– Пол, ваши люди готовы поработать с Гуччи? – спросил Студзински в трубку, обрисовывая план. – Если согласитесь с планом Маурицио, то решитесь ему помочь?
Как и Моранте ранее, Димитрук оживился при упоминании имени Гуччи.
– Нам очень интересна и встреча с Маурицио, и его история, – ответил он.
Как только Студзински получил одобрение от Димитрука, Моранте позвонил Маурицио из Лондона. Тот едва дал звонящему поздороваться:
– Сделка состоялась?! – выпалил он.
– Подождите, подождите минутку, не торопитесь, – возразил Моранте.
– Торопиться нужно, нельзя терять ни минуты! – настаивал Маурицио: он тогда еще был в Милане. Он не сказал Андреа, что боится серьезных проблем с законом из-за обвинений, которые ему предъявили родственники.
– Я нашел того, кто захотел встретиться с вами и выслушать вашу историю, – ответил Моранте. – Можете прибыть в Лондон?
В 1987 году «Инвесткорп» была почти не известна в финансовых кругах за пределами рынка прямых инвестиций. Основанная Кирдаром в 1982 году компания служила мостом, по которому клиенты с Персидского залива могли направить инвестиции в Европу и Северную Америку.
Кирдар был харизматичным и целеустремленным человеком. У него был высокий лоб, орлиный нос и всезнающие зеленые глаза, взгляд которых пронзал насквозь. Его семья, родом из северо-восточного города Киркук, была прозападно настроена и поддерживала правящую династию Хашимитов, когда арабский мир взбудоражил батхизм и антизападное движение насеритов, арабских националистов. В 1958 году была убита правящая семья, и кровавое восстание, которое привело к власти Саддама Хусейна, вынудило Кирдара бежать из страны.
Окончив бакалавриат в Тихоокеанском колледже в Калифорнии и некоторое время проработав в банке в Аризоне, Кирдар вернулся в Багдад, где все понемногу улеглось. Он учредил торговую компанию, которая выступала представителем западных фирм; однако в апреле 1969 года Кирдара вдруг арестовали и без объяснения причин продержали под арестом двенадцать дней: так режим проявлял свою власть. Этого оказалось достаточно, чтобы Кирдар решил снова покинуть Ирак, – только в этот раз ему было тридцать два года и нужно было содержать семью. Кирдар устроился в нью-йоркский «Элайд Банк Интернэшнл» – синдикат, через который вели международный бизнес восемнадцать банков США. Днем он работал в подвале банка в здании на 55-й Восточной улице, а по ночам готовился получать магистерскую степень в Фордемском университете. Окончив обучение и недолго проработав в Национальном банке Северной Америки, Немир нашел работу в «Чейз Манхэттен Банк», тогдашнем «кадиллаке» среди банков Соединенных Штатов. Для целеустремленного молодого человека, который планировал сделать карьеру в международном банковском деле, то было самое подходящее место.
В годы работы в «Чейз» Кирдар продумал долгосрочный бизнес-план для региона Персидского залива, который разбогател после нефтяного кризиса в 1970-х. Он заключил важные для «Чейз» сделки – сначала в Абу-Даби, а затем в Бахрейне – и создал команду, с которой впоследствии создал «Инвесткорп»: Майкл Мерритт, Элиас Халлак, Оливер Ричардсон, Роберт Глейзер, Филим Баском и Савио Тан. В группу также вошел общий друг Чем Чесмиг.
Кирдар планировал предложить богатым людям и компаниям Персидского залива привлекательные инвестиции для состояний, которые они сколотили на нефти. Он хотел предложить им надежную недвижимость и корпоративные возможности на Западе, а в процессе построить англо-арабскую версию «Голдман Сакс» и «Дж. П. Морган», то есть инвестиционный банк высокого уровня, известный своим умением проводить сделки. В 1982 году Кирдар заложил первый камень своей мечты в номере 200 отеля «Бахрейн Холидей Инн» – у него был только секретарь и пишущая машинка. За следующий же год «Инвесткорп» выросла из гостиничного номера в собственный главный офис «Инвесткорп Хаус» в Манаме, а затем дотянулась и до Лондона и Нью-Йорка.
Компания сделала своей миссией скупать многообещающие, но малоуспешные компании, помогать им финансами и консультацией, а затем продавать себе в прибыль. Клиенты «Инвесткорп» могли выбирать свою роль в каждой из инвестиций: они не были обязаны, как в обычном инвестиционном фонде, автоматически принимать заграничные акции во всех капиталовложениях «Инвесткорп». Клиентам не выплачивали дивиденды до самого конца цикла, то есть пока «Инвесткорп» не продавала компанию через частную сделку или допуск на биржу.
Первые приобретения «Инвесткорп» – в числе прочего она приобрела «Мэньюлайф-плаза» в Лос-Анджелесе и 10 процентов акций производителя напитков A&W Root Beer – помогли набраться опыта и создать репутацию. Однако компания Tiffany & Co., купленная у Avon Products, Inc. в октябре 1984 года за 135 миллионов долларов, немедленно сделала «Инвесткорп» ключевым игроком в деловой сфере. Сперва в «Инвесткорп» сделали исполнительным директором «Тиффани» Уильяма Р. Чейни, бывшего президента «Эйвон», поставив его во главе успешного возвращения ювелирной компании, а затем три года спустя вывели на биржу. Они достигли поразительного результата: 174 процента в год и репутация спасителей американской легенды.
– Мы понимали, что нельзя продавать ювелирные изделия так же, как косметику, – рассказывал Элиас Халлак, директор «Инвесткорп» по финансовым вопросам, много лет спустя. – И решили, что «Тиффани» надо для начала возродить славное прошлое.
Моранте изложил Маурицио историю «Инвесткорп» по телефону, и упоминание «Тиффани» склонило последнего к идее объединить силы с арабским банком.
– Он осознал, что партнер, сумевший возродить «Тиффани», – это партнер, которому важно имя компании, которого волнует качество; такой партнер, который достаточно хорошо разбирается в финансах, чтобы вывести компанию на биржу, – вспоминал Моранте.
Маурицио сказал, что может приехать в Лондон когда угодно. Однако за лето шквалистый ветер нагнал «несчастий бездну» в его морях: суд конфисковал его акции в «Гуччи», наложил арест на «Креол», а в компанию отправил собственных попечителей. И, как будто этого было недостаточно, личные счета Маурицио тоже оказались под арестом гражданского суда, который занялся расследованием дела о наследстве Родольфо. В тот июньский день, пересекая на мотоцикле итальянскую границу со Швейцарией, Маурицио гадал, что сказать людям в «Инвесткорп», которых он и в лицо-то никогда не видел. Как только он устроился в Чеза Муреццан, своем доме в Санкт-Морице, оптимизм его стал понемногу возвращаться, и он позвонил Моранте.
– Скажи им, что братья ставят мне палки в колеса; скажи, что я со всем разберусь. Скажи, что через полгода все это решится.
Моранте счел его слова убедительными и решил на него положиться. В переговорах с «Инвесткорп» он заметил: если же все сложится не так хорошо, как Маурицио рассчитывает, то из-за проблем с финансами и законом его долю в компании будет проще выкупить.
К моменту, когда в июне 1987 года Маурицио сбежал за границу, в разных судах по всему миру было заведено уже восемнадцать дел, связанных с семьей Гуччи, в том числе два новых, – их начал Паоло, когда выложил улики против Джорджо и Роберто, обвиняя их в создании сети офшоров в Панаме с целью вывести деньги из семейной компании и не платить налоги. В отсутствие Маурицио Джорджо совсем забыл об их соглашении и снова объединился с Роберто. Братья провели очередное собрание «Гуччи» в июле: вдвоем они контролировали 46,6 процента компании. Депонировать акции Маурицио было ошибкой – их теперь представлял назначенный судом управляющий, которого Роберто и Джорджо не допустили к голосованию. Они назначили новый совет директоров, председателем которого стал Джорджо, а также провели реорганизацию компании, хотя и не набрали кворум на собрании. Марио Казелла, адвокат из Милана и назначенный судом управляющий долей Маурицио в компании, только головой покачал.
– Ну вот, нам придется спасать «Гуччи» от Гуччи, – шепнул он Роберто Поли, назначенному судом бухгалтеру.
Когда 17 июля назначенные судом представители сформировали еще один совет директоров с Марией Мартеллини в роли председателя, компания «Гуччи» оказалась в необычной ситуации. У нее оказалось два президента и два совета директоров: один представлял семью, а второй – назначенных судом лиц. Альдо Гуччи, которому было уже восемьдесят два и которого совсем недавно выпустили из тюрьмы, немедленно взялся за дело. Он отправился из Соединенных Штатов во Флоренцию, снял номер в своем любимом «Отель де ла Виль» и помог семье и представителям власти прийти к компромиссу: суд назначил Марию Мартеллини председательницей, а Джорджо Гуччи получил должность почетного президента без управленческих прав; сын Роберто Козимо был назначен вице-президентом.
Впервые за всю историю «Гуччи» за рулем оказался не член семьи. Мартеллини силилась удержать компанию на плаву и избавить ее от феодальных замашек семейства, поэтому установила строгое бюрократичное правление, которое работники вспоминают как темный период в истории «Гуччи» – единственным плюсом стала выгодная лицензия, выданная на производство косметики от «Гуччи» итальянскому производителю Safilo SpA; эта лицензия действительна и по сей день.
– Компания села на мель, – вспоминала одна из давнишних сотрудниц компании. – Даже рулон туалетной бумаги было не купить без одобрения начальства. В компании ходят легенды о том, как однажды для закупки писчей бумаги компания потребовала проставить семь подписей. Не было места ни творчеству, ни развитию, оставалось только выживать.
Пока Маурицио был за пределами Италии, Альдо перенес войну против него на «Гуччи Америка», в которой племянник все еще владел ровно половиной акций. Совет оказался расколот надвое: с одной стороны Альдо и его сыновья, с другой – Маурицио. Твердо решив вернуть себе власть над компанией после оскорбительной стычки с Маурицио три года тому назад, Альдо был не настроен действовать осторожно. Он подал иск против «Гуччи Америка», требуя отстранить де Соле и ликвидировать компанию. Но и теперь Маурицио сумел его удивить.