– Тогда на эти сумки просто не обратили внимания, – вспоминал Дель’Инноченти. – Вся концепция мягкой сумки появилась у «Гуччи» только несколько лет спустя, и даже тогда, из-за большого внутреннего конфликта, нам пришлось переучивать людей, которые привыкли делать сумки из твердой кожи.
Мелло знала, что ей нужно сбалансировать возрожденные традиции Гуччи с последними тенденциями моды, поэтому она откликнулась на потребность женщин в мягкой сумочке, которую можно было легко упаковать в чемодан, вернув к жизни сумку-хобо, которую она с нежностью вспоминала с юности – эластичную, вместительную сумку, которая не продавалась с 1975 года. Но, как и девушка, разодетая в пух и прах, которой некуда пойти, новый образ «Гуччи» оставался невидимым для большинства модельеров, которые были гораздо сильнее очарованы захватывающими шоу и бурными вечеринками, устроенными такими дизайнерами, как Джорджо Армани, Валентино и Джанни Версаче.
– Мы не могли никого пригласить к себе, – вспоминала Мелло. – Это была настоящая проблема.
После того как международная пресса проигнорировала ее первую презентацию для «Гуччи» во флорентийском отеле «Вилла Кора» весной 1990 года, у Мелло появилась идея. Она попросила свою секретаршу обзвонить всех влиятельных редакторов модных журналов в Нью-Йорке и узнать их размеры обуви; она отправила новые мокасины от Гуччи всем, кого смогла вспомнить.
– Вот так мы их и заполучили, – говорила Мелло с довольной улыбкой.
К январю 1990 года Маурицио разослал письмо примерно 665 розничным клиентам в США, в котором объявил, что ликвидирует коллекцию холщовых аксессуаров «Гуччи» и закрывает оптовый бизнес «Гуччи» в универмагах – немедленно. Топ-менеджеры ведущих универмагов подняли вопль протеста, но Маурицио отказался идти на компромисс. Доменико де Соле попытался отговорить его, прекрасно зная, что продукция из холста представляет собой основу бизнеса «Гуччи» в Соединенных Штатах – с общей выручкой почти 100 миллионов долларов. Де Соле обратился в «Инвесткорп», сообщив о том, что сделал Маурицио, и предупредив о последствиях. Он подумал, что было бы лучше проводить более плавные изменения.
Маурицио не только держался стойко, он также сократил беспошлинный бизнес по всему миру. В холщовых аксессуарах, оптовом бизнесе и беспошлинной торговле сокращение общей выручки составило около 110 миллионов долларов.
– Мы не можем выносить сор из избы, – настойчиво объяснял он команде «Инвесткорп». – Мы должны привести в порядок наш собственный дом, а затем вернуться на рынок с позиции силы. Тогда мы сможем ставить условия, – сказал он.
Маурицио знал, что ему нужно избавить «Гуччи» от образа «аптеки», прежде чем вернуть бренду блеск. Отныне бизнес «Гуччи» будет ограничен исключительно шестьюдесятью четырьмя полностью контролируемыми магазинами, которые Маурицио начал ремонтировать с помощью своего приятеля – дизайнера интерьеров Тото Руссо.
Маурицио хотел, чтобы клиенты «Гуччи» заходили в его магазины и чувствовали себя так, как будто они находятся в роскошной, изысканно обставленной гостиной. Он не оставил ни одной детали на волю случая. Вместе с Тото он разработал новые шкафы и светильники из полированной танганики и орехового дерева для демонстрации новых аксессуаров и одежды «Гуччи». Шкафы были декорированы тонким стеклом с изумрудной огранкой и фаской. На круглых полированных столах красного дерева красовались шелковые шарфы и галстуки всех цветов радуги. Изготовленные на заказ молочно-белые лампы свисали с потолка на золотых цепочках, создавая теплое освещение, похожее на освещение во дворцах. Стены украшали подлинники масляной живописи. Тото разработал два стула для торгового зала, которые он скопировал с оригинальных предметов русского антиквариата и в больших количествах воспроизвел для магазинов: стул «Царь», который красовался в отделах мужской одежды, был смоделирован по образцу неоклассической модели, в то время как более изящная ореховая «Николетта», датируемая 1800-ми годами, предназначалась для женского отдела. Счета за эту роскошную мебель росли, но Маурицио это не волновало. Он хотел, чтобы магазины были идеальными.
– Чтобы продавать стиль, у нас самих должен быть стиль! – утверждал он.
Когда Мелло увидела, что проект Руссо – каким бы красивым он ни был – недостаточно хорош с точки зрения мерчендайзинга, который, по ее мнению, был важен для продажи товаров, она пригласила американского архитектора Наоми Лефф, чтобы попытаться оптимизировать некоторые светильники, что сразу же привело к столкновению между неаполитанским дизайнером интерьера и американским архитектором.
У Маурицио было мало времени или желания выступать посредником – он продвигал свои планы. Благодаря долгим дням каталогизации предложений «Гуччи» восьмидесятых годов, Маурицио и его сотрудники сократили линейку продуктов примерно до 7000 наименований с 22 000, уменьшили количество стилей сумок с 350 до 100 и убавили количество магазинов – с более чем 1000 до 180.
В июне 1990 года новая команда Маурицио представила свою первую осеннюю коллекцию. «Гуччи», по своему обыкновению, арендовала помещение в старом конференц-центре «Центро» во Флоренции на весь месяц и пригласила восемьсот с лишним покупателей «Гуччи» со всего мира.
Мелло и Ламбертсон разложили новые сумки с бамбуковыми ручками, сумки-хобо и мокасины всех цветов радуги. Когда Маурицио прибыл, чтобы осмотреть коллекцию, он медленно прошелся вдоль образцов, разглядывая каждый предмет, лишившись дара речи. Потом он заплакал. То были слезы радости.
Когда весь персонал и покупатели наконец собрались в демонстрационном зале, он показал всем одну из новых сумочек с бамбуковыми ручками.
– Это то, ради чего работал мой отец, – сказал Маурицио. – Это то, чем когда-то была «Гуччи»!
Убежденный в том, что для достижения своего нового статуса «Гуччи» необходимо сильное присутствие в Милане, Маурицио начал искать подходящее место для новой штаб-квартиры в модной и финансовой столице Италии. К концу 1980-х годов Милан уже соперничал с Парижем как признанный центр моды. Париж по-прежнему оставался столицей моды, тогда как Милан превратился в центр современной, элегантной готовой одежды. Армани и Версаче стали королями моды в Милане, но появились и новые интересные дизайнеры, такие как Дольче и Габбана. Поскольку журналисты и покупатели дважды в год съезжаются в Милан на сезонные показы дизайнерской одежды, Маурицио чувствовал, что «Гуччи» должна быть частью представления. Маурицио также гораздо лучше чувствовал себя в Милане, чем во Флоренции, где, по мнению некоторых, он буквально испытывал физический дискомфорт.
Опять же с помощью Тото Маурицио арендовал красивое пятиэтажное здание на Сан-Феделе, небольшой площади, вымощенной гладким белым камнем, расположенной между Дуомо и оперным театром Ла Скала, и примыкавшей к величественной колоннаде Палаццо Марино, внушительной городской ратуши Милана. Ремонт в новом здании прошел молниеносно, и все было готово в рекордно короткие сроки, менее чем за пять месяцев от начала до конца, включая перепланировку и мебель, – неслыханно даже для Милана.
Все административные офисы на верхнем этаже выходили на просторную террасу, опоясывающую здание, где стол и стулья были установлены под решетчатой беседкой, чтобы в солнечные дни высшее руководство «Гуччи» могло пообедать на воздухе. Представительский люкс Маурицио был одним из главных достижений Тото. Обшивка из орехового дерева, паркетные полы и темно-зеленая ткань на стенах создавали в кабинете Маурицио теплую, элегантную атмосферу. Двойные двери вели оттуда в небольшой конференц-зал с квадратным столом и четырьмя стульями. Маурицио проводил большую часть своего времени в этом конференц-зале, а не за своим столом Карла X, и предпочитал принимать посетителей там, где они могли разложить свои материалы и поговорить. Он привез знаменитые бюсты, представляющие четыре континента, из старого Зала Династии во Флоренции и установил по одному в каждом углу конференц-зала. Здесь же он повесил черно-белую фотографию своего отца Родольфо и деда Гуччио. Он модернизировал старые маркерные доски с Виа Монте Наполеоне в современную автоматизированную систему с электронными страницами, установленными в незаметных шкафах вдоль одной стены, где он также разместил телевизор и стереосистему. Пара раздвижных дверей открылась из личного конференц-зала Маурицио в большой официальный зал заседаний. Полностью отделанная панелями из орехового дерева, комната состояла из длинного овального стола для совещаний и двенадцати обтянутых кожей стульев.
На стене своего кабинета, по диагонали справа от письменного стола и над обитым зеленой кожей диваном с Виа Монте Наполеоне, Маурицио повесил картину с изображением Венеции, принадлежавшую его отцу. На боковом столике рядом с диваном стояла черно-белая фотография Родольфо. Фотография его матери стояла на его собственном столе, где он также хранил подарок от Аллегры – забавную банку из-под кока-колы на батарейках и в солнечных очках, которая тряслась от смеха, когда кто-то входил в комнату. Напротив дивана стояла антикварная консоль, на которой он разместил фотографии улыбающихся Алессандры и Аллегры и миниатюрный сундучок, наполненный хрустальными бутылками из-под ликера. Стол Лилианы стоял в коридоре с зеленым ковром перед кабинетом Маурицио, в то время как Доун Мелло попросила небольшой кабинет на другой стороне этажа с видом на шпили Миланского собора – если уж ей пришлось лишиться вида на Центральный парк, она, по крайней мере, хотела увидеть Дуомо. Ей особенно понравились двойные стеклянные двери, которые открывались на террасу.
Административные офисы занимали четвертый этаж здания Сан-Феделе, а дизайнерская студия и офисы располагались на третьем этаже. Пресс-служба находилась на втором этаже, а на первом этаже по просьбе Доун обустроили небольшой демонстрационный зал для сезонных презентаций «Гуччи».
К сентябрю 1991 года новые офисы на площади Сан-Феделе были готовы, и Маурицио организовал коктейльную вечеринку для персонала и званый ужин на террасе на крыше в честь