь была полна друзей и знакомых Патриции – Маурицио же пригласил только одного своего учителя и пару друзей по школе. Дядя Васко прислал ему серебряную вазу.
Патриция была уверена, что Родольфо придет.
– Не переживай, Мау, – утешала она жениха. – Все еще сложится. Подожди, пока не появятся внуки: вы с отцом непременно помиритесь.
И Патриция была права – однако она была не из тех, кто полагается на случай. Она заручилась поддержкой Альдо, который всегда стоял за семейный дух в бизнесе. Альдо приглядывал за Маурицио, и его впечатлила решимость племянника в противостоянии отцу. А еще он начинал осознавать, что никто из его сыновей не горит желанием ни п