– Больше всего Родольфо ошибся в том, что не проявил доверия к Маурицио раньше, – говорил советник Маурицио Жан Витторио Пилоне, когда давал интервью в своем офисе в Милане незадолго до своей смерти в мае 1999 года. – Он крепко держался за свой кошелек и не давал Маурицио и шанса самостоятельно встать на ноги.
– Случалось, что на Маурицио давили масштабы решений, которые он вынужден был принимать, – добавляла Лилиана Коломбо, ставшая верной секретаршей Маурицио. – Родольфо все и всегда делал за него.
Перед смертью Родольфо переживал, что, несмотря на все старания привить Маурицио понимание ценности и смысла денег, ему не удалось этого сделать. Хоть он и был лишен делового гения, которым был одарен Альдо, но все же сумел сколотить состояние, в которое входили и земли в Сент-Морице, и скрытые счета в швейцарском банке. Родольфо гордился тем, что всегда только клал деньги на свои счета и никогда ничего с них не снимал, но он не мог поручиться, что сын поведет себя так же. Он видел, что Маурицио способен легким движением руки растратить миллионы, что он одержим внешними признаками успеха, а не сутью дела. Кроме того, Родольфо боялся, что Маурицио погубят жестокие семейные распри.
– Маурицио был славным и чувствительным юношей, – вспоминал Пилоне. – Его отец боялся, что такой характер сделает его уязвимым.
Многие советники Родольфо рассказывали, что в последние месяцы жизни он отзывал их в сторону и просил присмотреть за Маурицио, когда его не станет, и эти просьбы не очень-то возвышали Маурицио в их глазах.
Однажды – Родольфо тогда еще активно участвовал в делах, но уже часто ездил в Верону лечиться от рака – он вызвал на разговор Алана Таттла, коллегу де Соле по «Паттон, Боггс энд Блоу» в Вашингтоне. Таттл был судебным юристом и защищал Родольфо, Альдо и компанию «Гуччи» в суде против Паоло, так что был близко знаком с семьей. Он только что вернулся из отпуска в Венецию, расположенную всего в часе езды от Вероны. Родольфо встретил Таттла в городе и пригласил пообедать вместе холодным дождливым днем. Только возвратившийся из жаркого солнечного Вашингтона, Таттл оказался не готов к такой погоде.
– Родольфо буквально отдал мне плащ, потому что у меня не было своего, – рассказывал он.
Двое пообедали в местном ресторане, а затем направились на долгую прогулку вдоль извилистых венецианских каналов. Родольфо рассказал, как годы назад именно здесь женился на Сандре Равель, и вспомнил, как по берегам каналов выстроились поздравители и забрасывали их гондолу цветами.
– Он знал, что умирает, хотя и не сказал мне об этом, – говорил Таттл. – Он вкратце рассказал мне о Маурицио и о своих беспокойствах на его счет. Он хотел, чтобы мы с Доменико де Соле позаботились о его сыне.
Закончив речь, Родольфо сел в водное такси, изящно взмахнул рукой и исчез.
– Он всю жизнь был актером, – замечал Таттл. – Вся эта сцена была прекрасно поставлена и очень трогательна.
Позже тот же монолог услышал и де Соле.
– Родольфо было страшно, – рассказывал он. – Он понимал, что у Маурицио нет чувства меры.
Поначалу Родольфо не доверял Патриции, но в итоге решил ей открыться. Сама она рассказывала, что Родольфо сказал ей так: «Когда у него появятся деньги и власть, он изменится. Ты поймешь, что твой муж стал другим человеком». Патриция ему тогда не поверила.
Поначалу, после смерти Родольфо, Альдо внимательно следил за Маурицио. Он знал, что смерть младшего брата пошатнет достигнутый, несмотря на войны с Паоло, статус-кво. Они поровну поделили бизнес, основываясь на простых принципах: во-первых, компания должна оставаться в руках семьи и только члены семьи имели право решать, как развиваться, в какую сторону и с какой продукцией. Во-вторых, бизнес был поделен на две четко определенные части: Альдо управлял американской компанией «Гуччи» и розничной продажей, а Родольфо занимался «Гуччио Гуччи» и производством в Италии. Такое разделение сфер влияния хорошо работало; когда Родольфо умер, компания «Гуччи» вела крайне успешную торговлю. Под ее началом работали двадцать собственных магазинов в крупных столицах мира, сорок пять магазинов по франшизе от Японии до США, были прибыльная беспошлинная торговля и успешный оптовый бизнес, связанный с GAC. Сражения с Паоло утихли, и у Альдо нашлось время насладиться ролью патриарха семьи.
– Я был локомотивом, а вся семья – моим поездом, – довольно заключал он позднее. – Локомотив без состава бесполезен, а состав без локомотива – он попросту не двинется с места!
Альдо надеялся, что, несмотря на смерть Родольфо, дела «Гуччи» будут идти так же, как и раньше. Он недооценил три фактора. Первый: желание Маурицио вывести компанию за рамки семейных правил, которые до того приносили делу успех. Второй: решимость Паоло завоевать право вести дела под своим именем. И третий: отношение Налогового департамента США к уклонению от уплаты налогов. Прежний порядок сохранился в «Гуччи» едва ли на год.
До того как Родольфо не стало, о том, что его сын унаследует 50 процентов в компании, не заходило речи. Родольфо прямо говорил своим сотрудникам: после его смерти Маурицио получит все, «но ни минутой раньше». По опыту Альдо и Паоло он мог судить о том, чем чревата слишком ранняя передача власти. Он был убежден, что Альдо поспешил отдать своему сыну собственность, чем и нарушил равновесие, и сам поклялся не совершить ту же ошибку.
Завещание Родольфо было найдено не сразу после смерти, однако Маурицио, его единственный сын, все равно считался наследником по итальянским законам о наследстве. Через несколько лет после смерти Родольфо, когда Маурицио оказался завален юридическими проблемами в связи с наследством, группа следователей налоговой полиции Италии обнаружила завещание в сейфе компании, который пришлось открывать паяльником, так как ключ не удалось найти. Родольфо записал свою последнюю волю собственноручно, своим витиеватым почерком, и все оставил, как и ожидалось, своему «unico, adorato figlio» – единственному обожаемому сыну. Кроме того, Родольфо оставил распоряжения своим верным домашним, в частности Туллии, Франко и Луиджи.
На первом семейном совете, состоявшемся после кончины Родольфо, Маурицио, Альдо, Джорджо и Роберто напряженно окидывали друг друга оценивающими взглядами. Несмотря на краткую речь Маурицио о том, как он хочет работать вместе со всеми на будущее «Гуччи», остальные не восприняли его всерьез.
– Avvocatino! – сказал Альдо. – Не увлекайся. Тебе еще нужно многому научиться.
Никого не удивило, что Маурицио получил в наследство 50 процентов компании, но все раскрыли рты от изумления, когда Маурицио продемонстрировал им подписанные акции, доказывая, что отец незадолго до смерти переписал всю свою долю на него – и сэкономил около 13 миллиардов лир (8,5 миллиона долларов) в налогах на наследование. Семья усомнилась, не подделаны ли подписи.
Маурицио остался недоволен тем, что ему не удалось заручиться поддержкой семьи на совете, и вскоре он отправился на личную встречу с Альдо в Рим. Он надеялся, что дядя даст ему благословение на планы осовременить «Гуччи». Одна из римских помощниц Альдо подслушала их разговор: пренебрежительно качая головой, Альдо указал Маурицио на дверь.
– Hai fatto il furbo, Maurizio, ma quei soldi non te li godrai mai, – сказал он. – Ты очень умен, Маурицио, но этих денег тебе не видать!
Маурицио не испугало противодействие родни: он разработал новый план превращения «Гуччи» в глобальную фирму по торговле предметами роскоши с профессиональным международным управлением, поставленной на поток разработкой, производством и распространением, а также сложными маркетинговыми техниками. Образцом для подражания стала для него французская семейная фирма «Гермес», которая в своем развитии не отказалась ни от семейного характера, ни от высокого качества товаров. Маурицио хотелось вернуть «Гуччи» на один уровень с «Эрмес» и «Луи Виттон»; его пугала мысль остаться на одном уровне с Пьером Карденом, французским дизайнером итальянского происхождения, который вошел в историю моды, разработав знаменитый жакет «Бар» для «Кристиан Диор», а затем превратил торговлю своим именем практически в искусство, продавая автографы на всем – от косметики и шоколада до бытовой утвари.
Идея Маурицио по развитию «Гуччи» была хороша; вопрос был в том, как ее воплотить. Компания была разделена между членами семьи, и каждый защищал свое право следовать собственному представлению о том, что для «Гуччи» лучше. И хотя у Маурицио оказалась самая большая доля в компании – 50 процентов, – руки у него были связаны. Напротив него за столом переговоров находился Альдо, владелец 40 процентов в Guccio Gucci SpA; у Джорджо, Роберто и Паоло было по 3,3 процента. В «Гуччи Америка» у Альдо было 16 %, а у его сыновей – по 11,1 %. Маурицио почти ничего не мог сделать без их консенсуса, а им его идеи были не по душе. «Гуччи» держалась благодаря былой славе и приносила внушительную прибыль, которой хватало на жизнь, – и никто не видел нужды ничего менять.
И все же Маурицио настойчиво следовал своим планам – насколько мог. С помощью Роберты Кассоль он обновил рабочий состав «Гуччи». Как и отец, он не любил конфликтов, поэтому попросил Кассоль уволить многих опытных сотрудников, которые, по его мнению, уже не соответствовали изменившейся индустрии предметов роскоши.
– В детстве он передавал через меня то, чего не решался сказать отцу; теперь же он говорил мне: Роберта, пора дать расчет тем-то и тем-то, – рассказывала Кассоль. – Это была хрупкая, нерешительная личность.
В то же время положение самого Альдо в «Гуччи Америка» пошатнулось. В сентябре 1983 года на основании судебных материалов, поданных Паоло, Налоговый департамент США начал проверку по финансовым делам Альдо Гуччи и магазинов «Гуччи». К 14 мая 1984 года Департамент юстиции уполномочил прокуратуру США возбудить дело в Верховном суде. Альдо, который был крайне умен в деловых вопросах, не понимал американского отношения к налогам, хотя и получил гражданство Соединенных Штатов в 1976 году. Обычный итальянец относится к правительству со скепсисом и недоверием, поэтому считает, чт