лам во всем городе и почти неотъемлемая часть Миланского трибунала, с копной седых волос и в широкой черной мантии, присущей представителям его профессии. Слева от него сидел Джованни Панзарини, адвокат Маурицио по гражданским делам, с прикрытыми в сосредоточенности глазами. Маурицио молча сидел в своем сером двубортном костюме, напряженно скрестив руки на груди. Мужчины слегка вздрогнули и встали, когда раздался звонок, возвещающий о прибытии Гвиччарди. Заняв свое место на судейской скамье, Гвиччарди объявил о своем решении: «От имени итальянского народа апелляционный суд Милана…»
Маурицио нервно поправил очки на носу и стиснул зубы – следующие, слова, которые произнесет судья Гвиччарди, либо полностью ликвидируют все его проблемы с законом, либо оставят неизгладимый след на его репутации и солидный счет, который придется оплатить. Хотя он вышел относительно сухим из воды чуть более года назад после дела о подделке подписи его отца – с условным сроком и без отметки о судимости, – приговор апелляционного суда был его последним шансом вернуть себе доброе имя. Маурицио затаил дыхание и разглядывал застежки на судейской мантии.
«…в соответствии с приговором, вынесенным судом низшей инстанции, с Маурицио Гуччи снимаются все выдвинутые против него обвинения».
Эти слова пронеслись в голове Маурицио, как солнечные лучи после грозы. Он победил! Он не только пережил все юридические нападки со стороны своих родственников, но к тому же теперь, через два с половиной года после того, как был вынужден бежать из Милана на своем красном «Кавасаки», он вернул свое доброе имя. Маурицио обнял Д’Айелло и заплакал. Партнеры Маурицио по «Инвесткорп» были довольны и успокоены этим решением (и на самом деле не хотели знать подробностей). Казалось, Маурицио чудесным образом исполнил свои обещания о том, что сам разберется с этой проблемой. Несколько руководителей «Инвесткорп» вспомнили, что Маурицио казался чрезвычайно уверенным в исходе даже несколькими неделями ранее.
Другие были ошеломлены вердиктом. Доказательства вины Маурицио казались неопровержимыми. Два свидетеля дали показания против него. Роберта Кассоль, бывшая секретарша Родольфо, подробно описала, как подписи были подделаны ее тогдашней помощницей Лилианой Коломбо. Джорджо Кантини, распорядитель офиса «Гуччи» в Скандиччи, заявил, что сертификаты акций были заперты в его сейфе 5 ноября 1982 года – в тот день, когда Родольфо якобы передал их Маурицио. Кантини сказал, что акции оставались в сейфе до смерти в мае 1983 года Родольфо, когда он передал их Маурицио. Кроме того, в ходе как судебного разбирательства, так и апелляции четыре отдельных анализа почерка, проведенных по решению суда, показали, что подписи даже отдаленно не напоминали почерк Родольфо, но были похожи на почерк Коломбо. Наконец, прокурор даже проанализировал дату фискальных марок, прикрепленных к сертификатам акций в момент предполагаемой передачи, – марки были выпущены правительственной типографией через три дня после смерти Родольфо! Несмотря на все улики против Маурицио, он победил, его адвокаты мужественно доказывали, что враждебная флорентийская семья Маурицио плела против него заговор. Они поставили под сомнение анализ почерка; они развенчали показания Кассоль, заявив, что она хотела отомстить после того, как Маурицио уволил ее; и они подняли вопрос о том, что у Родольфо был еще один ключ от сейфа, находящийся в распоряжении Кантини. Они даже предположили, что правительственная типография непреднамеренно выпустила марки, которые обычно печатались заранее, до указанной даты. Были ли их доводы достаточными, чтобы убедить судью? В своем вердикте Гвиччарди заявил, что невозможно без сомнения доказать, что подписи были фальсифицированы. Маурицио был оправдан ввиду отсутствия достаточных доказательств.
– Это был худший вердикт, который я когда-либо видел в своей жизни, – говорил государственный обвинитель Доменико Сальвемини, который яростно боролся против решения, доведя его до высшего суда Италии, La Corte di Cassazione, где ему было отказано в пересмотре дела.
– У меня есть свои предположения о том, что произошло, но будет неправильно раскрывать их, – сказал Сальвемини, чьи друзья вспоминают, что он так огорчился из-за этого решения, что чуть не закончил карьеру. Со временем он стал более философичным. – Иногда тебе отказывают, такова жизнь, – сказал Сальвемини много лет спустя.
Маурицио, будучи в восторге от своей победы, вернулся к исполнению своих обязанностей в «Гуччи» с новыми силами, в то время как Мелло и ее помощник Ричард Ламбертсон начали изучать взлеты и падения итальянского производства. Маурицио понравился Ламбертсон, и он тоже взял его под свое крыло, познакомил с рабочими флорентийской фабрики и посвятил в тонкости выделки кожи.
– Он отвез меня на фабрику во Флоренции и сказал: «Ричард хороший парень», так что мы вместе ездили туда и обратно. Однажды мы провели целую неделю, просто делая набор сумок, – вспоминал Ламбертсон.
– Маурицио был фанатиком. Все должно было быть идеально, вплоть до мельчайших деталей. Мы привели в порядок все оборудование и даже разработали логотип GG, который наносили на заклепки для сумок.
Мелло и Ламбертсон посетили производителей «Гуччи» во Флоренции, которые начали доверять им и обучать их своему бизнесу. Они узнали, что многие товары «Гуччи» ценились по-разному. Шелковые шарфы, например, стоили дороже, чем искусно сшитые сумки! Позже они обнаружили, что одной из причин неустойчивого ценообразования была система выплат сотрудникам «Гуччи», которые предлагали прибыльные контракты региональным поставщикам и ожидали за это отката.
Мелло, во многом озадаченная новым миром, в котором она оказалась, начала получать анонимные телефонные звонки по ночам. «Signora, sono stanco di pagare il signor Palulla», – повторял ночь за ночью тревожный голос. «Я устал платить мистеру Палулле».
– Я ничего не знала обо всем этом, но прошло совсем немного времени, прежде чем я поняла, какие решения необходимо принять, – рассказывала Мелло. Она подошла к Маурицио и рассказала ему о том, что узнала. Он согласился внести изменения, хотя и не всегда действовал так быстро, как следовало бы.
Мелло вскоре поняла, что компания «Гуччи» для флорентийских производителей была чем-то вроде матки для пчелиного роя: они нянчились с ней, обслуживали ее, соглашались на ее часто необоснованные просьбы – и извлекали из этого выгоду. В сообществе ремесленников было широко известно, что время от времени поставщики сумок «Гуччи» выносили одну или две через заднюю дверь и продавали с рук – одно из неявных преимуществ торговли.
– Гуччи – икона для флорентийцев, – говорила Мелло. – Это бренд, с которым они жаждут сотрудничать, а не просто очередной клиент. С силой, которая приходит вместе с этим сотрудничеством, нелегко совладать.
Чтобы помочь каталогизировать то, что утрачено, Мелло хотела создать четко структурированный архив – нечто большее, чем несколько старых случайных фотографий и образцов, которые она нашла. Она уже собрала несколько вещей, найденных на лондонских блошиных рынках, богатом источнике ретромоды; молодые английские девушки рыскали по блошиным рынкам в поисках мужских мокасин от Гуччи, чтобы носить их самим.
– Эти девушки покупали мужские мокасины для себя, – вспоминала Мелло. Они с Ламбертсоном подхватили идею и переделали женские мокасины, сделав их более спортивными и модными. – Мы сменили женскую колодку на мужскую, сделали передок выше и сшили обувь из замши шестнадцати разных цветов, – говорила Мелло.
Однажды Мелло и Ламбертсон поехали на холмы вокруг Флоренции в поисках производителя ювелирных изделий, который работал на «Гуччи» в 1960-х годах. Когда они подъехали к месту, о котором им говорили, они обнаружили морщинистого старика, топившего печь углем в маленькой ювелирной мастерской. Его глаза загорелись, когда они объяснили цель своего визита. Он подошел к маленькому сейфу и начал вынимать ящики, полные украшений «Гуччи», которые он делал на протяжении многих лет.
– Мы сидели на полу в благоговейном страхе и перебирали ящик за ящиком. Это было чудесно. Он давно мог бы продать все это в пять раз дороже, но он знал, что когда-нибудь кто-нибудь захочет восстановить бренд, и приберег все для этого дня, – сказала Мелло, нанявшая старичка, чтобы он снова начал производство для «Гуччи». – Именно тогда мы начали понимать, что у нас есть, – сказала она.
Затем они вернулись к сумке с бамбуковой ручкой, знаменитой модели 0063. Немного увеличив ее, чтобы сделать более практичной, они также добавили съемный кожаный плечевой ремень и изготовили его из телячьей кожи (за 895 долларов) и крокодиловой кожи (за 8000 долларов). Для осенней коллекции они ее уменьшили, изготовив «детские» сумки из атласа, кожи козленка и замши в радужных цветах – от розового, канареечно-желтого и фиолетового до красного, темно-синего и основного черного.
Мелло также была первым человеком в «Гуччи», который серьезно отнесся к феномену «Прада». «Прада» начала набирать обороты в середине восьмидесятых, когда стала понемногу привлекать поклонников миланской моды. В 1978 году Миучча Прада изобрела инновационную нейлоновую сумку из парашютной ткани, и эта модель оказалась простой, но революционной концепцией в то время, когда большинство сумок были жесткими, квадратными и изготовленными из кожи. В 1986 году молодая женщина, работавшая в дизайнерском офисе «Гуччи» под руководством Джорджо и его жены Марии Пиа (которая взяла на себя основную функцию в разработке продукта после ухода Паоло), привезла образец нейлоновых сумок «Прада» на встречу дизайнеров в Скандиччи.
– «Прада» начинала делать себе имя среди миланской модной элиты, – вспоминал Клаудио Дель’Инноченти, которого Маурицио незадолго до этого нанял для разработки нового ассортимента подарочных изделий и координации производства. Мягкие нейлоновые сумки презрительно игнорировались как бросовый товар миланского уличного торговца – они не имели ничего общего с изысканными, хорошо сконструированными кожаными сумками, производимыми «Гуччи».