Паоло считал своего отца невыносимым тираном и раздумывал, что ему делать. Вернуться во Флоренцию было исключено. Он уже собрал круг друзей и знакомых в Нью-Йорке, поэтому искал возможности начать делать что-нибудь под собственным именем. Вскоре семья прознала о его планах.
– Альдо, что там задумал твой bischero? – прокричал Родольфо в телефонную трубку у себя в офисе в Скандиччи. От местных поставщиков он узнал, что Паоло обсуждал с ними собственную линейку товаров и что это были не просто фантазии. У Паоло уже были и дизайны, и цены, и даты доставки. Планы на распространение были наполеоновскими: по некоторым свидетельствам, он планировал сотрудничать даже с супермаркетами.
Альдо бросил трубку. Он был возмущен. Паоло прогадал, воображая себе реакцию отца: вместо того чтобы объединиться с ним против Родольфо, тот разозлился на сына. И хотя Альдо с Родольфо непрерывно ссорились, если нужно было защитить благополучие компании – они объединялись. Они оба увидели в Паоло угрозу имени Гуччи и всему, чего они добились. В гневе Альдо ударил кулаком по столу. Он так много сделал для Паоло – и вот благодарность!
Он позвонил Паоло в офис над магазином на Пятой авеню. Он его рева содрогнулись стены:
– Bischero! Ты уволен! Ты идиот, если решил с нами тягаться! Поразительный идиот! Больше я не стану тебя защищать.
– Зачем ты позволяешь им меня топить?! – огрызнулся Паоло. – Я лишь хочу улучшить компанию, а не разрушить ее. Уволишь меня – я создам свое дело, и тогда посмотрим, кто был прав!
Он вылетел из магазина и позвонил своему адвокату, Стюарту Шпайзеру. Несколько дней спустя они подготовили все бумаги для оформления нового товарного знака: PG – Паоло Гуччи.
Довольно скоро Паоло получил письмо об увольнении от собственного отца: официальное письмо от совета директоров на дату 23 сентября 1980 года. Когда Паоло понял, что рассчитываться с ним после двадцати шести лет работы на компанию никто не собирается, то снова направился в суд и подал иск на главную компанию в Италии – и тем еще больше убедил Родольфо в том, что представляет опасность. Семья собрала совет директоров во Флоренции – куда Паоло приглашен не был – и выделила около восьми миллионов долларов на борьбу с предприятием Паоло. На собрании был и Джорджо, который старался не вмешиваться в семейные дрязги, и Роберто, который считал, что Паоло зашел слишком далеко в попытках сделать все по-своему. Он пытался вразумить брата:
– Нельзя быть одновременно с нами и против нас. Если уж играешь – уважай правила игры. Нельзя бороться с компанией и оставаться в ней. Хочешь идти своим путем – тогда продавай свои акции.
Паоло только раздражало это давление.
– В компании все защищают свои интересы – и я не понимал, почему не могу озаботиться своими, – говорил он.
Родольфо пригласил на собрание и Маурицио, хотя тот даже не был акционером. Незадолго до этого Родольфо диагностировали рак простаты; и хотя он еще принимал активное участие в делах, но хотел как можно скорее ввести в игру сына.
– Нужно бороться с Паоло изо всех сил, – сказал он Маурицио один на один. – Его нужно разгромить быстро и радикально. Он угрожает всему, что у нас есть, а я не буду жить вечно.
Родольфо к тому времени было уже семьдесят, и в попытках остановить рак он проходил курс интенсивной лучевой терапии.
Компания «Гуччи» вступила в бой против Паоло – нанимая юристов, мгновенно предупреждая всех лицензиатов, с которыми тот выходил на связь, что любые попытки торговать под именем Паоло Гуччи будут пресечены. Родольфо лично написал всем поставщикам «Гуччи», что с любым, кто будет сотрудничать с Паоло, немедленно разорвут отношения. Война с подделками была ничем по сравнению с этой. Семейная ссора переросла в самую настоящую торговую войну. За следующие десять лет семейная баталия явила общественности тайный мир того, что обычно оставалось личным делом семьи: все увидели и смену союзников, и внезапные предательства, и примирения. Пресса часто называла эти события «Далласом на Арно»[21], хотя происходящее больше напоминало интриги Никколо Макиавелли во Флоренции эпохи Возрождения.
Глава 6. Ответный удар Паоло
Пока Гуччи планировали защиту и выходили на линию фронта, Паоло решительно и без рассуждений двинулся к своей цели: сделать себе имя. Его первой атакой стал судебный иск в 1981 году за право использовать собственное имя. К 1987 году его исков против собственного отца и компании «Гуччи» было уже десять. Когда отец с дядей начали подрывать его попытки найти поставщиков, он стал производить продукцию по своим дизайнам на Гаити – как выяснила его семья, там он даже сам взялся за подделку товаров «Гуччи».
Тем временем Альдо и Родольфо сцепились из-за парфюмерной компании Гуччи, которая играла все более важную роль. Хоть Родольфо и признавал, что своим уровнем жизни по большей части обязан Альдо, он в то же время завидовал уверенности и власти старшего брата и хотел бы быть ничем не хуже него. С гением старшего брата ему было не сравниться, но он не принимал и недолюбливал тот контроль, который Альдо установил над делом. Родольфо беспокоило и то, как мало влияния на компанию оказывает его единственный наследник Маурицио.
Когда началась борьба против Паоло, Родольфо пытался взять под свое управление те вопросы в бизнесе, которые от него ускользали. Он выяснил стратегию Альдо: перевести львиную долю дохода «Гуччи» в дочернюю «Гуччи Парфюмс», в которой у Родольфо было лишь двадцать процентов, а у Маурицио – вовсе ничего. Родольфо уговаривал Альдо увеличить его часть в парфюмерном бизнесе, но тот отказывался.
– Не вижу причин отнимать у своих сыновей их долю, чтобы побольше отдать тебе, – говорил он.
Не сумев увеличить свою долю в парфюмерной компании, Родольфо решил добиться влияния другим путем. Он нанял адвоката, молодого итальянца Доменико де Соле, который сделал успешную карьеру в Вашингтоне. Де Соле был первым человеком в жизни Родольфо, не считая Паоло, который решился возразить Альдо. Де Соле родился в Риме и был сыном генерала итальянской армии родом с юга страны, из маленького городка Чиро в Калабрии. В детстве де Соле много путешествовал по Италии вместе с семьей по работе отца, поэтому знал, что мир не заканчивается на Калабрии, бедном регионе, страдавшем к тому же от мафии. Получив юридическое образование в Римском университете, де Соле решил получать магистерскую степень в Гарвардской школе права – по совету друга Билла Макгерна, который там учился.
Де Соле приняли в Гарвард на стипендию. Яркий, деятельный и амбициозный молодой человек быстро увидел, что Америка – это страна возможностей.
– Мне нравилось в Штатах, – рассказывал он позднее. – Они стали частью меня как личности. Мои ровесники-итальянцы были помешаны на mamma и pasta, а для меня Америка стала чем-то новым и волнующим.
В кругу друзей он часто цитировал исследование, которое показало, что большая часть богатых людей в Америке сами добились своего положения, в то время как в Европе такие люди чаще всего уже рождались богатыми. Он понял, что его амбиции и энергия просто созданы для бескрайних возможностей Америки. А еще ему нравилась мысль оказаться за тысячи километров от матери, которую он называл волевой и властной.
– Для американцев поступление в колледж – это как обряд посвящения, – замечал де Соле. – Как сейчас помню свою ужасную комнату в общежитии в Дейн-Холле. (Позже он переехал в Стори-Холл.) Мать приехала меня навестить, огляделась и сказала: «Твоя спальня все еще ждет тебя дома». Тогда-то я и понял, что возвращаться не хочу!
– Де Соле – американец на двести процентов, – рассказывал о нем давний коллега Аллан Таттл, который в наше время является штатным советником компании «Гуччи» по правовым вопросам. – Из достаточно закрытого общества он выбрался в более открытое, и сейчас он уже скорее американец, чем итальянец, особенно учитывая, как он тянется к этой системе.
Де Соле усердно учился, в 1970 году окончил магистратуру, затем какое-то время проработал в Нью-Йорке на «Клири, Готтлиб, Стин энд Хэмилтон», после чего переехал в город Вашингтон и устроился в уважаемое юридическое бюро «Ковингтон энд Берлингс». Он нашел квартиру на Эн-стрит в Джорджтауне – как раз напротив тогда жил сенатор Джордж Ф. Кеннеди. В июне 1974 года на свидании вслепую он познакомился со своей женой, Элеонор Ливитт, и немедленно влюбился в ее ясные голубые глаза, сильный характер и мировоззрение белой англосаксонской протестантки. Де Соле казалось, что с этой девушкой он окажется в сердце Америки.
Де Соле было тридцать, он был на семь лет старше Элеонор. Но он покорил ее сердце.
– Он был очаровательным, ярким и внимательным, – говорила она. Как карьеристку с перспективами в «Ай-Би-Эм», ее впечатлили трудолюбие и решимость де Соле: ведь «Ковингтон энд Берлингс» принимали в свои ряды всего одного иностранца в год. Вскоре после встречи де Соле познакомил Элеонор с родителями, которые приехали навестить его в Вашингтоне и остались на полтора месяца. Матери де Соле Элеонор сразу понравилась, о чем она тут же сообщила сыну. К августу состоялась помолвка, а в декабре 1974-го – свадьба в епископальной церкви на территории Вашингтонского кафедрального собора. Жених был во фраке и белом галстуке, невеста – в свадебном платье своей матери.
Получив допуск к практике, де Соле устроился в «Паттон, Боггс энд Блоу» – молодую, активно развивающуюся контору на Эм-стрит: сейчас она называется «Паттон энд Боггс». Контора пользовалась хорошей репутацией и много работала на международном уровне, чем и заинтересовала де Соле. Он твердо решил, что станет совладельцем фирмы – что было смелой идеей в растущей конторе на триста сотрудников, – и работал без отдыха.
– Стать совладельцем было моей главной целью, – рассказывал он. – Я работал старательнее всех, не делая перерывов, я был просто одержим работой.