– Идея этого уикенда состояла в том, чтобы хорошо провести время и наряду с этим вместе поразмышлять в приятной обстановке обо всем происходящем, – вспоминал Моранте.
Маурицио зафрахтовал небольшой самолет, чтобы в пятницу днем доставить их из Милана в Ниццу, где они сели на вертолет до Сен-Тропе, несмотря на то что на горизонте сгущались темные грозовые тучи. Вертолет болтался на ветру среди облаков, которые быстро окутывали маленький портовый городок, из-за чего пассажиры пережили несколько неприятных минут. С облегчением приземлившись на небольшой вертолетной площадке в центре Сен-Тропе, трое мужчин подошли к причалу, где их ждал тендер[38] из красного дерева, а вдали вырисовывался трехмачтовый силуэт «Креола». Парусник длиной более 60 метров был слишком большим, чтобы войти в порт, и стоял на якоре у входа в небольшой залив Сен-Тропе.
Трое мужчин беззаботно болтали о погоде, судне и предстоящих выходных. Маурицио рассказал о своих злоключениях, связанных с ремонтом «Креола», – с того дня, как он уволил архитектора, нанятого Патрицией, до того дня летом 1986 года, когда скрипучая шхуна была пришвартована на верфи в Специи. Когда Паоло начал обвинять Маурицио в том, что судно было приобретено незаконно, тот испугался, что власти могут попытаться конфисковать яхту его мечты. Однажды утром он приказал капитану сняться с якоря, поднять паруса и покинуть гавань с плотниками на борту под видом пробного рейса. «Креол» причалил на Мальте, чтобы высадить озадаченных рабочих, после чего отбыл в испанский порт Пальма-де-Майорка, который стал его новым домом. Маурицио описал Моранте свои неоценимые усилия по восстановлению былой славы парусника и оснащению его всеми доступными современными технологиями. Тото Руссо помог Маурицио отделать помещения в его излюбленном роскошном старомодном стиле – и все это по впечатляющим ценам. Ремонт только одной из кают обошелся в 970 тысяч долларов. «Креол» действительно стал одной из самых красивых яхт в мире, но заплатить за это пришлось намного больше, чем Маурицио мог себе представить.
Мужчины помчались к яхте на тендере, замолчав, когда внушительная темная громада великолепной шхуны нависла над ними.
Они поднялись на борт, поздоровались со шкипером, улыбчивым англичанином по имени Джон Бардон, и по корабельной традиции отдали честь флагу. Затем Маурицио устроил Моранте небольшую экскурсию. Он превратил бывшую каюту Ставроса Ниархоса в роскошную гостиную с картинами, мраморным столом и ультрасовременной аудиосистемой. Под палубой на корме расположились четыре двухместные каюты, каждая из которых была обшита панелями из различных ценных пород дерева – тика, красного дерева, кедра и шиповника – и украшена восточными картинами; в каждой была собственная ванная комната c роскошными полотенцами и туалетными принадлежностями, изготовленными специально для «Креола». Напротив главной каюты Маурицио по правому борту находилась кают-компания с удобной, обитой тонкой тканью скамьей вдоль двух складных деревянных столов, которые можно было раздвинуть, чтобы усадить за них двенадцать человек, или сложить, чтобы образовать два журнальных столика поменьше. Бар, техническое помещение, прачечная и каюты экипажа находились на одной палубе в носовой части корабля, а камбуз и машинное отделение располагались глубоко внизу.
Маурицио выдал Моранте и Руссо по комплекту специально заказанной для них формы, состоящему из белой толстовки и брюк с эмблемой «Креола» – парой переплетенных мифологических морских коньков с головами единорогов. Затем Маурицио бросился на поиски Бардона, чтобы выведать у него последние морские сплетни. Моранте послушно переоделся в форму, предоставленную Маурицио, и отправился на поиски Тото, которого он нашел в гостиной, куда снизу доносился голос Маурицио, весело болтающего и смеющегося с Бардоном.
Руссо провел Моранте по комнате, указывая на идеально подогнанный буазери[39], изящные медные светильники в форме прыгающих рыб, которые были вручную скопированы со старинного оригинала, и стол из розового мрамора с бронзовым основанием в виде переплетенных морских коньков (тоже хорошо сделанная копия). Затем, с бокалами в руках, двое мужчин плюхнулись друг против друга на два кожаных дивана – один кремового цвета, другой серый, – два самых ценных предмета в коллекции Маурицио, сделанные из натуральной акульей кожи. Руссо указал на мягкий серо-голубой блеск на стенах за их головами и вздернул темные брови.
– Шкура скатов, привезенная из Японии! – с чувством произнес он. Идея Маурицио, объяснил он, состояла в том, чтобы создать изысканный морской декор, не прибегая к китчевым мотивам из раковин и лодок.
– Впечатляет, очень впечатляет, – пробормотал Моранте, глядя на картину на стене напротив него, изображающую пейзаж с закатом над устьем Нила, залитый мерцающим светом.
Руссо понял, что Моранте, хотя и выражал восхищение, был чем-то озабочен. Недавно они слегка повздорили, когда Моранте начал критиковать астрономические счета Руссо за реконструкцию магазинов «Гуччи». Руссо, который преуспел из-за легкомысленного отношения Маурицио к деньгам, пытался оценить менеджера, чье растущее влияние на Маурицио беспокоило его.
– Андреа, скажи мне… Как на самом деле идут дела в «Гуччи»? – испытующе спросил его Руссо.
– Не очень хорошо, Тото, – серьезно ответил Моранте, ставя бокал.
– Расскажи поподробнее, – попросил Тото.
– Ну, сейчас трудное время, рынок падает, идеи Маурицио великолепны, у него правильный взгляд на «Гуччи», но ему действительно нужен кто-то, кто поможет ему справиться с этим. Ему нужно делегировать полномочия, иначе все будет только хуже, – сказал Моранте, сжимая губы под щетинистыми усами с проседью, и его лоб нахмурился.
– Именно этого я и боялся, Андреа, – сказал Руссо.
– Меня беспокоит то, что он, похоже, не понимает, что происходит, – сказал Моранте. – Я имею в виду, что он видит все цифры, он все знает, но почему-то словно не замечает всего этого.
– Ты знаешь, Андреа, мы его единственные друзья, все остальные хотят что-то от него получить, – сказал Руссо. – Мы обязаны сказать ему об этом. Мы должны поговорить с ним… ты должен сказать ему… он доверяет тебе.
– Не знаю, Тото, – сказал Моранте, качая головой. – Он может неправильно это понять. Ты знаешь, как он относится к «Гуччи». Он считает, что должен доказать всем, что может сделать все сам.
Несмотря на свои опасения, Моранте пообещал Руссо, что поговорит с Маурицио о его проблемах. Они договорились подождать до вечера воскресенья, чтобы не портить выходные. Моранте надеялся, что непринужденная и красивая обстановка сделает Маурицио более открытым для того, что собирался сказать Моранте.
В этот момент Маурицио, радостно улыбаясь, взбежал по трапу и вошел в каюту, чтобы пригласить их отобедать внизу, в кают-компании. Кок приготовил свое фирменное блюдо, одно из любимых блюд Маурицио, spaghetti al riccio di mare, или спагетти с морским ежом, а затем нежную рыбу, приготовленную на гриле. Маурицио заполнил судовые холодильники ящиками сухого белого «Монраше» – винные эксперты называли его лучшим белым бургундским: сорт, который ему особенно нравился. После ужина они все расположились в гостиной, выпили еще «Монраше» и послушали музыку. Маурицио снова и снова ставил популярный хит того времени Mi Manchi («Я скучаю по тебе»), слушая знойный голос итальянской поп-певицы Анны Оксы и думая о Шери, с которой он расстался незадолго до этого.
После нескольких лет встреч Шери спросила Маурицио о его намерениях в отношении ее. Ей хотелось бы построить с ним что-то более прочное, возможно, даже создать семью. Он должен был признаться себе и Шери, что он не тот мужчина, который ей нужен. У него уже была семья, пусть и не живущая вместе, и он надеялся когда-нибудь воссоединиться со своими дочерьми. Он также был настолько погружен в перезапуск «Гуччи», что у него оставалось мало времени для личной жизни. Он отпустил Шери, хотя и скучал по нежности, теплу и непринужденности, которые испытывал при общении с ней.
К утру облака рассеялись, и пассажиры «Креола» проснулись под ясным небом и свежим ветерком, обещавшим захватывающую регату. Мужчины надели фирменные ветровки и поднялись на крышу рубки, откуда они могли наблюдать за каждым маневром, не мешая матросам. Члены экипажа суетились, готовя канаты и паруса к гонке, и, когда они подняли тяжелый якорь, «Креол» плавно двинулся вперед, как только паруса поймали ветер. Бардон, по старинке отдавая команды свистком, заставил экипаж сделать нескольких пробных крутых поворотов.
Мужчины подняли головы, когда к ним внезапно приблизился голубой 30-метровый шлюп. За рулем стоял загорелый мужчина с копной белоснежных волос. Лодка была очень битая, и этот человек был не кто иной, как Джанни Аньелли, тогдашний президент «Фиата», прозванный неофициальным королем Италии за его властность и стать. Элегантный, образованный человек, женатый на прекрасной Марелле Караччоло, Аньелли пользовался всенародным уважением, которого удостаивались немногие – а возможно, и никто – из политических лидеров страны. Итальянская пресса называла Аньелли L’Avvocato, то есть «адвокатом».
Аньелли приказал одному из членов своей команды попросить разрешения подняться на борт. Он уже не в первый раз обращался с такой просьбой. Однажды, когда судно стояло в порту на ремонте, Маурицио увидел приближающегося Аньелли и, нырнув в одну из кают, попросил рабочего, находившегося на борту, сказать, что мистера Гуччи нет, и отклонить просьбу.
Маурицио еще раз передал Аньелли отрицательный ответ через одного из своих матросов, сказав, что ремонт на «Креоле» не завершен и что лодка не готова для посетителей. При этом Аньелли выполнил резкий маневр и приблизил свой «Экстра Бит» к борту «Креола», встревожив шкипера и команду шхуны и привлекая рой папарацци, которые метались туда-сюда по бурлящим бурунам ради фотографий этого противостояния.