– Меня изумило, как хорошо Альдо прижился в Штатах и какого успеха здесь добился, но с налоговой системой так и не поладил, – вспоминал Моранте. – Он принимал славу и шик, которые предлагала ему страна, но правил игры так и не принял – и дорого за это поплатился.
Альдо, который прекрасно знал, зачем явился Моранте, безупречно оделся перед их встречей и постарался впечатлить инвестора стилем и харизмой. Он дружелюбно расположился рядом с Моранте, рассказывая ему обо всем: об открытии магазинов, о товарах, о благотворительности и о наградах – время от времени испытующе поглядывая на гостя голубыми глазами за толстыми стеклами очков, очень напоминая при этом кота. В разговоре он главенствовал, и Моранте не мог не отметить, что в нем была та черта, которую итальянцы называют fascino[34], – и Альдо рад был ее проявить. Моранте понял, от кого Маурицио унаследовал талант рассказчика, живость и обилие историй. Он все слушал, и день клонился к вечеру.
Когда Альдо договорил, он посмотрел Моранте прямо в глаза.
– А теперь поговорим о том, зачем вы пришли.
Альдо знал, что ему придется продать акции: его сыновья, которым он щедро уступил свою долю задолго до собственной смерти, уже бросили компанию; он мог только последовать за ними. У Альдо оставалось всего 17 процентов в «Гуччи Америка», и над делами компании он был уже не властен. И добродушный тон Альдо вдруг сменился злостью.
– Все, чего я хочу, – это знать, что мой bischero-племянник не имеет к этому отношения! – прогремел Альдо. – Если он победит, тогда конец всему, что я создал! Я все еще дорожу Маурицио, несмотря на все, что между нами было, но я предупреждаю вас, он не готов взять «Гуччи» на свои плечи. Он не сумеет двигать компанию вперед!
Моранте заверил Альдо, что работал на международного инвестора, и поманил Альдо предложением оставить его в компании еще на несколько лет в качестве почетного консультанта.
– Он знал, что проиграл эту игру и что говорить больше не о чем, но чувство, что он сохранит хотя бы честь и хоть какую-то роль в бизнесе, было для него вопросом жизни и смерти, – впоследствии рассказывал Моранте. – Я отчетливо ощущал, что если он продаст мне все, то умрет. Он как будто отрывал кусок себя самого. И в тот момент он ненавидел своих детей за все, что они с ним сделали. Он отдал им все – и его оставили ни с чем.
В апреле 1989 года «Инвесткорп» отправила Рика Свенсона в Женеву заключить договор с Альдо. Эта сделка окончила процесс, продлившийся больше полутора лет, – одну из самых долгих, сложных и тайных сделок по приобретению в сфере инвестиций.
– Каким-то чудом никто до конца не выяснил, что это мы, – вспоминал Свенсон. – Больше полутора лет на нас работали адвокаты, банкиры, эксперты по торговым знакам – все, кто мог на нас указывать. Обычно в Италии так: ты чихнул, и все уже знают!
В какой-то момент, когда «Инвесткорп» была уже близка к покупке очередного блока акций у одного из кузенов, рядом съемочная группа ток-шоу «60 минут» брала интервью у Маурицио и гадала, кто же пытался выкупить «Гуччи» – и все это под музыку из сериала «Династия».
Когда «Инвесткорп» приобрела 50 процентов в компании «Гуччи», это стало еще одной ключевой точкой в истории семейной компании. Впервые с тех пор, как Гуччио Гуччи основал свой небольшой бизнес, такая значительная доля этого семейного бизнеса оказалась в руках постороннего. И, что самое важное, «Инвесткорп» была не частным лицом, а сложной и бездушной финансовой организацией, которая намеревалась добиться внушительной прибыли для своих инвесторов, хотя и проявила в итоге гораздо больше терпения и понимания, чем многие другие организации на ее месте.
Заключительная встреча с Альдо была назначена в юридической конторе в Женеве. Работники «Инвесткорп» поверить не могли, что они наконец дошли до конца этого долгого пути. Они тревожно готовились к худшему: что будет, если они перешлют деньги на счета Альдо, а тот вместе с адвокатами схватит сертификаты акций и сбежит, оставив банкиров с пустыми руками?
Команда «Инвесткорп» расположилась по одну сторону стола для переговоров, Альдо и его адвокаты – по другую. Сертификаты акций лежали перед Альдо. Все ждали звонка из банка с подтверждением транзакции.
– Это было так странно: все уже было обговорено и подписано, говорить было больше не о чем, и мы просто сидели в тишине и ждали, пока зазвонит телефон, – вспоминал Свенсон.
Когда звонок наконец прозвучал, все подскочили с мест. Трубку взял Свенсон.
– Когда я сбросил вызов, чтобы сказать: все в порядке, деньги пришли на счет, Альдо поднялся с места, а наши адвокаты потянулись через стол за его акциями. Мы все страшно переживали!
Альдо удивленно сморгнул, держа акции в руках. А затем встал, обошел стол, приблизился к Полу Димитруку и галантно передал ему сертификаты из рук в в руки.
– Эти Гуччи – все они были актерами, никто из них никогда не показывал тревоги, – рассказывал Свенсон. Напряжение нарушил хлопок пробки от шампанского. Димитрук произнес речь о наследии Альдо и о том, как много он построил. Затем высказался и сам Альдо – сбиваясь, не в силах удержать слез.
– В общем, – говорил Свенсон, – это была весьма печальная сцена.
Все, над чем трудился Альдо, было кончено. В восемьдесят четыре года он покинул «Гуччи» вслед за сыновьями, продав последние частицы империи, которую он создал, финансовой организации.
– Когда мы закончили, то просто замерли на местах: никто не знал, что сказать, и повисло неловкое молчание, – рассказывал Свенсон. – Тогда Альдо надел кашемировое пальто и шляпу, его адвокаты тоже оделись, пожали инвесторам руки и вышли в холодную женевскую ночь. Примерно через полминуты Альдо вернулся – какой позор, – потому что его такси еще не прибыло.
Два дня спустя Альдо прислал Свенсону счета за гостиницу и билеты до места встречи.
– Чего еще ждать от Гуччи! – смеялся Свенсон.
Глава 10. Американцы
В 1989 году, теплым июльским утром, Маурицио пригласил Доун Мелло, президента «Бергдорф Гудман Бергдорф Гудман», в номер, который снял в отеле «Пьер» в Нью-Йорке специально для этой встречи.
– Мисс Мелло! Я так рад встрече с вами! – выразительно воскликнул Маурицио, приглашая гостью в номер и жестом предлагая ей расположиться на мягком диване, а сам устроился в кресле с подголовником слева от нее. Он звонил Мелло неделями, но она до той недели не отвечала на его звонки. Маурицио рассчитывал на помощь Мелло в исполнении его мечты о «Гуччи». Он сказал ей:
– Мои родственники разрушили бренд, и я собираюсь возродить его.
Мелло внимательно слушала его, поражаясь, как хорошо, почти без акцента, он говорит по-английски.
Доун Мелло стала звездой американского торгового мира, когда возродила легендарную, но вялую компанию «Бергдорф Гудман». Маурицио знал, что расположить к себе такого человека будет сложно, но был готов попытаться.
Расположившаяся в западной части Пятой авеню, между 57-й и 58-й улицами, компания «Бергдорф Гудман» была основана в 1901 году двумя торговцами, Эдвином Гудманом и Германом Бергдорфом. С годами их магазин приобрел репутацию одного из самых дорогих и элегантных женских магазинов в мире, но к середине семидесятых эта репутация начала меркнуть. Сын Гудмана, Эндрю, продал магазин в 1972 году троим партнерам: Картеру, Хоули и Хейлу. В 1975 году, пытаясь вернуть магазину былую славу, новые владельцы наняли человека по имени Ира Неймарк – высокого, вежливого и опытного управляющего по продажам из «Б. Альтман», который начал карьеру в семнадцать лет швейцаром в «Бонвит Теллер». Неймарк привел с собой Доун Мелло.
– «Бергдорф Гудман» постарел вместе со своими владельцами, – вспоминала Мелло. – Среднестатистическому клиенту было около шестидесяти – то были очень консервативные люди. Образ магазина запылился так, что ни французские, ни американские дизайнеры не хотели с нами работать!
По опыту работы директором раздела моды в «Б. Альтман» Мелло знала, что популярность набирают такие итальянские имена, как Фенди, Миссони, Криция и Базиль. Молодой Джанни Версаче обращал на себя все внимание дизайнами для «Каллахан» – бренда, созданного производителем одежды «Замаспорт» в Северной Италии.
Мелло вспоминала, что они начали приобретать итальянские коллекции, а также переделали весь декор в «Бергдорф Гудман», сделав его одновременно роскошным и уютным. Теперь на потолке в передней сверкала старинная хрустальная люстра, пол украшала новая мраморная мозаика из Италии, а по всему магазину в хрустальных вазах были расставлены цветы. К 1981 году в «Бергдорфе» можно было найти все лучшие имена дизайнеров из Италии и Франции, включая Ив Сен-Лорана и Шанель. Даже бледно-лиловые сумки-шоперы «Бергдорф Гудман» стали символом статуса: с ними появлялись и светские львицы, и рок-звезды, и королевские особы. Когда в начале девяностых Ив Сен-Лоран начал терять свой блеск, «Бергдорф» бросили его без сожаления – это много говорило о том, чего добился сам магазин.
– Есть лишь один Городской балет Нью-Йорка, лишь одна Метрополитен-опера, одна Нью-Йоркская биржа, есть лишь один Мэдисон-сквер-гарден, один Нью-Йоркский музей современного искусства и один «Бергдорф Гудман», – писали в журнале «Таун энд Кантри» в 1985 году.
Маурицио надеялся, что Мелло сделает для «Гуччи» то же, что сделала для «Бергдорф». Он только что вернул себе контроль над собственной долей в компании и благодаря новому союзнику, «Инвесткорп», стал единогласно выбранным председателем «Гуччи»: это решение было принято 27 мая 1989 года. Когда Мелло не стала брать трубку, Маурицио уговорил общего знакомого, торгового аналитика с Уолл-стрит, Уолтера Леба, позвонить ей.
– Маурицио Гуччи очень хочет с тобой поговорить, – сказал Леб. – Почему ты ему не ответишь?
– Но мне правда неинтересно, – ответила Мелло. – Я люблю свой магазин и уходить из него не собираюсь. Что я могу для него сделать?